Страница 54 из 64
— Ты же сказал, что ничего не записывали.
— Ничего и не записывали. Такого рода документ в тридцать седьмом году, когда на престоле был брат короля, стал бы бомбой. Можешь себе представить? Выйди такой документ наружу, он стал бы доказательством измены. Переговоры с главой иностранного государства о перспективах свержения короля? По чистой случайности, когда я работал с этими бумагами, мне попались записки одного из переводчиков. Так принято: переводчики всегда делают записи при устных переговорах, чтобы можно было восстановить, о чем договорились, хотя это и не официальный документ. Подозреваю, эти бумаги должны были навсегда остаться похороненными в архиве.
Роза заглянула через его плечо. Насколько она могла видеть в тусклом свете, документ напечатали на личной пишущей машинке по сделанным наскоро заметкам. Текст состоял из разрозненных фраз, видимо, переводчик добросовестно фиксировал все нюансы разговора между двумя мужчинами.
«22 октября 1937 года».
Записки начинались с обмена любезностями по поводу визита. Вождь выражал надежду, что, несмотря на существующие препятствия, король исполнит свое предначертание. Затем начинались грандиозные планы на будущее.
«Врамках Союза Великобритания станет братской страной. Народы наших стран установят особые отношения, основанные на древнем братстве германских народов. Британский парламент будет участвовать в принятии некоторых законов, но в целом территория, в интересах всеобщего блага, будет управляться в режиме протектората».
Эта идея потребовала уточнения…
«Король настаивает, что Британия не будет покоренной страной и от нее не потребуют подчиниться завоевателю».
Роза профессионально просматривала документ, от мелочных деталей:
«Дорожные знаки на немецком и английском языках…»
«Введение правостороннего дорожного движения в Британии…»
до повседневности:
«Обучение в британских школах будет вестись на немецком языке…»
В середине документа ее взгляд упал на пункт о правах граждан.
«Евреям и неарийцам будет разрешено жить в обществе (при условии очевидных ограничений)…»
— Ведь мы уже и так все это знаем? Здесь нет ничего нового. Я пока не понимаю…
— Посмотри сюда. — Оливер указал на пункт ближе к концу документа.
«Условия Бергхофской конвенции останутся в силе до коронации короля, после чего будет подписано новое соглашение».
— Ну и что?
— Ты говорила, что Мартин Кройц занимается организацией конференции сразу после коронации.
— В Бленхейме. Он отвечает за программу. Сказал, что это самая важная конференция за много лет.
— Если я прав, то главные лица собираются в Бленхейме, чтобы определить будущее Британии. Если бы только заполучить программу, тогда мы узнали бы, что именно уготовано нашим согражданам. И, думаю, для Сопротивления это тоже очень важно. — Замолчав, он снял очки и потер рукой глаза, а потом покачал головой. — Больше всего бесит, что я не вижу никакой возможности попасть в кабинет Кройца. Даже с твоей помощью. Нужно пробраться мимо его секретаря, Коля, а этот парень никого не пропустит.
Роза пристально смотрела на Оливера.
— Бригаденфюрер СС Шелленберг предупреждал Мартина, что контора — самое ненадежное место. Мартин говорит, что Шелленберг держит свои по-настоящему важные документы в камере хранения на вокзале Лертер.
— Да брось ты! Неужели у помощника комиссара Кройца тоже есть ячейка в камере хранения на вокзале?! — недоверчиво воскликнул Оливер.
— Нет. Конечно нет. Он держит самые важные документы у себя в квартире.
Оливер шумно втянул в себя воздух и, засунув записки переводчика обратно в папку, схватил Розу за руку и потянул за собой.
— Куда мы? — спросила она.
— В квартиру твоего друга. Насколько я понимаю, у тебя есть ключ.
— Туда нельзя! Что, если он дома?
— Его там нет.
— Это безумный риск! Почему ты так уверен?
— Потому что я последние три года наблюдал, как помощник комиссара СС Кройц приходит на работу каждый день ровно в восемь часов утра. А этот его жирный секретарь точно по часам подносит ему на серебряном подносе чашку настоящего кофе с сахаром и молоком. Ни за что на свете не застанешь его дома в десять часов утра.
— Но в доме есть консьерж.
— Он тебя знает?
— Он иногда видел меня вместе с Мартином.
— Тогда скажи ему, что мы из министерства. Пришли забрать кое-какие бумаги по поручению помощника комиссара Кройца.
— А что мы на самом деле сделаем?
— Именно это.
Долфин-сквер, огромный модернистский квартал роскошных квартир в Пимлико с видом на Темзу, полюбился даже самому архитектору Вождя, Альберту Шпееру, который приобрел здесь квартиру, в которой иногда останавливался. Жильцы могли пользоваться бассейном, теннисным кортом, площадкой для крокета, баром, спортзалом и магазинами. А кроме того — услугами мистера Перси Кавано, обитавшего уже лет пятнадцать в стеклянной будке при входе в Гренвилл-хаус и гордившегося тем, что помнит назубок имена всех без исключения жильцов, не говоря уже об их женах и меняющихся любовницах, которых всех знал в лицо. Как метрдотель помпезного ресторана, он был ходячим каталогом конфиденциальной информации, а о его умении хранить тайны ходили легенды.
При виде знакомой гели он разулыбался, обнажив почерневшие от табака зубы, и принял елейное выражение.
— К сожалению, герра Кройца нет дома, мисс Рэнсом. — Его любопытный взгляд скользнул в сторону Оливера.
— Да, я знаю, мистер Кавано. Он послал меня и моего коллегу забрать кое-какие бумаги.
— Это крайне необычно.
— Извините. Сейчас все очень заняты, как вы можете себе представить.
Перси Кавано ничего себе не представлял, во-первых, за это ему не платили, а во-вторых, при его работе человек с буйным воображением просто сошел бы с ума.
— Ключи у меня есть.
— Вообще-то… — Перси Кавано замялся.
Вообще-то правилами не разрешалось впускать никого (даже с ключами), кроме жильцов, а жильцам не разрешалось никому отдавать ключи, даже на время. Однако консьерж знал, что в характере Мартина Кройца есть не только приятные стороны. Помощник комиссара СС обычно вел себя вполне дружелюбно и давал щедрые чаевые на Рождество, но в гневе ему лучше не попадаться. Сам Перси уже приближался к пенсионному возрасту. Боже упаси, если чрезмерно строгое соблюдение правил лишит его заслуженной пенсии и поездок к морю. Кройц мог быть беспощадным с подчиненными, а из-за приближающейся коронации многими правилами пренебрегали. Как знать, могли даже появиться новые распоряжения, о которых Ковано еще не знал.
— Дело совершенно неотложное, — добавила Роза. — Личное дело протектора. Можете проверить наши министерские пропуска, если хотите.
Она достала пропуск, а Оливер вытащил из верхнего кармана свой.
Кавано изучил пропуска, глядя то на фото Оливера, то на его лицо и обратно, потом поправил лацканы своего плохо скроенного пиджака с позолоченной булавкой Союза.
— Мне нужно пойти с вами?
— Конечно нет. Мы совсем ненадолго.
И они с Оливером поспешили вверх по покрытой ковром лестнице.
Как и во всем в его жизни, разве что за исключением сердечных дел, в квартире Мартина царил педантичный порядок. Роза много раз видела, как он работает за письменным столом, а потом аккуратно убирает письма и документы в нижний ящик, запирает его на замок и прячет ключ под бронзовую статуэтку орла, примостившуюся точно по центру каминной полки между медалями СС и фотографиями жены и детей.
Роза достала ключ, и Оливер быстро подошел к столу и начал рыться в бумагах, а она огляделась вокруг.
Такая знакомая квартира… Сколько ночей она провела в этой кровати с изголовьем из персикового шелка, сколько раз смотрела на Темзу из этого окна? Заваривала чай в маленькой кухне, нежилась в розовой эмалированной ванне? Сидела с поджатыми под себя ногами на софе, дожидаясь, пока Мартин закончит какие-то министерские дела, чтобы пойти ужинать вместе. Эти стены видели все ее настроения и эмоции — от первой влюбленности до разочарования и нарастающего неудовлетворения.