Книга Розы

Роза придвинулась ближе к Оливеру и нежно поцеловала его в висок. Почти незнакомый человек, но, лежа с ним рядом, вдыхая солоноватый запах его тела, чувствуя сонную тяжесть его руки, она умирала от нежности. Ей захотелось запечатлеть в памяти все подробности этого момента: его тихо вздымающуюся грудь, загорелую, словно в лучах закатного солнца, и просачивающийся сквозь занавески свет, от которого оранжевые хризантемы пылали ярким пламенем.

Видимо почувствовав ее взгляд, он проснулся и приложил палец к губам, а потом вскочил и включил радио. Вернувшись к ней, прижал к себе и прошептал на ухо:

— Одевайся. Пора уходить.

Затем быстро натянул серые брюки, застегнул пуговицы белой рубашки, завязал галстук и потянулся за очками.

— Мы должны выглядеть совершенно обычно. Нам нельзя выделяться из толпы.

Еще не до конца проснувшись, она приподнялась на локте:

— Что? Почему?

— Бумажка, которую ты взяла с моего стола, — авиапочтовая. Для писем за границу.

— Это законом не запрещено.

— Да, но вызывает повышенное внимание. Вся международная переписка проходит цензуру, и я слишком осторожен, чтобы писать что-то подозрительное, но письмо авиапочтой? Это возьмут на заметку, а учитывая, что они и так у меня на хвосте, — с особой тщательностью. Такого они не упустят.

— Что значит «они и так у меня на хвосте»?

— Я уже довольно давно заметил. Они наверняка готовят на меня дело: собирают все, что я говорю и что делаю, чтобы арестовать.

— Если ты это понял, почему не сказал мне сразу?

Он подошел к окну и приоткрыл занавески, а потом подсел к ней на кровать и, прижав к себе, поцеловал.

— Мне хотелось, чтобы у нас была эта ночь. Потому что это наконец случилось, потому что я так долго этого ждал. И, пойди что не так, я проклинал бы себя за то, что не провел ее с тобой… — Он снова встал, достал из платяного шкафа старый армейский вещмешок и стал запихивать в него смену одежды. — Даже не сомневайся, за нами будут следить. Мы должны выглядеть так, будто идем на работу, как обычно, а не так, будто собираемся бежать.

У Розы голова шла кругом. Будь она сейчас дома, стояла бы на кухне и варила в маленькой кастрюльке овсянку на воде, добавляя по вкусу соль и лениво помешивая. Потом быстренько съела бы кашу, запила чашкой чая, оделась и быстрым шагом, так как всегда опаздывала на несколько минут, пошла бы на автобусную остановку, чтобы успеть в контору к восьми тридцати.

Вместо этого она находилась в пустой комнате Оливера Эллиса, который, собирая вещмешок, говорил о побеге.

— Куда мы направимся? — спросила Роза.

— Объясню позже. Но ты должна понимать… — Он на секунду замолчал и нахмурился. — Обратной дороги нет.

Прекрасные фигуры Просперо и Ариэля, вытесанные из серого известняка, много лет украшали фронтон штаб-квартиры Би-би-си. Триумф модернистской скульптуры: бородатый шекспировский волшебник в ниспадающих одеждах и обнаженный ребенок-дух как вечный символ магической силы радиоволн, исходящих из этого здания.

Этот образчик вырожденческого искусства давно уничтожили.

После того как здание Би-би-си отдали под Центр документации Розенберга, на фронтоне появилась новая скульптура: лев в тени несоразмерно огромного орла с когтистыми лапами и расправленными крыльями — официальный символ Союза. Однако то ли скульптор оказался недостаточно талантлив, то ли наоборот, но лев получился явно запуганным.

— Просто иди за мной и ничего не говори, — бросил Оливер. — Я постоянно бываю здесь последние три месяца. У них нет никаких причин для подозрений.

По дороге до Портленд-плейс они почти не разговаривали. Розе приходилось постоянно ускорять шаг, чтобы поспевать за Оливером. Над ними в небе клубились белые облака, обещая прекрасную погоду В этот утренний час под гул автобусов и трамваев и лязг открываемых металлических штор на витринах магазинов город постепенно просыпался. Мужчины с деловым видом шагали в свои конторы, свернув зонтики; цокали каблучками леди; возвращались с ночной смены греты, мечтая несколько часов поспать. У мясных и бакалейных лавок выстраивались очереди — по пятницам, перед выходными, они всегда были длиннее, а уж тем более перед предстоящими торжествами.

Оливер оказался прав — затянутый в форму охранник лишь кивнул, взглянув на их министерские пропуска. Они вошли в здание и спустились в подвальный этаж.

Коридор петлял, напоминая минойский лабиринт, но только здесь путеводной нитью служили нанесенные белой краской на стены стрелки с таинственными подписями: «Архив Бюро РАМ», «Номера D1-19», «Архив секретариата Министерства иностранных дел».

Из грязновато-бежевой норы коридора открывались двери в архивы со стальными стеллажами, от пола до потолка забитыми коробками и папками. В каждом помещении стояли один или два письменных стола, за которыми, склонившись над бумагами, работали люди; другие сотрудники стояли у стеллажей, роясь в стопках документов. В углах копилась пыль. В отличие от библиотек, приятно пахнущих восковой мастикой и старыми зачитанными книгами, здесь стоял резкий клинический дух, дух препарирования и классификации, сдобренный металлическим привкусом масла от пишущих машинок и чернильных печатей.

Теперь это их естественная среда обитания, подумалось Розе. Центры документов, архивы, библиотеки: кропотливая работа по переписыванию прошлого.

— Возможно, ты не знаешь, но недавно сюда на хранение привезли большую партию документов из Берлина, — тихо сообщил Оливер.

— Да, помню, Мартин жаловался. Он сказал, что в Лондон решили перевезти половину архива Министерства иностранных дел, но не выделили никаких площадей. Ему пришлось искать место, где разместить сотни коробок с документами.

— Меня привлекли на помощь. Чудовищно муторное занятие: сортировать папки в хронологическом порядке. Как ни странно, обнаружилось и кое-что совсем недавнее.

Он неожиданно свернул, подошел к какой-то двери, открыл ее, осмотрел помещение и поманил Розу следовать за ним. В комнате не было ни единой живой души.

— Повезло, — сказал Оливер, прикрыв дверь изнутри. — Здесь находится документация за тридцать седьмой год: микрофильмы, архивные дела Министерства иностранных дел и документы — от исторических до совершенно тривиальных. Не поверишь, но мне даже попадались список приглашенных на вечеринку фрау фон Риббентроп и счета ее портного.

Помещение походило на мрачную пещеру, освещенную единственной тусклой лампочкой. Оливер подошел к стеллажу и принялся вытаскивать из стопки папки, просматривая их одну за другой.

— Остается только найти… — Его пальцы проворно бегали по полкам, выдергивая папки и задвигая их обратно. Он быстро просматривал шифры, наклеенные на корешки, и закапывался все глубже в туннель документов, как золотоискатель в поисках самородка. — Вот, глянь, немецко-российские договоры от двадцать третьего августа тридцать девятого года и второй — от двадцать восьмого сентября того же года, протоколы пакта Молотова — Риббентропа. — Он показал их с гордостью историка, с таким же восторгом, как если бы это были украшения бронзового века, извлеченные из вонючей грязи, или потерянные четки Каролингов[32]. — Но мы ищем другое. — Он убрал документы на место.

— Так что же мы здесь ищем?

— Бергхофскую конвенцию.

Раздавшиеся из коридора голоса заставили обоих замереть. Потом издалека донесся командный окрик: «Котт!», очевидно адресованный замешкавшейся женщине. Когда все стихло, Оливер продолжил:

— В тридцать седьмом году король и королева встретились с Вождем в его резиденции в Альпах. У них был медовый месяц, но это не помешало им строить планы на будущее, на случай если все сложится так, как они надеялись. А именно: возникнет союз между Англией и Германией. Тогда они впервые обговорили варианты, как это может выглядеть, и заключили соглашение, которое называют Бергхофской конвенцией, но, насколько известно, на бумаге его не существует. Оно оставалось устным, и договоренности держались в строгой тайне. Даже королеве не разрешили присутствовать при переговорах, поэтому до сего дня никто не знал, о чем именно они договорились… — Оливер взял документ и с торжествующим видом поднял его. — Вот оно! — Он взмахнул потрепанными листками стандартного формата с косым красным штампом Streng Geheim — «Совершенно секретно». Буквы на листках расплылись и местами выцвели. Документ походил скорее на записки секретаря, чем на официальный протокол встречи на высшем уровне.

32

Королевская династия в государстве франков. Правила с 751 по 987 годы.