Книга Розы

— Какие?

— Здесь растет поддержка американской интервенции.

Роза смутно припомнила голоса по «Радио свободы» и разговор о «проблеме Британии».

— Америка не станет нам помогать. Это безумие! — возразила она.

— Да? А если восстание возглавит член королевской семьи?

— О чем ты говоришь?! — Роза недоверчиво покачала головой. — Король и королева самые преданные сторонники Союза.

— Я не про короля Эдуарда. — Он встал, подошел к окну, поплотнее задернул занавески и снова сел с ней рядом. — Когда создали Союз, королевская семья исчезла, и все думали, что обе принцессы исчезли тоже. В действительности Гиммлер приказал отделить принцессу Елизавету от остальных. Тогда он еще не был уверен, что Союз устоит, и на всякий случай решил сохранить ценную заложницу. К несчастью Гиммлера, его планы провалились. Несколько высокопоставленных немецких офицеров тайком переправили принцессу в Ливерпуль, а оттуда перевезли в Канаду. Она будет во всем этом участвовать.

Роза замерла, пытаясь переварить свалившуюся на нее информацию. Она давно уже забыла и думать о принцессе Елизавете, которую когда-то знали по фотографиям все дети в стране. Мать Розы обожала юных принцесс и повесила на кухне их портрет, где они стояли рядом в пальтишках с бархатными воротниками и туфлях на пуговках, с завязанными под подбородком лентами шляп и корги у ног. Селия и Роза приходились принцессам ровесницами, и мать даже старалась одевать их похоже, как если бы таким образом ее дети могли впитать королевскую элегантность и манеры.

В Союзе ее мать никогда больше не вспоминала о принцессах. И все же сама мысль, что принцесса Елизавета жива, находится в Канаде и даже, возможно, вернется в Англию — это казалось уже слишком.

— Если она до сих пор жива, почему никто об этом не знает?

— По той же причине, по которой мы ничего не знаем о жизни за пределами страны. С той разницей, что Елизавета скрывается. Очень большой риск. Отношения между Германией и Америкой слишком хрупкие. Боже упаси, чтобы принцесса стала разменной монетой в какой-нибудь сделке. Нет, она будет пребывать в тени, пока не придет время.

— Время для чего?

— Для восстания.

— Этого никогда не произойдет!

— Возможно, ты и права. Но нас это не останавливает. Много лет существует подпольная сеть, группы скрываются в глухих уголках страны, в подвалах и бункерах. Это непросто. Им нужны еда, продуктовые карточки, удостоверения, деньги. Не говоря уже о винтовках, гранатах, коктейлях Молотова и системе связи. Кого среди них только нет: молодые ребята, уклоняющиеся от сверхсрочной трудовой повинности, евреи, бывшие солдаты. Их тысячи.

Они. Это местоимение пробуждало тихий потаенный огонек в душе каждого гражданина Союза. Слово, разжигавшее слабое пламя надежды. От этого слова захватывало дух.

Они.

— Ил и, точнее, нас, — поправился Оливер и тихо усмехнулся. — Меня тошнит от этой коронации, но она как нельзя кстати. Помнишь науку отвлечения? Режим применяет ее постоянно. А сейчас мы собираемся сами воспользоваться ей, пока внимание партии сосредоточено на другом.

Потрясенная, Роза прошептала:

— Когда?

— Это уже началось. У нас есть кодовая фраза, которая будет напечатана в газетах. Призыв к оружию. Код очень простой, мы взяли название шпионского детектива. Такого фильма на самом деле не существует, но мы сумели разместить его в газетной статье о фильмах.

Он еще не успел договорить, а Роза уже догадалась. Это было головокружительное ощущение дежавю:

— Начало всегда сегодня.

Оливер отпрянул, как от удара.

— Я видела ту статью в «Народном обозревателе», — быстро проговорила Роза. — Там был список фильмов, где играла Соня Дилейни. Это ведь одно из названий? Шпионский детектив? Я зацепилась за него взглядом. Потом, в библиотеке, опять наткнулась на эту фразу, но не могла припомнить, где видела ее раньше. Но, Оливер… — У нее перехватило дыхание, в голове замелькали догадки. — Я записала ее на клочке бумаги. Потому что фраза мне понравилась, и я побоялась ее забыть. Полиция нашла этот обрывок у меня в сумке.

Он беззаботно пожал плечами:

— Откуда им знать, что это значит.

— Вряд ли они догадались. Дело в другом… — Она замялась в сомнении, вспоминая блеск в змеиных глазах Кальтенбруннера. — Я думала, что их заинтересовали слова. Но они спросили меня и про бумагу.

— А при чем здесь бумага?

— Я была в конторе, и мне нужно было срочно на чем-то записать, и я схватила кусок бумаги. Такая тонкая бумага, как папиросная. Они спросили, где я ее взяла.

— И что ты ответила?

— Я сказала, что взяла ее с твоего стола.

Оливер молчал с непроницаемым выражением лица. Вдруг он резким движением сбросил подтяжки, расстегнул рубашку и стащил ее с себя. По его загорелой груди змеились длинные багровые шрамы, уходя на спину. Он взял ее руку и осторожно приложил к своей коже.

— Тебя не смущает?

Роза нежно провела пальцами по шрамам.

— Откуда они у тебя?

— Тысяча девятьсот сороковой.

— Я не знала, что ты воевал. Ты же был студентом.

— Учеба получилась довольно разнообразной.

— Так ты был в Сопротивлении?

— Это случилось еще раньше. Я прослужил год в так называемом Исследовательском отделе военной разведки. Подразделение старого Военного министерства, сформированное для поддержки вооруженного сопротивления в оккупированной Европе. Занимались всяческой подрывной деятельностью и секретными операциями. Я пару раз съездил в Польшу в тридцать девятом. Шрамы остались на память — когда пускаешь под откос поезд, надо быть попроворнее. В результате раны спасли мне жизнь, потому что из-за них я не смог участвовать в Сопротивлении. Пришлось вернуться к учебникам, иначе меня, наверное, не было бы в живых. И мы никогда бы не встретились. — Он прижал ее пальцы к своим губам и поцеловал.

— Почему ты так долго ждал? — тихонько спросила она.

— Мне казалось, что тебя интересует только помощник комиссара.

— Мог бы и намекнуть. Я ни о чем не подозревала.

— А я-то думал, что ты коротаешь дни за чтением романтической литературы.

— Почему ты решил, что мне можно доверять?

— Я сомневался. Тем более, что ты подруга важного человека.

— Бывшая.

— На самом деле, я открылся тебе, потому что это испытание веры. Режим хочет полностью уничтожить доверие. Если разрушить доверие между мужчинами и женщинами, даже между родителями и детьми, то доверять будет некому, остается только государство. Поэтому надо доверять друг другу. Это делает нас людьми. Нормальное общество не может существовать без взаимного доверия.

Роза секунду помедлила, а потом притянула Оливера к себе и поцеловала.

Всю свою жизнь она подавляла в себе желания. В отношениях с Мартином иначе не получалось. Но сейчас чувства проснулись, и ее накрыло волной лихорадочного возбуждения. Роза и не подозревала, что это так легко и естественно — желать другого и быть желанной в ответ.

Он прижал девушку к себе. Его руки скользнули по ее плечам, спине, талии. Она чувствовала напряжение его тела, его губы на своих губах, его тяжесть. Как мало она обращала на него внимания. До этого вечера она даже не смогла бы сказать, какого цвета у него глаза, а теперь Оливер казался знакомым до последнего дюйма.

Даже эстрадный оркестр по радио вторил их чувствам:

Когда он, задыхаясь от страсти, сорвал с нее блузку, нитка ожерелья порвалась, и жемчужины застучали, раскатываясь по полу.

— Неважно, — прошептала Роза с закрытыми глазами.

Глава двадцать седьмая

Роза проснулась первой, еще купаясь в теплых отсветах их близости. Раньше она не представляла себе ничего подобного. В прочитанных книгах ей никогда не встречались описания того наслаждения, что переполняло ее от его прикосновений, или того, как физическая близость становится не просто соединением плоти, но и касанием душ. В полусне она заново блаженно переживала каждую секунду. Удивительно, как одно слово может означать такое разнообразие чувств и насколько разными те могут быть, в зависимости от партнера.