Страница 68 из 87
С пехотой ближнего боя никаких вопросов — это были люди, прослужившие под началом де Шатонёфа больше года, и хотя у меня была надежда, что некоторое уважение я у них заслужил благодаря событиям в аббатстве, но ожидать неподчинения лейтенанту — было глупо.
С кулевринерами тоже все понятно.
Большую часть пути они плыли на лодках под началом Жана, и вряд ли могли даже допустить мысль, как-то возражать его приказам. Однако среди нападающих на нас никого из них не оказалось, и вот это уже было странно. Поэтому я не спешил посылать своих людней в бой…
Когда стало понятно, что мы готовы и дальше тянуть бессмысленно, я велел выделить полторы сотни самых боевитых, разбить их на три смешанных отрядам и выдвигаться.
Сотникам было строго наказано, палить только наверняка, и если будет опасность. В остальных случаях — стараться брать в плен…
К этому моменту уже удалось выяснить, что больше сотни моих защитников разогнала в лучшем — дюжин, может полторы человек. Правда, во главе с магом. Именно он изначально так наклонил весы сражения, что никакой массовой драки не получилось, а застрелили колдуна в итоге — и вовсе почти случайно.
Трое аркебузиров до сих пор спорили, кто именно из них герой, и это несмотря на то, что в его трупе нашли шесть огнестрельных ран.
Колдуном, кстати, оказался молодой парень, из тех, что я видел во время странного пира в магистрате Потьер-сюр-Сен. Парень, как парень — ничего примечательного, кроме того, что подох он, получается, сильно не сразу, а лишь после второго залпа.
Ну или, может быть, первые раны он получил в других стычках. Теперь это было не узнать, потому что его уцелевшие слуги разбежались. В лесу кроме тела колдуна удалось найти только четыре чужих трупа…
Когда мы подкрались к потенциально враждебному лагерю, там царило растерянное уныние, и никто даже не помышлял о сопротивлении.
Один из ветеранов ничего не объясняя, тут же провел к палатке своего лейтенанта, и прежде чем мы в нее вошли, удалось во всех подробностях рассмотреть трех убитых молниями воинов на входе и мертвого оруженосца де Шатонефа.
Зарезанный кем-то, пацан лежал наособицу, и посмертная маска не оставляла сомнения, что сучилось это с ним очень неожиданно. Удивление осталось на нем несмываемой печатью…
Дорога к северу от Потьер-сюр-Сен, лагерь в лесу
(15 мая 1402 года,
В себя шевалье пришел только к утру. Тело его все это время лежало в моем лагере, и за ним присматривал Паскаль с парочкой ветеранов-пикинеров.
Оружия у них, конечно же, не было. Их задачей было выступить в качестве свидетелей, что с пленником обращались как должно. Если бы он умудрился помереть, последнее, что мне было нужно, так это проблемы с его многочисленной родней.
На всякий случай над лейтенантом тоже провели ритуал изгнания, но дело, слава Богу, лежало в мирской плоскости. По крайней мере — «ничего такого» — мой начштаба не заметил.
— Шевалье де Шатонёф, мы хотели бы выслушать Вашу версию произошедшего в последнее дни! — особенно я выдели голосом уточнение про «его версию».
— В чем Вы меня подозреваете?
— У меня бродят подозрения, что светит Вам костер, однако к Святой Инквизиции не принадлежу, поэтому для начала хотелось бы выяснить, с чего Вы вздумали передавать мое тело каким-то горожанам? А не везти, например, назад в Дижон или в крепость, к магистру третьей ступени Вальдемару фон Лаубен, который мало того, что один из руководителей дела, что нам с Вами поручили, но и мой лучший друг…
— Но Вы же могли умереть, и у этих людей был приказ Его Светлости!
— Что, — повысив голос, я оглянулся на удивленно загомонивших свидетелей разговора. — Прямо так и написано было: мол, если не удастся меня извести, то непременно передать тело тем, кто это доделает?
— Сударь, нет, конечно! Там было сказано: что податель сего действует по поручению моему, стояла большая герцогская печать, подпись, и все прочее, что бывает в таком случае… Как же я мог не подчиниться⁈
— Кто-то видел это документ?
— Разве что мой оруженосец…
— Он мертв.
— Господи Иисусе, за что Вы его? — растерянный взгляд налился ненавистью.– Клянусь честью…
— Пока с Вашей честью не все очевидно, поэтому не спешите ею размахивать, — прервал я лейтенанта. — Когда мы вошли в лагерь, это уже произошло. Сотник, подойдите к нам!
Из числа других участников допроса выдвинулся новый заместитель де Шатонёфа — прежний был среди убитых молниями:
— Господин, это так! Мы обнаружили Вашего слугу убитым, а Вас самого бездыханным, задолго до того, как нас окружили…
От услышанного, шевалье побледнел — хотя казалось, куда уж больше — но все же смог выговорить:
— Я сожалею о своих словах…
— Оставим это, — отмахнулся я, — все понимаю, но давайте вернемся к другим важным моментам!
В течение следующего часа удалось лишь выяснить, что ни подтвердить, ни опровергнуть версию лейтенанта невозможно. После небольшого совета узким кругом пришлось объявить свое решение:
— Обвинения с лейтенанта алебардщиков на службе герцога Бургундии, третьего сына синьора де Шатонёфа считаются снятыми, однако окончательное решение по этому поводу примет капитан нашей роты по прибытию в Сен-Пьер. К руководству своими людьми шевалье вернется после того, как состояние его здоровья станет приемлемым, но лишь после моего дополнительного распоряжения, если это произойдет раньше, чем мы сможет достичь крепости. Есть ли у кого из присутствующих возражения? — мой взгляд остановился на лице Жана, и он не произнес ни слова, но явно соглашаясь, смущенно отвел глаза.
— Так тому и быть, поправляетесь, сударь! — подытожил я через минуту. — Далее, сегодня мы еще половину дня приводим себя в порядок, а во второй половине дня ненадолго продолжим путь, ведь завтра — нас ждет опасный переход…
Действительно, рота почти 12 км не дошла до того места, до которого сухопутные караваны обязательно старались добраться, прежде чем пересекать угодья тварей, известных как «лошалуа».
«…Боюсь, что нам их просто так не миновать. Не с нашим нынешним счастьем…» — грустно подумал я, воздержавшись впрочем, от излишней откровенности.