Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 105 из 132

Пахучий флакон произвел ошеломительный эффект. Нил содрогнулся так, что я подумал, у него припадок. И не успел испугаться, как из-за его стиснутых зубов пошла пена, а он сам забился на полу так, что я заволновался, как бы он себе что-нибудь не сломал. Когда до меня дошло, что это всего лишь эпилепсия, а не чудо-флакон или моя схема виноваты, Нил уже успокоился. Припадок длился каких-то пару минут, я раньше подобное уже видел: камеристка у Лавинии страдала от того же недуга. Уволить ее графиня почему-то отказывалась, уверяя мужа, что это не болезнь и врачам виднее. Рай заранее предупредил, когда я только переехал в поместье, что она может свалиться где угодно, но обычно вечером, так что свидетелями станут разве что слуги. И если свалится — это только выглядит страшно, поэтому нужно бедняжку удержать, чтобы она ничего себе не разбила.

Пару минут спустя Нил открыл глаза — мутные, сонные, почти стеклянные. Я отпрянул от схемы. Но он лишь смотрел, сначала не узнавая. Потом попытался отползти. Однако, как и камеристка, после припадка он был слаб.

Понимая, что, скорее всего, совершаю ошибку, я протянул ему воду, в которую капнул из флакона с тоником. Инструкция на нем советовала как следует развести содержимое водой.

Нил попытался отползти еще дальше.

Тогда я устроился у края схемы и как мог спокойно сказал:

— Я не желаю тебе зла. Это тоник. Вот этот, — я показал ему флакон. — Выпей, тебе должно стать легче.

Он, тяжело дыша, смотрел на бокал — его я поставил на схему так, чтобы он мог дотянуться. Но Нил зачем-то принялся ощупывать свои руки — медленно, короткими движениями, — как механическая кукла, у которой кончился завод. За руками последовали ноги, грудь и шея.

Закончив, он поднял обескураженный взгляд и тихо, почти шепотом спросил:

— Где печать?

— Какая печа…? А! — вырвалось у меня. — Я же сказал, что не желаю тебе зла. Никакой печати нет и не будет.

— Не будет? — заторможенно повторил он.

— Не будет.

— Почему?

Я отвернулся. Он сейчас был слаб, он не мог мне угрожать. Хотя это глупо, конечно… Наверное. Следовало отправить соседа порталом на его половину дома. Но, во-первых, я не знал, как это делается. А во-вторых… Мне показалось, ему нужна помощь. И я все-таки был не настолько нуклиец, чтобы отвернуться от человека, которому плохо, только потому, что он вломился в мою спальню.

— Думаешь, я слишком слаб для тебя? — вдруг зло, хоть и по-прежнему тихо, сказал Нил. — Не гожусь даже в слуги? Так ты решил?

— Боже, да, конечно же, нет! — Я чуть не рассмеялся. — Это же просто неправильно! Тебе самому нужна помощь! Если бы я мог… доверять тебе… — Я прикусил губу и посмотрел вниз, на схему. — Но, похоже, я не могу.

Нил тоже опустил взгляд и слабо усмехнулся:

— У тебя север и юг поменялись местами.

— Что?

— Север и юг схемы. — Он указал на углы: — Смотрят не туда.

До меня дошло, что вся схема наверняка не работает.

— Правда?

Нил смотрел, как я тяну кинжал из ножен. Потом провел языком по пересохшим губам.

— У меня… был припадок?

— Ты про эпилепсию? Да.

— И ты все еще меня не выпил?

Я сжал рукоять кинжала.

— А ты бы меня выпил?

Он посмотрел мне в глаза и усмехнулся:

— Да.





Подвеска Шериады выскочила из-под ворота сама собой. Она мягко светилась, и взгляд Нила прилип к ней, как муха к меду.

— Уходи, — сказал я, на всякий случай ногой стирая сердце схемы. — Я понимаю, что тебе сейчас тяжело идти, и отправил бы тебя порталом на твою половину дома, если бы знал как. Уходи, я не желаю тебе зла, но угрожать мне не дам.

Нил выдохнул как-то рвано, потом медленно, держась за кровать, поднялся. Пошатнулся и вдруг спросил:

— Ты из Средних миров?

Я думал, это и так понятно по акценту. Но все равно кивнул:

Тогда он вдруг усмехнулся, посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом. Потом опустился на колени и потянулся за бокалом с водой, который все еще стоял на полу.

Я смотрел, как он пьет, а он смотрел на меня. Недоверчиво, тоскливо — но он все равно пил. Если бы я умел тогда считывать чувства, я бы наверняка ощутил надежду. Нил был тот еще импульсивный романтик, что странно для человека с его опытом.

Выпив, он поставил бокал на пол, уселся поудобнее и закрыл глаза.

— И… чего ты ждешь? — не выдержал я пару минут спустя.

— Когда твое зелье подействует, — отозвался он. — Ты же меня обманул, верно?

Это оказалось неожиданно больно — как будто плетью хлестнули. Даже нет, скорее — обидно. Я понимал, что совершаю ошибку, но все равно хотел ему помочь. А он не верил. И это после того, как у меня, похоже, были все права выставить его, если не сделать нечто похуже.

— Ты меня даже не знаешь, — не выдержал я. — И я тебя тоже. Зачем мне обманывать?

— Потому что так не бывает, — тихо сказал он. Потом нахмурился:

А через мгновение его лицо посветлело, бледность ушла, а дыхание выровнялось. Нил открыл глаза и непонимающе посмотрел на меня:

— Ты… не обманул. Или это яд отсроченного действия? Но разве их мешают с тоником?..

— Пошел вон.

Он слабо улыбнулся и поднялся, уже не держась за кровать. Потом снова посмотрел на меня — и я стиснул кинжал. Подвеска принцессы погасла и спряталась обратно за ворот.

А Нил вдруг спросил:

— Можно мне с тобой пообедать?

Я чуть не выронил от удивления кинжал.

— Что?..

Нил вздохнул и очень просто сказал:

— Я с сегодняшнего дня безработный, а денег на еду нет. Стипендию нам только через месяц обещают. А я… — Он запнулся, но я и так уже все понял.

Вообще-то, это был верх наглости: вломиться, угрожать, а потом попросить, чтобы тебя кормили. Но что такое голод, я знал отлично.

Ори появился в дверях как нельзя вовремя. Я поймал его взгляд и, не дожидаясь, попросил:

— Накрой стол на двоих, пожалуйста.

Нил еле заметно выдохнул:

Кинжал я, конечно, убрал — толку от него все равно немного, и прямо сейчас мой сосед нападать вроде не собирался. Его слишком увлекла еда — он определенно был голоден, однако сдерживал себя.

Есть легкий способ отличить простолюдина от аристократа, кроме обычного для последних презрения к тем, кто ниже их по положению. Малодушие, слабость, трусость — слугам такое не показывают. Спутники в этом смысле составляли на Острове «счастливое» исключение.