Страница 100 из 140
- Да не бойтесь вы, дедушка! – успокаивала его Ольга. – Ну что со мной случиться? Мы ж далеко от границы, война может и вовсе кончилась.
- Коли она кончилась, что отец-то твой, да Петька не приезжают? – ворчал старик. – Ох не верю я этому Густаву!
- Да какому? Королю что ль? – смеялась девушка. – Ну подумай сам, кто он – король, и кто мы? Зачем мы ему сдались?
- Ох, не уговаривай меня, Олюшка, все равно не спокойно на сердце. А вдруг, какую подлость умышлят, диверсию?
- Да далеко мы, дедушка!
- А давеча? Было ж нападение на генерала этого, ну из шведов бывших, Спренгт… Спренг…, тьфу, и не выговоришь.
- Спренгпортена, дедушка. – подсказала.
- Во-во, его самого. Казаки сказывали. Банда целая рыскала в окрестностях.
- Так переловили же их! И потом, опять же, генерал! А мы? Отставной полковник с крестьянами и дочь дворянская. Ну кому мы нужны?
- Эх! – все ворчал Веселовский, но делать нечего собираться стал в Кексгольм. Сперва на пару дней уехал, вернулся, потом на три-четыре, а после успокаиваться стал – видит, что ничего не случилось, и на неделю две стал уезжать. Возвращаясь, жаловался:
- Что за командиры пошли нынче? Нет на них Лександра Васильевича Суворова или хотя бы графа Миниха блистательного .
- Что так, дедушка?
- Да не берегут рекрутов-то! Мало того, что полуживые от голода и холода приходят, больные через одного, вона, все гошпиталя забиты сразу, так нет, чтоб откормить да обогреть сперва, сразу в строй гонят и мучат экзерсисами разными.
- А надо?
- А надо по-человечески! Откормить сперва, да с толком и расстановкой к учению приступить. Стрелять научить, строю воинскому, а не артикулы выкидывать, да прикладами о землю стучать так, что ружья в негодность приходят. А чуть что не так – по зубам, по зубам, несчастных. – горячился старик.
- Ну а ты? – девушке все было интересно.
- А я, офицеров этих нерадивых отстраняю, сам встаю учить, как когда-то Петьку. – Вот этого то и добивалась Ольга. О любимом послушать.
- Ну-ка, ну-ка, дедушка, давай, рассказывай, как вы там с Петькой учились. – и на долгие часы заслушивалась. Веселовскому и самому в радость было по десятому разу вспоминать.
- А как там, с войной-то, что слышно? Скоро окончат? – под конец о новостях спрашивала.
- Вряд ли! – хмурился и головой мотал недовольно старик.
- Отчего так? – удивлялась девушка.
- Войска все прибавляется. Говорили, что зимнюю кампанию хочет начинать императрица. Не угомонился Густав-то, да и пруссаки подлые грозят нашим исподтишка. Мало им в прошлую войну досталось. Туда же.
- Так и так уж зима! Вон все запорошило.
- Не знаю! – махал рукой седой ветеран. – Полководцев у нас нет в Финляндии. Да и на флоте…, был один адмирал бравый Грейг, что побил шведов летом, да и тот помер. – перекрестился. - Флот русский сразу блокаду Свеаборга снял и в Ревель да Кронштадт спрятался. А наши-то генералы токмо меж собой грызутся да лаются. Михельсон с Мусиным-Пушкиным, Спренгтп…, тьфу не выговорить, со всеми обоими. А рекрутов все гонят и гонят. Думаю, по весне опять начнется.
Командовавший Карельским драгунским полком барон Стединк с ног сбился, стараясь хоть как-то подготовить своих солдат к зиме. Магазины отсутствовали, денег не было. Командир бригады Гастфер замкнулся весь в себе и не реагировал ни на какие просьбы Стединка. Приходилось крутиться самому. С офицерами было совсем плохо. Аресты вырвали из рядов Саволакской бригады почти всех, да и в шведских полках дело обстояло не лучше. Бьернеборгским полком командовал семидесятилетний полковник, а в Саволакском – осталось лишь несколько майоров.
- У меня девятьсот человек разутых, раздетых, без чулок и ботинок! А напротив стоит генерал Шульц с 2 500 отличных русских войск! – хватался за голову Стединк. – Как только замерзнут озера, он сможет обойти меня в двадцати местах, и я не смогу этому никак воспрепятствовать!
- Почему они не наступают? – думал про себя Веселов, выслушивая стенания барона.
- Может попробовать собрать провиант в Саволаксе? – спросил Стединка его новый адъютант капитан Георг Карл фон Дёбельн. Предыдушего, майора Егерхурна, пришлось назначить в один из полков, вместо кого-то из арестованных офицеров. Да, последний и не стремился оставаться рядом со Стединком. После своей встречи с королем, майор только и мечтал о том, чтобы как-нибудь перебраться поближе к королевскому штабу. Но, Густав пока что был в Швеции.
- Сия провинция, мой дорогой капитан, всегда удовлетворяла свои потребности из России. И если мы отберем у них последнее, наши финны просто вымрут. Наши солдаты еще ничего, как-то перебиваются, а вот что твориться в Сен-Михеле, у бригадира Гастфера… Конечно, его можно упрекнуть в легкомысленности и непредусмотрительности, но… бедняга совсем сдал после ареста своего лучшего друга инженер-полковника Брунова, открыто примкнувшего к аньяльцам.
Веселов снова увидел того странного шведского офицера, что как две капли воды походил на убитого им в Пуумале. Ныне, незнакомец приезжал в окружении королевских гвардейцев и проводил аресты мятежных офицеров. На этот раз Веселов старательно избегал встречи с Гусманом. Но не выдержал, спросил таки у Стединка:
- Господин полковник! Позвольте вопрос!
- Спрашивай, Пайво. – благосклонно кивнул барон. Он только-только откупорил одну из 50 бутылок «fin Bordeaux» , что прислал ему старинный друг Спарре, и наслаждался ароматом вина, то вдыхая его, то отставляя бокал в сторону и любуясь его багряной прозрачностью.
- Тот офицер, что приехал арестовывать заговорщиков…
- Ну и…?
- Одно лицо с тем, что я убил тогда в Пуумале летом.
- Капитан Гусман? – Стединк с интересом посмотрел на капрала. – Забавно. Я слышал, что их два брата-близнеца. Вполне возможно, Пайво, я уже ничему не удивляюсь на этой странной войне.
Веселов кивнул и хотел было выйти из комнаты, чтоб занять свой обычный пост в сенях.
- Подожди! – остановил его барон. Взгляд его был серьезен. – Вот тебе мой совет, Пайво! Если это так, и ты убил его брата, и (убил совершенно справедливо, заметь), то будь осторожен, и старайся не попадаться ему на глаза. Если он поймет, что ты это сделал, то… - полковник покрутил в руках бокал с вином, - я не уверен, что он не захочет тебе отомстить. А мне очень не хочется лишаться такого солдата, как ты!
- Ну это мы еще посмотрим. – подумал Веселов, выходя из комнаты . – Хотя, полковник прав, капитана надо обходить стороной. Береженого – Бог бережет.
- Эх, Густав, Густав… - задумался Карл фон Стединк. – Сколько всего несуразного в этой войне, вместо устройства магазинов с припасами, мы играли в маскарад, результатом которого стала гибель и ни в чем не повинных женщин, и своих собственных солдат, зато теперь мы пожинаем плоды чьей-то бездарности и безрассудства. Ах, зачем наш король слушал сказки тех, кто ему нашептывал, что война это увеселительная прогулка. И как он сам мог в это уверовать? Теперь у нас мятеж, голод, холод и растянутый фронт против русских, который перекрывать нам нечем. А еще то, что мои солдаты уже два месяца не получали никакого жалованья. Проклятая страна – этот Саволакс!
Стединк вспоминал с тихой грустью Париж, и понимал, как тяжело ощущать себя сосланным в пустыню, так далеко от всего, некогда делавшего жизнь стоящей того, чтобы жить. А был еще некто, о ком грустил сорокадвухлетний полковник…
Ее звали Ульрика Фредерика Экстрём, и ей было всего восемнадцать. Он встретил эту девушку случайно, во дворце. Она была племянницей королевской экономки фру Пильгрен, остроумной и веселой пожилой дамой, с которой любили поболтать придворные. Маленькая и хрупкая Фредерика, не была красавицей, в классическом понимании красоты, но выглядела прелестно и обольстительно, и вся светилась очарованием молодости. И что-то шевельнулось в сердце полковника. Все его любовные увлечения до сих пор обходились без супружества и не оставляли после себя щемящего чувства разлуки. Пожалуй, кроме одной женщины, баронессы фон Шнейдер, случайную встречу с которой в далеком Пфальцбурге, двадцать лет назад, он всегда вспоминал потом, как самую яркую любовь в своей жизни. До Фредерики, конечно! Возможно, Фредерика чем-то неуловимым и напомнила Стединку ту самую баронессу фон Шнейдер. Хотя у нее и не было ни знатного происхождения, ни денег, ни хорошего образования, ни привычки общения в «высшем свете». Ее отец был старостой гильдии рыбаков, а дед простым крестьянином. Дед по матери служил придворным лакеем у зятя Карла XII – Фредерика. А прадед по матери был майором и сопровождал короля Карла XII до самых Бендер. В сословном обществе того века это не была та родословная, которой можно было гордиться. Но Стединк влюбился! Ведь это была эпоха больших перемен, когда многие прежние обычаи и привычки, сословные предрассудки были выброшены за борт. И не малую роль здесь сыграла Великая французская революция, до основания потрясшая все устои Европы. Нельзя сказать, что выбор Стединка все сочли удачным. Первым воспротивился его ближайший и стариннейший друг Карл Спарре. Тем более, что влюбленные избрали его для посредничества в переписке. Но он решительно этому противодействовал. Поэтому Стединк грустил о своей Фредерике, сидя в пустынном Саволаксе, а девушка в одиночестве, в слезах и отчаянии бродила по берегам Норрбра, ощущая непреодолимое желание броситься в воду и покончить все одним разом. Тем более, что под сердцем она уже носила ребенка. Молчание Стединка, ибо все ее письма оставались у Спарре, вызывало чувство покинутости и ненужности ему. Страдания и тревоги юной Фредерики привели к тому, что она родила мертвого младенца. И тогда мысль о самоубийстве вновь посетила ее. Но Фредерика была глубоко религиозна, и лишь это ее остановило. К тому же она питала подозрения насчет Карла Спарре. Слишком холодно и надменно разговаривали с ней в его доме. Нужно было искать другие каналы, чтобы связаться с Куртом.