Страница 113 из 123
Доехав до общего коридора, он завернул в маленький "аппендицит", который вел к довольно тесному лифту. Народу практически не было, кроме двух-трех человек, ждавших лифта и что-то горячо обсуждавших. Трясогузов не прислушивался к чужому разговору - сейчас он слушал лишь собственное сердце, гулко стучавшее в предвкушении загадочного свидания с очаровательной женщиной.
Тут скрипнул подъехавший лифт. Двери с лязгом отворились и все быстренько вошли внутрь. Трясогузов, оставшийся сидеть около лифта, понял, что места ему не хватило. Он уже, собрался, было, дожидаться этого же лифта, пока тот приедет обратно минут через пять-десять, но тут, какой-то сердобольный гражданин выскочил из кабины.
- Проходите, товарищ - я поеду на следующем.
Трясогузов хотел, было вежливо отказаться, но те, кто стоял под желтым квадратным плафоном, дружно закивали, мол, давай, не стесняйся - заезжай к нам на огонек.
Толстяк кивнул и рассыпался, было, в благодарностях, но сжалившийся над ним гражданин, сказал:
- Время не ждет.
Трясогузов снова кивнул и, закрыв рот, въехал в кабину.
Спустившись на минус третий этаж, он вышел один: остальные поехали еще ниже. Недалеко от лифта стоял пост охраны. Трясогузов подъехал к нему и спросил, как проехать до кабинета 17К. Охранник как-то странно на него посмотрел и сказал, то такого кабинета здесь нет, зато есть К17, и, может быть, Трясогузову надо проехать именно до него?
- Может быть, - пожал плечами Трясогузов, - могла же она перепутать.
- Что вы сказали? - спросил охранник, вынимая из уха наушник плеера, в котором жужжала и звенела электрогитара. Ко всему прочему, ему, наверное, ужасно хотелось спать, о чем говорили темные круги под глазами, и бледное лицо. Да еще и с вентиляцией тут было не ахти: жара стояла, как на солнцепеке, но Альфред держался, учитывая, что мысли его были совсем в другом месте.
- Нет, нет, это я так, - быстро ответил Трясогузов, и покатил в указанном направлении.
Кабинеты располагались в таком порядке: на левой стороне был кабинет К13, на правой, напротив него - К14. Промежутки между кабинетами были довольно продолжительные - наверное, за дверями находились большие комнаты, ну или, такие же длинные, как и эти промежутки.
Доехав, наконец, до К17, он остановился и прислушался: полная тишина, только лапочки тихо жужжали. Он посмотрел на синюю дверь, обитую дерматином, и, собравшись с духом, постучал три раза. Дверь не открывалась. Он подождал несколько секунд, и снова постучался. Опять молчание. Может, он вообще не в том крыле находится, и ему нужен именно 17К, а не К17? Возвращаться к охраннику было долго, но, что поделаешь, раз не открывают. Он подождал еще немного, на секунду подумав, что докторша его провела, и тут, как только он повернул свое кресло, чтобы уезжать, левое его колесо шаркнуло по двери, и она приоткрылась. Трясогузов с опаской посмотрел на чуть открывшуюся дверь, не смея двинуться туда, где чернела щель входа в безмолвное помещение. Но надо было на что-то решаться. И он решился. Осторожно приоткрыв дверь чуть шире, он въехал в кабинет, нащупав на стене выключатель. Свет дневных ламп немного ослепил его: разница с желтыми лампами коридора, давала о себе знать его глазам. Он постоял несколько секунд, жмурясь от света и вытирая выступившие слезы. Потом, глянув вокруг себя, увидел, что здесь, кроме, нескольких столов со старыми компьютерами, ничего нет. Правда, его уставшие за смену глаза, разглядели еще кое-что: оно лежало далеко на полу, и нужно было проехать метров пятнадцать или двадцать, чтобы увидеть, что это такое. Ехать нужно было между столами, образовывавшими узкий коридорчик, в который, тем не менее, свободно влезла коляска толстяка. Как только он приблизился на пять метров к тому, что лежало на полу, он перестал дышать: на ковролине лежало распростертое тело человека. Вокруг головы растеклось темное пятно, не успевшее впитаться в серый ворс ковролина, и потому блестевшее сейчас под дневными лампами красноватым цветом. Трясогузов, не решаясь двинуться вперед, машинально включил моторчик, и коляска сама повезла его к страшной находке. Подъехав вплотную к трупу, Трясогузов увидел, что это лежал Полозов с перерезанным горлом.
Глава 43
Как только он осознал, кто перед ним лежит, в кабинете щелкнул выключатель и Трясогузов оказался в темноте. Толстяк обернулся: вдалеке оставалась лишь узкая полоска желтого света, льющегося из коридора. Трясогузов начал разворачивать коляску, чтобы поспешить к выходу, но дверь с громким стуком захлопнулась, и Трясогузов оказался в полном мраке. Он не двигался с места, и даже внутренний монолог, дававший иногда спасительные мысли, прекратился: теперь полное молчание и полная тьма - единственные его советчики.
Альфред слышал собственное сопение и на несколько секунд задержал дыхание, чтобы услышать хоть что-то, напоминавшее о присутствии постороннего в этом ужасном помещении. Но, ни рядом, ни впереди, ни сзади, не было подозрительных звуков. Трясогузов начал вновь дышать, мысленно ругая себя за то, что можно было, набравшись терпения, подождать еще какое-то время и продержаться без воздуха. Через секунду этот бред вылетел из его головы: он услышал шорох со стороны мертвого Полозова. Трясогузов сидел спиной к этому звуку, и почувствовал, как мороз пробрал его до костей. Спина толстяка покрылась холодом, потом жаром, затем снова холодом... Он не знал, как ему быть, но тело пыталось дать какой-то приказ, непонятый толстяку. Рука, случайно поставившая кресло на тормоз, не могла нащупать маленький рычажок, снимавший блокировку - колеса оставались недвижимыми. За спиной, с каждым новым, едва заметным, звуком, становилось всё холоднее, и этот холод морозил кожу, превращая ее в грубую задубевшую материю, становившуюся всё более чужой Трсяогузову - он сам становился нечто таким, что перестало чувствовать себя живым существом. Толстяк не смел повернуть назад закоченевшую шею, не смел двинуть глазами - холод будто проник в глазные яблоки и сковал их могильным дыханием. Парализующие волю секунды растянулись на минуты, а те незаметно превратились в часы, и толстяк забыл о самом понятии времени...
И тут тело дало ему неожиданный приказ. "Прыгай!" - завопил внутренний голос, дав импульс недвижимому, скованному от страха, телу. Трясогузов, не думая протестовать, сильно наклонился вперед и выпал из кресла. Ударившись больно носом об пол, он почувствовал противный запах ковролина, будто пропитанного кошачьей мочой, или похожими на нее реактивами. Трясогузов повернул голову, стараясь отстраниться чуть дальше от этого запаха, но получилось плохо: запах продолжал стоять в носу и никуда от него теперь не деться. Толстяк постарался повернуть все тело чуть набок, чтобы облокотиться о правую руку, а левой нащупать ближайший стол - снова мимо: пальцы хватали лишь пустоту. Звуки сзади, где лежал мертвый Полозов, продолжались, не замолкая ни на секунду. Они были равномерными, словно часы тикали, или капала вода, или... крутился вентилятор.