Страница 116 из 134
— Нет! Нет! Это ты сдохнешь, тварь, сдохнешь! Я сам убью тебя, а потом и твою потаскушку-дочь, — орал Темников, совершенно потеряв самообладание.
— Извини, «друг», не в этот раз, — ухмыльнулся Вадим, отходя к двери, — я умирал столько раз, что тебе и не снилось. Хотя, это же было по твоей вине, — он смотрел на Андрея, который сейчас сел на место и сгорбился, как старик.
— Как же я тебя ненавижу! — с какой-то обреченностью в голосе проговорил Андрей. Странно, что он с первого раза поверил во все. — Аксёнов, а ты все-таки живучая тварь. Что я только не делал, чтобы избавиться от тебя⁈ Но ты выжил даже после того взрыва, что устроил твой братец. Именно тогда я получил травму глаз, после которой… — он откинулся на спинку стула, задумчиво смотря в потолок. В кабинете ненадолго повисла тишина. — Если бы не ты, Эйрене стала бы моей. Но она не видела никого, кроме тебя, хотя у тебя была невеста — Наталья. Мне так хотелось унизить тебя в глазах обеих, что я связался с Натальей, а потом… черт! Мне нужна была только она, только Эйрене. Но ты отнял и ее! Почему? Почему, она выбрала тебя? Эти бездушные твари никого не любили, кроме себя! Почему она осталась с тобой⁈
— Потому, что любила, — просто ответил Вадим, — но тебе не понять этого никогда…. А знаешь, мне жаль тебя…
— Да пошел ты!!! Засунь свою жалость в…. Сдохни уже, наконец!!! — простонал Темников, сжимая пальцами волосы на голове, — ненавижу тебя!!!
— Ты столько раз приговаривал меня к смерти, что она просто устала ходить за мной. Теперь твоя очередь, — с этими словами он просто вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой двери.
Он прислонился к стене, понимая, что устал. Но впервые за столько лет чувствовал, что свободен. От всего. От злости, ненависти, мести… жизнь сама расставила точки в необходимых местах. Осталось только пустить слух о болезни в прессу, чтобы ни у кого не возникло желания освободить Темникова из тюрьмы. А пока его партнеры и кредиторы будут рвать его фирму на куски, пытаясь урвать б о льшую часть бизнеса, о нем никто не вспомнит.
Рядом тихо хлопнула дверь.
— Не расскажешь, откуда у тебя такая информация? — спросил Камышев, выходя из кабинета.
— Нет, своих информаторов не сдаю, — усмехнулся Аксёнов, — могу только сказать, что мир не без добрых людей, а Земля — круглая.
— Что ж, этого более чем достаточно. Он теперь поспешит избавиться от тяжкого «груза» грехов, что даже не станет дожидаться своего адвоката, — скривил губы Камышев. Потом немного подумал и проговорил: — Я… не стану… если потребуется, помогу с легализацией документов. Или можно признать твою смерть…
— Нет, — покачал головой Михаил Снежин, — я сам похоронил своего друга, Аксёнова Вадима, причем дважды. Его больше нет. Может, Даша захочет вернуть настоящую фамилию?
— Боюсь, только ненадолго, — улыбнулся Роман, — Глеб точно не станет тянуть.
— Это мы еще посмотрим, — грозно проговорил Снежин, нахмурив брови, вспомнив, что Даша сейчас в больнице по вине этого Глеба.
— Ну-ну, посмотри, — хлопнул по плечу Камышев, а потом вернулся в кабинет.
Михаил оттолкнулся от стены, а потом достал из кармана телефон. Нужно позвонить и узнать о состоянии Даши, а потом… потом он просто обнимет своих девочек.
Михаил впервые за несколько недель улыбнулся.
[1] Кератопластика, или пересадка роговицы, — хирургическая процедура по замене всей или части поврежденной роговицы здоровой тканью роговицы донора.
[2] Болезнь Кре́йтцфельдта — Я́коба, — прогрессирующее дистрофическое заболевание коры большого мозга, базальных ганглиев и спинного мозга. Считается основным проявлением губчатой энцефалопатии. Смерть наступает в 100 % случаев.
[3] Деменция — приобретённое слабоумие, стойкое снижение познавательной деятельности с утратой в той или иной степени ранее усвоенных знаний и практических навыков и затруднением или невозможностью приобретения новых
Глава 25
Даша.
Я бродила в каком-то странном сером мутном мареве. Туман то наползал откуда-то, окутывая меня мягким облаком, то растворялся, приоткрывая очертания старинного храма. Его высокие своды тоже скрывал туман, а стрельчатые окна открывали вид на хмурое небо.
Интересно, я умерла? — пронеслась вялая мысль в голове, и я только тихонько хмыкнула. Остановилась, смотря в высокое небо за окном. — Странно, вроде, должен быть темный коридор, белый свет в конце, а тут…. Или умирают как-то иначе? А может, это был просто сон? И сейчас я проснусь в темной комнате, снова прикованная к стене?
Я вздрогнула. И тут же пришли воспоминания. Побег, гонка на выживание, дорога к больнице и неестественно белое лицо Глеба. Вспомнила и предупреждение той старушки, что я умру, если пойду за медсестрой, а еще со мной погибнет и наш малыш. Жалела ли я о своем поступке? Ведь от него зависела не только моя жизнь…
Я положила ладони на свой плоский живот и неожиданно улыбнулась. У нас еще будет… все будет, главное — спасти Глеба. А у меня останутся воспоминания о нашем малыше, я сохраню их… и может быть однажды расскажу Глебу о нем….
— Ох, уж эти люди! Напридумывают себе проблем и печалей, — раздался рядом со мной задорный женский голосок.
Я обернулась, во все глаза рассматривая высокую статную женщину, которая стояла сразу за моей спиной, и с любопытством смотрела на меня. В ее серых… нет, голубых… или синих?..
Я хлопнула ресницами, понимая, что не могу разобрать цвет ее глаз, поэтому переместила взгляд, рассматривая ее дальше. На женщине было белоснежное платье без рукавов, схваченное на плечах крупными золотыми брошами. Свободными складками оно спадало до земли, а на талии было прихвачено золотым поясом, на котором висела связка золотых же ключей и… веретено? Последнее меня так удивило, что я замерла, а до меня донесся отчетливый смешок женщины. Видимо, от нее также не укрылось мое удивление. Я перевела взгляд на ее лицо и снова восхитилась его красотой. Высокий лоб, тонкие изящные черты лица и чуть полные губы, тонкий носик, чистый цвет лица. И глаза… все же сложно понять их цвет… переменчивы, как море в солнечную погоду, — наконец, нашла я сравнение. Так же красива, как греческие богини, мифы о которых я любила читать в детстве.
— Хм, сомнительный комплимент, особенно сравнение меня с…этими… — чуть прохладно проговорила женщина мелодичным голосом, а потом изящно взмахнула рукой, — ладно, сейчас не об этом…
— А вы… кто? — я невежливо перебила женщину, озадаченно смотря на то, как от ее жеста туман неожиданно расступился, открывая очертания красивого внутреннего убранства храма, в котором неожиданно мы оказались. Стены, потолок и огромный камень в центре были увиты зелеными лианами с крупными белыми цветами. — И… где мы?
— Я-то? — усмехнулась женщина, загадочно посмотрев на меня, а потом ее лицо подернулось знакомым мне туманом, являя мне… медсестру в белом халате, которая встретила меня в коридоре больницы. Я только открыла рот, чтобы спросить, что происходит, как облик снова подернулся дымкой, а на меня уже смотрела знакомая мне бабулька, которая разговаривала со мной в том же коридоре возле операционной.
— Кто вы⁈ Что происходит? — выкрикнула я, когда туман снова начал сгущаться вокруг меня, а потом, будто по взмаху волшебной палочки, рассеялся, открывая мне уже огромный зал, посреди которого стояла я. Чуть вдалеке стоял высокий золоченый… трон? Или это был стул?
Я потрясла головой, пытаясь прогнать наваждение, но снова уставилась в конец зала, заметив сидящую на том, ладно, пусть будет троне, женщину в белом платье. Она сидела, гордо держа голову, глядя снисходительно на меня, замершую встрепанным воробышком посреди огромного зала. Весь облик незнакомой красавицы кричал о ее величии, что невольно захотелось склонить голову, но я лишь упрямо вздернула подбородок, ожидая ответов на свои вопросы.
— Гордая, — констатировала женщина, почему-то довольно хмыкнув, и взяла в руки веретено. Перед ней тут же материализовалась прялка, подобие которой я видела у бабушек в нашей деревне. Правда, мало кто из молодежи мог бы опознать, для какой цели используется сей инструмент. Колесо медленно начало раскручиваться, а на веретено аккуратно накручивалась тонкая серебристая нить. Я заворожено смотрела на это действо, что не сразу поняла, что говорила мне женщина.