Гавань

Поэтому вместо этого я делаю долгий, прерывистый вдох и говорю:

— Что бы ты ни думал, последнее слово здесь не за тобой. Если я решу, что нам нужно это сделать, ты не сможешь меня остановить.

— Не смогу? — в его голосе есть что-то почти опасное.

— Ты действительно думаешь, что победил бы, если бы мы провели вотум доверия среди здешних жителей?

— Нет. Ты бы получила больше голосов. Но почти все лучшие бойцы встали бы на мою сторону.

Моя голова непроизвольно откидывается назад.

— Ты действительно применишь силу, чтобы попытаться добиться своего против меня?

— Нет! — это единственное слово звучит негромко, но в нем слышится что-то похожее на отчаяние. — Это ты угрожаешь отстранить меня от руководства, потому что не можешь отказаться от этой самоубийственной миссии, за которую ухватилась без единой весомой причины.

— Я не собираюсь устраивать голосование против тебя! — мои глаза щиплет, так что я почти ничего не вижу. — И это не самоубийственная миссия. Все наши поездки и вылазки за припасами в течение последних шести месяцев проходили гладко. Мы знаем, что делаем. Там уже не так опасно, как раньше. Мы можем держаться подальше от дорог. Мы можем это сделать. Возможно, есть какой-то способ спасти ее. Джексон, пожалуйста.

Он смотрит на меня сверху вниз, дыша так тяжело, как будто только что пробежал по всему периметру фермы. Наконец, он бормочет:

— Можем мы просто подождать еще пару дней? Разве это не десятидневный курс антибиотиков? Мы можем точно узнать, работают они или нет. Тогда мы сможем продолжить этот разговор.

Я знаю, что антибиотики не помогают. Еще пара дней ничего не изменит. Но я также не могу больше спорить с Джексоном прямо сейчас.

— Ладно, — бормочу я, поворачиваясь обратно к тарелкам, которые мне еще нужно закончить мыть. — Но это будет в последний раз.

Я не уверена, почему я так легко оставила эту тему. У меня просто сейчас больше нет сил бороться.

***

Решение принято за нас на следующий день, когда ломается топливный насос на тракторе.

Джексон тратит весь день, пытаясь отремонтировать его. Он неплохой механик, но никогда не обучался этому ремеслу и в основном учился на практике. Он не может реконструировать сложную часть механизма без рабочих деталей.

К вечеру становится ясно, что он не сможет устранить поломку, а без трактора мы никогда не сможем поддерживать тот образ жизни, который мы здесь установили.

Нам нужен исправный трактор, и единственный способ получить его — это добыть новый или использованный, но работающий насос, которым мы сможем заменить наш. Мы прочесали все прилегающие районы. Здесь поблизости нет ничего подобного. Нам придется поискать в другом месте.

Джексон все еще возится с трактором после ужина, и я иду в гараж, чтобы найти его.

— Черт возьми, — бормочет он, склонившись над двигателем. — Черт бы побрал все это в саму преисподнюю!

Матерясь, Джексон не знает, что я подхожу, но я могу определить момент, когда он чувствует мое присутствие. Его руки замирают. Плечи напрягаются.

— Не получается? — нейтрально спрашиваю я. Это вежливое завязывание разговора, поскольку я уже знаю ответ.

— Нет, — он выпрямляется, чтобы посмотреть мне в лицо. Затем разочарованно выдыхает. — Черт.

— Нам нужен трактор, и мы вряд ли найдем здесь работающий насос, который можно было бы использовать.

— Я знаю это.

— Итак, мы можем вернуться к разговору, который начали вчера?

Джексон выглядит сердитым, измученным и таким же смирившимся, какой я чувствовала себя вчера.

— Ты действительно думаешь, что там будет валяться именно та деталь, которая нам нужна?

— Я думаю, что это сельская местность, а марка этого трактора — «Джон Дир», и, вероятно, в том районе было много тракторов, которые люди не взяли с собой, когда мигрировали. Там больше шансов найти что-нибудь, чем сидеть здесь и надеяться, что что-нибудь упадет нам на колени.

— И ты хочешь поискать антибиотики.

— Да.

Джексон долго смотрит на меня, и я вижу точную секунду, когда его внутренняя борьба прекращается.

Поэтому я спрашиваю:

— Кого ты хочешь отправить со мной? — он начинает возражать, но я продолжаю прежде, чем он успевает. — Мне нужно отправиться. Мы уже говорили об этом. Никто другой не сможет распознать антибиотики, которые могут сработать.

Он издает горловой звук, но затем его плечи и челюсти расслабляются.

— Ладно. Ты поедешь. Шанс, что тот, кого я выберу отправиться с тобой, вернется живым — всего лишь 50:50. Чьей жизнью, по-твоему, мы должны так рисковать?

Я прищуриваюсь, выдерживая его взгляд.

— Значит, ты и я?

Джексон наклоняет голову в быстром полупоклоне.

— Ты и я.

— Ладно. Мы отправимся первым делом утром.

***

Если в поездке все пойдет хорошо, нас с Джексоном не будет всего на два дня, но нет никаких оснований предполагать, что все пройдет хорошо. Мигель и Кейт так же хороши в поддержании порядка на ферме, как и мы с Джексоном, так что все должно быть в порядке, пока нас не будет, но это все равно заставляет меня нервничать. Поэтому я даю Кейт целый список инструкций после вечерней встречи.

Джексон, должно быть, тоже нервничает, потому что он делает то же самое с Мигелем.

В течение пары дней после того, как Кейдена выгнали, Джексон выходил на несколько часов без объяснения причин. Я знаю, что он искал Кейдена, чтобы убедиться, что тот не доставит нам неприятностей.

Очевидно, он не смог его найти, но это, вероятно, хороший знак. Ни одна банда или Волчья Стая не пыталась прорваться к нашим воротам. Кейдена, скорее всего, убили еще до того, как он отъехал хотя бы на десять миль. Я понимаю, почему Джексон беспокоился по этому поводу, но мы не можем откладывать всю нашу жизнь на потом из-за того, что ему могло повезти, и он связался с опасными компаньонами. Наша оборона здесь хороша, и Мигель с Кейт могут удерживать ее так же хорошо, как Джексон и я.

Молли умрет, если мы ничего не предпримем, и нам нужен работающий трактор. Мы больше не можем откладывать эту поездку.

Мне все еще тяжело думать о том, чтобы оставить Новую Гавань на целых два дня, и я чувствую беспокойство, когда умываюсь перед сном.

Я хочу пойти в комнату Джексона. Это заставит меня почувствовать себя лучше. Я даже начинаю спускаться по коридору, почти дрожа от желания добраться до него.

Но я останавливаюсь посреди коридора.

Это просто не идет мне на пользу. Я не могу так сильно нуждаться в ком-то.

Мне нужно поработать над тем, чтобы стать более сильной. Более самодостаточной.

В конце концов, Джексон может умереть в любой момент, и я останусь совершенно одна.

Именно осознание этой реальности и полное отчаяние, которое вызывает во мне такая перспектива, заставляют меня развернуться и направиться обратно в свою комнату.

Мне не так уж сильно нужен секс. Мне ничто не нужно настолько сильно. Я избавлю себя от этой странной одержимости, которая у меня развилась, и я стану лучше и сильнее, когда смогу избавиться от нее.

Я должна утвердиться в этом решении, поскольку оно должно быть правильным, но я все равно не могу заснуть, когда ложусь в постель. Я ворочаюсь с боку на бок, волнуюсь и веду мысленные споры сама с собой, и представляю, о чем подумает Джексон, когда я не появлюсь сегодня вечером.

Ночь почти закончилась, мне так и не удалось выспаться, и я со стоном встаю. Еще через час рассветет. Больше нет смысла лежать в постели и быть несчастной. В любом случае, есть несколько организационных вопросов, о которых я хочу позаботиться, прежде чем мы отправимся в путь.

Джексон всегда встает раньше всех. Есть хороший шанс, что он уже проснулся. Я пойду обговорю с ним пару вещей, а потом оденусь и буду готова к поездке.

Может, это результат недосыпания и моей рассеянности, но мне это кажется вполне разумным планом, когда я иду босиком по коридору и легонько стучу в его дверь.