Снежная Королева

— Дарья! — укоризненно произнес отец.

— Папа! Я же сказала, все, что мне предложил товарищ генерал, — я интонациями выделила обращение, — мне не интересно.

— А… если предложит… дедушка? — тихо проговорил Реин, глядя на меня из-под кустистых бровей льдисто-голубыми глазами. Я тут же вспомнила такой же похожий взгляд, но попыталась отогнать неприятное воспоминание. Нет, не хочу вспоминать Темникова…

— Пусть попробует, — я дернула уголками губ и склонила голову, ожидая, что он скажет.

Генерал посверлил меня взглядом, а потом как-то грустно проговорил.

— Гордая, как и мать. Та тоже не хотела от меня ничего брать…

— Может, ей тоже предлагали не то? — предложила я, с намеком глядя ему в глаза.

— Считаешь, что я не пытался наладить с ней хоть какие-то отношения? — горько усмехнулся он, а я только вздохнула.

Оба — гордецы, что отец, что дочь. Да, он обычный военный, у которого на первом месте всегда была служба, а потом семья. Он выражал свою любовь, как мог. А мама… она всего лишь одинокий ребенок, оставшийся без родительской любви. Поэтому они не понимали друг друга. Я сжала ладонь папы, который уже давно пристроился рядом со мной, и улыбнулась ему в ответ. Он у меня самый лучший! Он дал мне все, о чем мог мечтать ребенок — свою любовь и заботу, заменив мне и маму тоже.

— Считаю, что любую ошибку не поздно исправить, верно? — обратилась я к деду, а потом повернулась к папе. — Пап, сейчас твое присутствие и забота нужны Свете больше, чем мне. Да и я… мне тоже надо подумать и решить, что делать дальше. Поэтому…

— Хорошо, Снежок, как скажешь, — папа без особого восторга посмотрел на тестя, а потом поцеловал меня в лоб. — Но если этот… старый змей… — папа метнул злобный взгляд на довольное лицо деда, — попробует тебя обидеть или… еще что… я сразу тебя забираю. Ясно, товарищ генерал? — процедил папа, не поворачивая головы.

— Ясно… что никакого уважения к старшему по званию, — проворчал Реин, — эх, в мое время ты бы с дежурств не вылезал. Андрей, — позвал он своего помощника, который тут же появился на пороге палаты, — самолет через час. Мы с внучкой возвращаемся домой…

Стук в дверь отвлек меня от воспоминаний. Я снова посмотрела на свое отражение в зеркале, оправляя на бедрах платье. Удачный А-силуэт скрадывал небольшое изменение в моем теле. Заметно это пока не было, но не для того, кто знает твое тело лучше тебя самой. Насыщенный вишневый оттенок подчеркивал белую, но не болезненного оттенка, кожу и яркие синие глаза. Я пока решила не говорить Глебу о том, что жду ребенка, нужно сначала разобраться с тем, что натворили наши родители, да и мы тоже.

— Войдите, — я снова бросила взгляд на часы, отмечая, что приход дедушкиного помощника выверен с точностью до минуты.

— Дарья Вадимовна, — мужчина вошел в мою комнату и замер на пороге. Он почему-то с первых дней начал обращаться ко мне именно так, и хотя я постоянно напоминала ему, что у меня другое отчество, Андрей предпочитал называть меня так. — Ваш дедушка просил к нему зайти после…

— Спасибо, Андрей Сергеевич, — я повернулась к немолодому мужчине, который, как я теперь знала, уже больше пятнадцати лет верно служил моему деду, и улыбнулась, незаметно отирая влажные ладони об платье. — Передайте ему… как получится.

Я снова повернулась к зеркалу, оглядывая себя с ног до головы. Задержала взгляд на волосах и улыбнулась. Фригг была права, когда сказала, что мне подойдет короткая стрижка. Я даже выглядела лет на пять младше. А когда заметила отрастающие темные корни волос — была удивлена еще больше. Сколько мучений было от того, что они никак не поддавались окрашиванию. А сейчас… умелая рука парикмахера-стилиста, и на меня смотрит миловидная шатенка со стрижкой каре и удивительными синими глазами. Теперь я стала еще больше похожа на своего отца, Вадима Аксёнова, о чем мне не преминул сообщить дедушка:

— Не знал, что скажу такое когда-нибудь, но ты копия своего папаши, — проворчал он, когда мы в очередной раз спорили с ним о том, что…

Впрочем, сейчас это уже не важно.

Я, кстати, так и не решила сменить фамилию, не стала брать ни папину, ни мамину девичью, хотя видела огонек надежды в глазах деда. Какая разница, чьей я буду дочерью на бумаге — Михаила Снежина или Вадима Аксёнова — главное, что я — это я! Да и папа тоже решил, что Вадим Аксёнов умер, причем дважды, и «воскресать» больше не намерен.

— Дарья Вадимовна, вы, пожалуйста, не забывайте его, — с заминкой проговорил Андрей, а я удивленно посмотрела на мнущегося помощника деда, который всегда меня поражал своей невозмутимостью. — Он вам никогда не скажет, что скучает, а он… будет. И мы будем скучать по вас… вы… ваше присутствие оживило это… болото.

— Андрей Сергеевич, ну о чем вы⁈ Я же не на другой конец света уезжаю, — улыбнулась я мужчине, — да и дед… он еще в самом расцвете сил, пусть не выдумывает. Ему еще правнуков воспитывать, чтобы не росли избалованными. Потому что бабушка и дедушка, — тут я невольно вздохнула, вспомнив, сколько лет той бабушке, которая сама станет мамой раньше, чем бабушкой. — Они-то как раз будут их баловать.

— Конечно, Дарья Вадимовна, — просветлел лицом помощник и широко улыбнулся, — обязательно скажу. Я провожу, — проговорил он, пропуская меня вперед. Андрей довел меня до кабинета, где меня ждал Глеб. Вернее, он не ждал, но я решила, что хватит! Хватит лелеять в себе обиду и упиваться жалостью к себе. Пора становиться взрослой. Это ведь просто разговор, от меня не убудет. А дальше — будь, что будет!

Я вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

Он стоял такой растерянный, осунувшийся, похудевший, и смотрел на меня во все глаза. Его удивительные глаза, как же я скучала по ним, по их взгляду. Как же я скучала по нему, любимому, единственному…

— Здравствуй, Глеб, — приветствие далось мне нелегко, но не обида была тому виной. Волнение и радость захлестнули волной, грозя смыть остатки решимости. Он здесь! Он жив! Рядом! Мой, и только мой!

И его удивленный взгляд, тихий выдох:

— Даша…

Родной мой… желанный…. Как же я мечтаю обнять тебя!

Глеб.

Она стоит передо мной, родная, желанная. Моя колючая девочка, моя Снежинка. Ее лучистые синие глаза смотрят мне прямо в душу, заставляя сердце выполнять невероятные кульбиты.

А она стала еще красивее. И дело было не только в ее новой прическе, а в сиянии глаз, милых ямочках на щеках, когда она улыбается. Вишневое платье мягко облегало фигуру, подчеркивая высокую грудь, очерчивая талию и бедра. Она стала женственнее, еще привлекательнее, манила своими плавными изгибами. Не знаю, что причина этим изменениям, может, то, что она вернулась туда, где ей лучше, но мне… нравились все эти перемены.

Моя рука потянулась к ее волосам, и Даша не стала меня останавливать. Я помнил, как мне нравилось перебирать ее шелковистые пряди и целовать ее вишневые губы, но я не жалел, что теперь они стали короче… главное, что моей девочке это нравилось. Рука замерла в нескольких сантиметрах, я так и не решился коснуться ее. Вернулось давно забытое чувство… страх.

— Ты стала еще красивее, — хрипло произнес я, мысленно ругая себя за такие банальные слова. — Рад, что… тебе здесь живется лучше…

Я смотрел, как улыбка медленно угасает на ее губах, и зло выдохнул. Тоже мне! Нашелся умник! Что стоило промолчать⁈

— Верно, — усмехнулась она, — лучше. Особенно, если учесть, что из провинциального гадюшника, я попала в столичный серпентарий, где каждая тв… змея, семейства королевских кобр, стремится ужалить меня побольнее, — глаза Даши зло сверкнули, а она вдруг резко успокоилась.

— Извини, сказал, не подумав, — выдавил я, вспомнив о том журналисте, которому не без удовольствия ломал пальцы за ту статью.Разговор явно не клеился, и я уже не знал, что еще сказать, только бы продлить эти счастливые секунды. — Что же тогда держит тебя здесь? Зачем приехала и…

— Живу? — снова усмехнулась она, — тут, вроде как, мой дедушка живет. К которому ты, кстати, должен был меня отвезти. Только вот, незадача, — Даша на миг холодно улыбнулась, а меня обдало жаром, когда я понял, о чем сейчас пойдет разговор, — мне ты почему-то рассказать о нем забыл. — Даша говорила деланно равнодушно, отчего-то ее тон задевал меня намного сильнее, — как и еще об одной детали, верно… Вестник?