Ведьмина деревня

На Алёну нахлынули детские страхи, она задрожала. Но всё же хотела повернуться спиной к непонятным теням и уйти из этого дома, чтобы никогда больше одной не возвращаться сюда. Приняв это решение, она с ужасом поняла, что не может пошевелиться. Это было пугающе. Иногда ночами она просыпалась от чувства неподвижности под чьим-то взглядом.

Липкий страх и чувство беспомощности, как в такие ночи, и сейчас накрыли Алёну. А фигура у печки со странной тенью за спиной продолжала буравить девушку взглядом.

Следующие пару мгновений ничего не происходило. Тело продолжало не слушаться, тени не шевелились. Потом руки Алёны ослабли и самопроизвольно выронили сумку с книгой и вещами.

После этого к ней вернулась способность двигаться. Девушка закашлялась: стоя без движения, она не могла и дышать. Ещё несколько томительных мгновений грудь не могла распрямиться и сделать вдох, но наконец Алёна проглотила порцию воздуха.

Желая поскорее покинуть это проклятое жилище, она повернулась ко входу, продолжая чувствовать взгляд на своей спине. Сумка с вещами осталась лежать на полу.

Но не успела девушка дойти до двери, как услышала мужские голоса во дворе. Она остановилась: встреча с Тимуром и его друзьями не входила в её планы.

Алёна хотела спрятаться, но поняла, что это бесполезно. Затаиться и дождаться, пока муж уснёт, можно было только на чердаке, но лезть туда не было ни сил, ни желания.

После тех мгновений, когда она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, девушка всё ещё не пришла в себя. Усталость предыдущего дня навалилась с двойной силой, и сил у организма, измотанного неизвестной хворью, совсем не осталось.

Всё, что могла сделать Алёна, это неподвижно стоять посреди комнаты, придумывая, что сказать Тимуру и как покинуть дом. Наличие рядом его друзей было ей на руку, на людях муж старался вести себя спокойно. Наконец, дверь распахнулась, и на пороге появилось несколько тёмных фигур. На несколько секунд они застыли в изумлении.

— Жёнушка? — презрительным тоном протянул Тимур, язык которого плохо его слушался.

— Я зашла за вещами, — спокойно сказала Алёна.

— А здесь есть что-то твоё? — продолжал мужчина. — Мне казалось, что твоё теперь — в избе старика, на которого ты меня променяла. У него что, золото в погребе припасено, что ты к нему убежала, забрав юбки?

Друзья захохотали, а девушка поморщилась от неприятных слов.

— Я говорила тебе, что это мой отец, — ответила она скорее для друзей, чем для самого Тимура.

Она хотела, чтобы в деревне знали, что она ушла к родственнику, а не к любовнику, как, скорее всего, уже сплетничали местные женщины.

— А что он столько лет не проявлялся? — едко спросил Тимур. — Или другую молодуху дочерью называл?

Парни опять ухмыльнулись.

— Я не хочу это обсуждать, — сказала Алёна, — я взяла несколько вещей Танюшки, чтобы ей было в чём ходить зимой, и больше тебя не потревожу.

Вошедшие зажгли свет, и она поморщилась от его яркости. Случайно взглянула на стол и заметила, что там так и лежали нетронутые упаковки таблеток. Ей стало понятно, что необходимые ему лекарства Тимур не принимает. Да и с алкоголем они несовместимы.

Вздохнув, Алёна наклонилась к сумке и хотела пойти к выходу. Но муж перегородил ей дорогу.

— Убегаешь, как крыса с корабля? — спросил он, нависая над женой. — А как же клятва — в болезни и здравии? В горести и радости?

— Я ждала тебя в горести и радости, — ответила Алёна, — но сейчас мне самой нужна помощь. Я предлагала тебе пойти со мной, жить там есть где. Может, перестанешь пить, возобновишь прописанное лечение. Поправимся оба и в город уедем, подальше от этого дома, — она со страхом покосилась на печку, где уже никого не видела.

— Перестань! — закричал Тимур. — Хватит мне душу травить! Мне рассказали, как ты гуляла, пока я в плену сидел, как с лесными спелась, а я, дурак, не верил. Говорил, что ты меня любишь. А теперь вижу, что правы были люди. Ты при живом муже к чужому мужику бегать не стесняешься. Ненавижу тебя! Всю жизнь ты мне испортила! Говорил мне отец, чтобы не женился я на тебе, что ничего хорошего из твоей семьи быть не может. Да не послушался я, пошёл за тобой, ведьма, и жизнь свою потерял! Видать, приворожила ты меня и не отпускаешь!

— Это я ведьма? — удивилась Алёна. — Да ты на своих посмотри! Твоя бабка такое при жизни творила, что до сих пор упокоиться не может.

— Ты моих родных не трогай, — сказал Тимур, — они тебе помогли, пока меня не было. Как бы ты выжила, ежели они тебя к себе не приняли?

Девушка замолчала. Говорить дальше не имело смысла. Любимый муж окончательно превратился в одного из тех, кто травил Алёну и желал зла.

— Я пойду, — сказала она.

— Разве я тебе разрешил? — спросил Тимур. — Я пока что твой муж и право на тебя имею. Ты сейчас останешься и выполнишь свой супружеский долг, — он ещё больше навис надо хрупкой фигурой Алёны, — или старик тебе больше нравится?

Мужчина протянул руку к лицу Алёны, она интуитивно отклонилась, и он поймал её за волосы. Девушка вскрикнула.

— Тимур, прекрати, — раздался голос одного из его друзей, что всё ещё толкались на входе. — Пусть идёт, это её дело.

— Она моя жена и должна мне! — грубо ответил мужчина.

— Да оставь ты, — пытаясь разрядить обстановку, добавил другой, — вспомни, сколько девчонок за тобой бегало, да и сейчас не прочь быть с тобой. Зачем тебе баба, которая со стариком общается? Не противно тебе после него будет?

Тимур резко отступил и сплюнул прямо на пол.

— А ты прав, — сказала он, — противна она мне, после другого. Уходи, — обратился он к Алёне, — и чтобы больше ноги твоей в моём доме не было.

Алёна быстро пошла прочь.

— И вещи свои забери, — он пнул ей вдогонку сумку с книгами, — не нужны мне твои пожитки.

Девушка подняла вещи с пола и выскользнула из дома. Проходя мимо друзей мужа, она почувствовала их презрительные взгляды. Но где-то в глубине было и сочувствие.

Алёна быстро пошла к лесной дороге. Жалела, что фонарь она оставила в доме, совсем забыла о нём, после того как выронила под взглядом бабки. Вернуться было уже невозможно. А лес стоял неприступной чёрной стеной. Даже приближаться к нему было страшно, а уж заходить — и подавно.

Но выбора у Алёны не было. Там, на лесной опушке, ей ждал единственный на земле человек, который был согласен впустить её.

С опаской она зашла в лес. Первые сто метров надо было идти по большой дороге, а потом искать поворот на еле заметную тропинку, которая выводила на дорогу, идущую к лесной деревне. Девушка помнила, что по первой дороге ей не дойти.

С трудом привыкая к темноте и то и дело натыкаясь на пни, коряги и обломанные ветви деревьев, Алёна пробиралась к нужной ей лесной тропинке. Уставшие за день ноги скользили по мокрой земле, обильно увлажнённой свежим снегом, который, тая, образовывал жижу под ногами.

Сумка с книгами, куклой и одеждой тянула руки. Девушка не понимала, почему вещи стали такие тяжёлые. Они буквально тянули её к земле, висели неподъёмным грузом, отдавали холодом.

Она хотела их бросить, но подумала, что уничтожить тёмные книги надо особым способом, возможно, это часть её исцеления.

Несколько раз Алёне казалось, что она заблудилась. Когда отец показывал ей боковую тропинку, они дошли до неё буквально за пять минут. А сейчас Алёна уже гораздо дольше блуждала в темноте и не могла понять, где находится.

Огней с большой дороги было совсем не видно. В какой-то момент девушка даже потеряла ориентир, куда ей двигаться: назад, вперёд, вправо или влево. В какой стороне была её деревне, а в какой — лесная, она не знала.

Ей стало совсем страшно. Силы кончались. Точнее, их уже совсем не было. На каких внутренних ресурсах она всё ещё шла и шла вперёд, девушка не знала.

Звуки тёмного леса ещё больше пугали её. Нечто потустороннее шевелилось, шипело, крутилось вокруг. Книги в сумке были словно живые, Алёне казалось, что она чувствует их движение. Или это кусты и ветви деревьев так раскачивали и рвали сумку в стороны, что чудилось, будто вещи шевелятся. Спиной же она чувствовала чей-то взгляд, наводящий леденящий страх, от которого немело тело.