Орел легиона

Подходя к месту стоянки, Дитрих издали уловил запах жареной рыбы, а раздвинув кусты, увидал самую мирную картину, какую только можно было представить в таких диких, безлюдных местах.

Крайк полулежал на своём плаще, привалившись спиной к дорожному мешку, а его сестра, стоя на коленях возле примитивного очага, сложенного из нескольких плоских камней, поворачивала укреплённый над огнём вертел с нанизанными на нём тремя крупными рыбами. Риона скинула свой чёрный плащ, сняла мужские штаны и была теперь одета только в простую, тонкой шерсти тунику синего цвета. Эта туника, должно быть, доставала ей немного за колено, обычно женщины-британки носили более длинную одежду, однако Дитриху не раз случалось встречать жён охотников и пастухов, которые для удобства укорачивали свои туники именно до такой смелой длины. Жрица вытащила и костяные шпильки из своих волос, заплетя их в косу, которая толстой золотистой змеёй спадала по её спине, касаясь земли. «Наверное, если она встанет, косища будет до колен!» — подумал охотник.

— Доброго вам вечера! — произнёс охотник.

Брат и сестра разом обернулись.

— Ого! — обрадовался Крайк. — Совсем неплохо! С удачной тебя охотой, друг!

— Охота была хорошая! — Дитрих сбросил куропаток на землю, снял с плеча лук и колчан. — Но вы тут, как я вижу, тоже неплохо поохотились. Надеюсь, это не твоя добыча, Крайк? Чтобы завтра вновь сесть в седло, сегодня тебе нужно лежать.

— Я и лежу! — бритт с довольным видом похлопал рукой по своему простому ложу. — Это Риона отправилась на рыбалку и наколола на дротик несколько рыбин. Три жарятся, ещё три вон лежат, ждут своей очереди. А двух мы, уж прости, съели, не дожидаясь тебя, — очень хотелось свежатины.

Зеленоглазый нахмурился.

— Зачем же ты оставила его одного? — спросил он Риону. — А если бы на него напали?

Но жрица покачала головой:

— Я говорила тебе и повторяю: здесь опасности нет! Опасность будет дальше, по дороге в Долину туманов.

Её уверенность и успокаивала, и настораживала Дитриха. С одной стороны, он верил, что британка не хочет гибели своего брата, а раз так, то вряд ли приведёт их в ловушку. Но с другой стороны, Крайк — это Крайк, а он сам — совсем другое дело. Ему эта женщина враг, как бы она сейчас ни старалась убедить его в обратном. Да, он спас ей жизнь (за что даже не услышал благодарности!), однако её цель противоположна той, что стоит перед ним. Может быть, она надеется, сопровождая их, постепенно убедить брата в своей правоте и склонить на свою сторону? Ну, а Крайк? Крайк, который недавно назвал себя его другом? В его искренность хотелось бы верить. И всё же он — бритт, бывший раб и недавний враг Рима. И от этого никуда не денешься.

Эти мысли Зеленоглазый оставил при себе, никак больше не выказав своих сомнений.

— Ладно, — проговорил он, усаживаясь возле очага. — Раз есть уже зажаренная рыба, я не прочь ею и поужинать. Потом надо будет ощипать и зажарить на завтрак и завтрашний обед куропаток — дело нудное, но, я надеюсь, ты поможешь мне, да, Риона?

Она протестующе замотала головой, ловко стаскивая с рогатин вертел и принимаясь ножом снимать с него рыбу.

— Я сама их ощиплю и выпотрошу. Не годится мужчине делать женскую работу, если есть женщина. А ты, Зеленоглазый, будешь жарить дичь, покуда я готовлю её для жарки. Так выйдет справедливее.

— Рад слышать, что ты всё-таки женщина, хотя и жрица. В Риме мне доводилось встречать образованных весталок[36]. Так ей такой разве предложить приготовить обед? Ещё и обидится! А уж попросить что-то зашить, починить — ну, просто оскорбление! Они служительницы культа, и эти низкие занятия их не касаются!

— Вот видишь! — улыбнулась Риона. — Значит, я всё же лучше?

— Пожалуй! — Зеленоглазый рассмеялся. — Особенно если вспомнить, что служительницам Весты полагается давать обед безбрачия, а значит, идут в весталки обычно самые страшенные девицы, которым едва ли светит выйти замуж. Ну, а ты — красивая.

Жрица явно старалась не покраснеть, и ей это каким-то образом отчасти удалось. Но скулы и самые краешки ушей всё равно окрасились в алый цвет.

— Трудно понять тебя, Дитрих Зеленоглазый! Ты говоришь добрые слова, а ведь я вижу, что не нравлюсь тебе!

— И что в этом непонятного? — искренне удивился охотник. — Я не люблю друидов, но люблю красивых женщин.

Риона помолчала, раскладывая рыбу по берестяным тарелкам, потом вновь подняла глаза на тевтона:

— А разве твой Бог не запрещает тебе любовь к женщинам?

Несколько мгновений Зеленоглазый недоумённо смотрел на неё, потом расхохотался, да так, что едва не опрокинулся на спину. Он хохотал, тщетно пытаясь перевести дыхание и остановиться. Крайк, глядя на него, тоже начал смеяться. Что до Рионы, то она сперва хотела обидеться, но смех охотника был так заразителен, что женщина невольно усмехнулась раз, потом другой и даже прикусила губу, чтобы тоже не разразиться хохотом.

— Ну, а это к чему? — наконец спросила друидка. — Что такого смешного я сказала?

— Ты... ты сказала, будто Господь запрещает христианам любить женщин! Вот нет чтобы так же думали власти Римской империи!

— И что бы тогда было?

— Тогда они бы перестали нас преследовать. Если мы не любим женщин, не женимся на них, то, выходит, у нас не могут рождаться дети! Так зачем убивать христиан, заключать их в тюрьмы, зачем вообще нас трогать, коль скоро мы и так вымрем?

— А ведь и то правда! — Крайк залился смехом едва ли не громче Дитриха. — Если бы вам нельзя было жениться, то вас, верно, уж и не осталось бы на свете! За сто пятьдесят-то с лишним лет!

— Чтоб вам обоим проглотить по пиявке! — возмутилась Риона, тем не менее уже не в силах сдерживаться, и тоже начиная смеяться. — Я говорила не о праве жениться, а вообще о любви!

— Но чтобы жениться, сначала надо полюбить! — Дитрих вытирал слёзы кусочком холста, оставшимся после перевязки, которую они с Рионой сделали Крайку, и тряпка была уже совершенно мокрой. — А чтобы полюбить, нужно, чтобы женщина понравилась, показалась красивой, доброй, мудрой.

— О-о-о! — вырвалось у Рионы. — Вот только не лги! Нет таких мужчин, которым бы нравились умные женщины!

— Я что, плохо выразился по-кельтски? Я сказал не «умной», а «мудрой». Это же совсем разные вещи, тем более если речь идёт о женщине.

Риона посмотрела в лицо Дитриху, сощурив свои чёрные пронзительные глаза, но теперь в них тоже стояли слёзы, и взгляд не получился, как прежде, подчиняющим и завораживающим.

— Ну, и какую же женщину ты считаешь мудрой, великий охотник?

Он ответил, не раздумывая:

— Такую, которая умеет скрыть от мужчины свою глупость, если она глупа, и свой ум, если она умна. Мужчина сам должен решить, что ему больше нравится в женщине.

— Ум — это ладно, — задумчиво проговорил Крайк, откровенно наслаждавшийся этой перепалкой. — Но как можно скрыть глупость?

— Очень просто, — вместо Дитриха ответила Риона. — Нужно уметь больше молчать. Неужто не помнишь, как наша мать говорила: «Молчаливая женщина скорее покажется умной и уж точно покажется доброй!»

— То-то ты болтала, не умолкая, так что мы с братьями иной раз прогоняли тебя из хижины на улицу! — вновь засмеялся Крайк — Уж такая была болтушка!

— Я была болтушка? — кажется, она искренне удивилась. — А вот этого совсем не помню.

Понемногу все трое успокоились, отсмеялись и принялись за ужин. За едой говорили о чём угодно, но не о друидах, не о христианстве и не о любви. Отужинав, Зеленоглазый повёл лошадей к реке, чтобы помыть и напоить. Пока его не было, Риона, обварив тушки куропаток кипятком, быстро и ловко ощипала их, выпотрошила, одну за другой нанизала на вертел. Охотнику, вернувшись, осталось только покрутить их некоторое время над огнём, пока воздух не наполнился нежным ароматом жареной дичи. Все были сыты, но мужчины не удержались отломить по хрустящему крылышку и грызли их с таким аппетитом, что соблазнили Риону — она лишила крыла ещё одну куропатку. Всё остальное сложили в плетёнку и затем — в кожаный мешок, который затянули потуже: мелкие ночные воришки вполне могли позариться на нежное мясо.

36

Весталки — служительницы богини Весты в Древнем Риме. Обычно бывали образованнее прочих женщин, пользовались относительной свободой, например, имели право сами распоряжаться своим имуществом, заключать сделки и т. п.