Страница 36 из 87
Многих местных сепсис убивал уже через несколько недель или даже месяцев после битвы, где они получали пусть и самые незначительные раны.
В общем, первые стычки научили ландскнехтов осторожности и сейчас они вели себя куда уважительнее, чем вначале, старательно выжидая момент, когда соберутся с этой стороны баррикады и смогут напасть разом. Наше же подкрепление все не появлялось, поэтому позволить им это — означало все-таки гарантированно умереть.
Едва я это осознал, как стало понятно, что тактику надо срочно менять. И по счастливому стечению обстоятельств, прозрение пришло немного раньше, чем успевшие перезарядиться стрелки, снова почти бесполезно потратили свои пули.
— Стоять, говнюки! — негромко скомандовал я. — Застрели-ка мне вон того здоровяка…
Ткнув пальцем и впрямь в одного из самых наглых вражеских бойцов, уже дважды ловко наскакивавшего на меня самого, и вместо того, чтобы драпать, тот растерянно замер, недоверчиво заглядывая прямо в ствол аркебузы.
Времени этого оцепенения как раз хватило, чтобы фитиль успел ткнуться в затравочный порох, тот вспыхнул, и еще через секунду аркебуза изрыгнула свинцовый гостинец прямо ему в живот.
Пуля почти утопила стальную пряжку с ремня внутри человеческого тела, и здоровяк уже через секунду скрючился на земле, не успев даже охнуть. Отвратное и потрясающе приятное зрелище одновременно.
— Ты… — скомандовал я второму аркебузиру, и демонстративно повел пальцем в сторону второй организованной группы, на этот раз слева от нас; этот финт вызвал настоящую панику среди них.
Впечатленные столь быстрой смертью одного из своих, наемники даже попытались разбежаться, но принялись сталкиваться между собой, и вместо этого наоборот, образовали толпу — идеальную мишень для пальбы из здешней дребедени.
«Бабах!» — одна из двух оставшихся пуль пришлась тому самому, скандальному коротышке в спину, заставив его обреченно взвыть и выгнуться, словно какого-нибудь мартовский кот.
«Бабах!» — не менее удачно разрядил последнюю аркебузу толстяк, правильно прочитавший мой жест.
— Перезарядиться! — негромко прохрипел я, но уже в следующее мгновение взвыл во всю глотку «Бей, убива-а-ай!» после чего бросился на окончательно растерявшихся наемников.
Наша атака оказалась неожиданной даже для большинства из нас самих, из-за чего ландскнехты отделались довольно легко.
Одного из них зарубил я, не сумев догнать других швабов, рванувших от меня налегке, еще двух — проводник, и столько же скальпов все вместе сумели добыть пятеро алебардщиков. Их вооружение тоже не очень-то подходило для погонь.
Еще нескольких они, конечно, смогли ранить, уколов — кого в плечо, кого в спину или задницу, но если враг убежал на своих двоих, то прямо сейчас — будем считать — он жив, и черт его знает, что может успеть выкинуть еще.
В итоге получилось, что восемь вражеских жизней мы разменяли на одну свою.
Разбежавшиеся наемники открыли обзор парочке своих арбалетчиков, и один из них сумел засадить болт из легкого кавалерийского самострела точнехонько в вырез кирасы нашему пехотинцу.
Когда я проорал команду «вернуться в строй», алебардщики тащили своего товарища назад уже остывающим…
Над лесом пронеслось какое-то отвратительное злобное шипение, и далеко не сразу я сообразил: блин, да это же командир наемников агитирует свой «электорат» на подвиги! И чертовы трусы, вот только что потерявшие почти половину товарищей и, казалось, твердо решившие улепетывать до самого Страсбурга, Ульма или даже Штутгарта*, «передумали». Этот гад умудрился в одно мгновение восстановить порядок!
Переглянувшись, мы без новых команд в почти прежнем виде выстроились в трех шагах за своей куцей стеной. Ждать развязки явно осталось недолго…
…На этот раз отборный резерв ландскнехтов спешился, и это позволило им частично восстановить свой недавний потенциал. Дружно нахмурившись, в глубине души все мы наоборот успокоились, приготовившись устроить им почти тот же самый сюрприз, что и прежде, но где там.
Несколько коротких команд, и вот лошади уведены в тыл, а на рогатки наброшены петли и их довольно легко вырвали из грунта. Никто же не собирался и в самом деле обороняться на этих позициях…
«…Да вы офигели!» — грустно подумал я, впрочем, стараясь сохранить на лице грозное и сосредоточенное выражение. Томимые недобрыми предчувствиями, мои люди стали тревожно переглядываться, а отсюда и до бегства рукой подать.
Не укрылось происходящие и от наших аркебузиров.
Иначе отчего это вдруг очередной залп обошелся подступающим наемникам всего в одного мертвого и одного легкораненого, не посчитавшего нужным даже в тыл отступить. И от такого дрянного результата вряд ли у стрелков стали меньше трястись руки. Особенно когда один из них получил арбалетную стрелу в плечо, разом уменьшив наши стрелковые возможности на треть…
В отличие от своих второсортных товарищей, шестеро новых бойцов не поленились облачиться в кирасы, шлемы и набедренники. Поэтому уже через минуту напротив нас образовался вражеский строй, где в первом ряду стояли воины, ни ростом, ни защитой не уступающие алебардщикам, да и самих врагов по-прежнему было заметно больше.
«…Ну вот, кажись нам теперь точно крышка…» — как-то удивительно отстраненно подумал я.
Мысль воспринималась настолько спокойно, будто речь шла о ком-то не очень-то и нужном, или вот ровно тут — позади меня — находился мой личный Сталинград, за который и помереть не жалко.
— Покажем ублюдкам, как могут умирать настоящие воины! — неожиданно заявил самый немолодой из пикинеров-алебардщиков, и товарищи, как ни странно, поддержали его.
«…Но вот вы придурки…» — не без гордости мысленно прокомментировал я, почти уже смерившись со смертью буквально в двух шагах от целой толпы солдат.
Скорее всего, что-то похожее сейчас испытывали и наши враги. Я имею в виду это странную смесь из решимости и обреченности.
Не знаю уж в чем именно была их мотивация, чтобы так упираться, но в какое-то мгновение ландскнехты снова двинулись на нас (время сейчас воспринималось как-то плохо, словно бы через тугую пелену). Без подбадривающих криков и долгих речей. Просто взяли и пошли убивать и умирать.
Вряд ли они не понимали, что процесс будет совсем не односторонним. Особенно после совсем недавнего разгрома.