Страница 57 из 132
— У меня полчаса, — напомнил Рай. — Пожалуй, приведу себя в порядок.
— Рай, она не будет…
— Рассказывай!
В полчаса он ожидаемо не уложился: Рай всегда опаздывал. Это плохо, потому что я мог представить принцессу, считавшую минуты, а он — нет. И, неторопливо одеваясь, отмахиваясь от меня, он рассуждал:
— Зачем каждому спутнику своя комната? Да еще такая роскошная? И, слушай, у тебя ведь нет пианино. Почему?..
— А ты разве не играешь?
Мы оба обернулись. Шериада аккуратно закрыла дверь и улыбнулась:
— Прошу прощения, мне следовало постучать. Раймонд, неужели я ошиблась и тебе не нравится музыка? Мне показалось… — Она вопросительно посмотрела на Рая.
Тот стоял в расстегнутой сорочке и… Я никогда раньше не видел его таким растерянным.
— Играю, госпожа. Могу я спросить, как вы узнали?
— Я ведьма, и у тебя музыкальные пальцы. Я вижу такие вещи сразу, иначе грош мне цена. — Шериада подошла к пианино. — Попробуй? Я сама люблю именно этого мастера, но инструмент нужно подбирать под музыканта… Прости, что покупала без тебя.
Рай осторожно поднял крышку. А я впервые обратил внимание, что пальцы у него и впрямь музыкальные, когда он легко пробежался по клавишам.
Шериада в ответ прерывисто вздохнула и уставилась на Рая. Очень внимательным взглядом, словно это был ее любимый шоколад.
— Я буду рада услышать, как ты играешь. — Ее голос изменился, став глубже и одновременно мягче.
Рай, естественно, понял, что это значит, и медленно снял рубашку совсем. Мгновение в комнате царила тишина. Потом принцесса повернулась к пианино. Музыка лилась из-под ее пальцев совершенно волшебная — и волшебным же образом она украла возбуждение.
— Хорошо настроен, — сказала она потом, закрыв крышку. — Раймонд, я жду тебя в библиотеке. Соседняя дверь. Пожалуйста, не опаздывай.
Она ушла, а мне вдруг вспомнился взгляд юноши с портрета в ее спальне. И то, как сама Шериада смотрела на него.
— Любит, когда ее соблазняют, — выдохнул Рай. — Бывает. — Он схватил сорочку. — Пожелай мне удачи.
— Лучше оденься.
Но Раймонд только отмахнулся. Сорочку он небрежно накинул — и я не хотел представлять, как Шериада поведет себя, когда он явится к ней в таком виде. Наверное, снова будет стоять как статуя.
В любом случае их разговор затянулся. Я ждал в коридоре — это было необязательно, конечно, но мне было неспокойно. Не знаю почему.
Вездесущий Ори замер рядом, на приличном для слуги расстоянии. Для камердинера он был очень исполнителен, и меня по-прежнему не радовал его страх.
«С этим нужно что-то делать», — думал я.
Только понятия не имел что.
Хм. Если у меня своя комната, у Рая своя… Где тогда живет Ори?
Из библиотеки не доносилось ни звука, сколько бы я ни прислушивался. Окажись Рай прав и увлекись им Шериада — слышалось бы хоть что-то…
Почему меня это волнует?
Чтобы отвлечься, я повернулся к Ори:
— Скажи, у тебя тоже есть своя комната?
— Да, господин. На половине для слуг.
— И это…
— На первом этаже, господин, около кухонь.
Там, где полагалось жить и спутникам.
— Госпожа тебе хотя бы платит?
Ори улыбнулся:
— Конечно. Миледи очень щедра. Не то чтобы мне были нужны деньги, ведь еда и крыша над головой есть.
— Ты из Нуклия, да? И… знаешь мой язык. Как?
— Миледи сказала, у меня способности к языкам. Поэтому она меня взяла; а еще потому, что у меня большой опыт. — В голосе Ори слышалась гордость.
Что ж, я бы тоже гордился. У меня, очевидно, способности к языкам отсутствовали.
— И… ты был не против отправиться с ней в другой мир? В Нуклии у тебя наверняка осталась семья, друзья…
— Нет, господин. У меня никого нет.
Я посмотрел на него и поежился.
— Звучит очень грустно.
— Как скажете, господин.
Я тоже нелюдимый, так что могу его понять. Но у меня хотя бы есть семья…
Дверь в библиотеку наконец открылась, и наружу выбрался, пошатываясь, Рай. Меня даже подбросило, когда я его увидел: он плакал. И шел, кажется, вслепую. Я никогда его таким не видел.
Следом, стоило мне подхватить друга, в коридор выглянула Шериада:
— Элвин, я вспомнила, что хотела показать тебе пентакли. Не будем портить паркет в библиотеке — поднимись в мою ведьмину кухню. Это третий этаж, вторая дверь слева. Только не сейчас, а минут через сорок. Там не убрано, и мне стыдно.
И выразительно указала взглядом на Рая — мол, сделай что-нибудь.
— Принести успокоительное или сладости, господин? — предложил Ори позже, уже в комнате.
— Лучше сладости.
— Сейчас все будет, господин.
Рай самозабвенно рыдал. Что с ним делала Шериада, спрашивать было бесполезно: его как будто прорвало. Всегда веселый, неунывающий, и вдруг — это.
Время пролетело, как один миг. Рай умял полбанки альвийского меда и все не успокаивался.
— Побудь с ним, пожалуйста, — попросил я Ори.
— Конечно, господин. Идите, миледи не любит ждать.
Ведьмина кухня была просторной залой с рядами полок и разделочными столами у стен. Посреди комнаты из пола тянулись серебряные цепи, а Шериада отмывала здоровенное кровавое пятно в метре от них — сама, щеткой. Пятно держалось стойко.
— Что-то пролила, — вздохнула принцесса. — Оно потом среагировало с кровью — и все, вмертвую. Как там Раймонд?
— Госпожа, могу я спросить…
— Переходи на нуклийский.
Я подавил растущую злость. Когда я стал таким… уверенным? Что со мной не так? Она все еще принцесса и моя госпожа. Я полностью от нее завишу.
— Прости, Шериада. Могу я спросить, что ты с ним сделала?
— Надо же, и грамматика у тебя улучшилась. А то пользовался одними инфинитивами… Элвин, я целитель. И как целитель я иногда говорю людям вещи, которые они не хотят о себе слышать. Не волнуйся, так нужно.
— Сейчас ему плохо, госпожа.
Шериада дотерла пятно, бросила щетку в ведро и повела рукой над полом. И ведро, и щетка исчезли.
— Да. Так бывает, когда психологические барьеры ломаются. А их иногда нужно ломать, чтобы жить дальше. Это как гнойник: не вскроешь — так и будет нарывать. У твоего Рая непростая судьба. А теперь скажи, ты хочешь говорить о нем или все-таки о пентаклях?
— Прости, госпожа.
— Шериада. Итак, магические схемы…
Рая я не видел до позднего вечера: после урока с Шериадой пришлось сразу бежать в оранжерею.
— Это что, кровь? — поморщился Рэйвен, глядя на мои испачканные руки.
— Нет, мастер. Это…
— Да мне плевать. Но ты бы хоть умылся.