Ведьмина деревня

— Но я не могу вот так всё бросить, — сказала Алёна, вспоминая, сколько ей стоило отучиться, заслужить уважение на работе и уменьшить слухи в деревне.

А ведь если она в лес уйдёт, все заново начнётся. Да и Тимур её не поймёт, свёкры тем более. В предательницы запишут, и будет ей дорога в деревню закрыта. Если её семья мужа больше не примет, то и ей и жить в деревне станет негде. Дом-то — бабки Тимура. А в лесу с ребёнком не дело, школа ближайшая далеко, и до неё через деревню добираться надо…

— Здесь уж, девочка, тебе самой выбирать, — сказала Евдокия, будто прочитав, о чём думает Алёна, — хочешь оставить всё по-прежнему, неволить тебя не стану. Ты сама ко мне пришла, я тебя не звала. Рассказала так, как вижу. Можешь мне верить, можешь — нет. Хочешь — дальше учись и работай, но когда сляжешь, я уже тебе не помогу, поздно будет.

— А мужа я как оставлю? — спросила девушка.

— Он же тебя оставил? — спросила женщина. — Сам в военкомат пошёл, о тебе не подумал.

— Так он под действием приворота был, — ответила Алёна. — Сам не понимал, что делает.

Ведунья пристально глянула на неё.

— Есть такое, — сказала она, — приворот тот сильный был. Любой другой мужик сломался бы и побежал за приманкой. Но Тимур не простой, кровь бабкина в нём есть, она и противодействовала. Часть приворота нейтрализовала, а вот часть, где сказано было, что если не с Аней, то ни с кем он не будет — не смогла. Поэтому и ушёл твой муж на войну, программа на погибель у него сработала. Но и Аня тоже поплатилась, — продолжала Евдокия, смотря куда-то сквозь Алёну, — ей хороший муж предназначен был, только дождаться его надо было, детки у них бы росли, да поперёк судьбы она пошла: и свою сломала, и вашу.

— А ведьме из соседней деревни, что ей помогала, ничего не будет? — спросила Алёна.

— Так она на себя дурное не берёт, делает так, что если обратка пойдёт, то не на неё, а на заказчика ложилась, — ответила женщина, — но ей всё равно бумеранг вернулся. Уходила она тяжело, неделю ревела, как раненый зверь, но разве это вернёт ваше с Тимуром здоровье?

Алёна вспомнила, что был в глазах той старухи страх, когда она к ней приходила, да только сделанного не воротишь.

Девушка обдумывала всё, что услышала от ведуньи. Оглядывалась кругом, думала, сможет ли здесь жить. Обстановка была очень скромная. И хоть Алёна сама жила небогато, но и дом, и убранство у неё было получше. А здесь одна комнатка, даже их с Танюшкой вещи положить некуда.

Да и что она здесь целыми днями делать будет? Зима впереди, вечера тёмные, ночи длинные. Так хоть на работу и учёбу отвлечься можно. А здесь скука вечная да теснота. Но потом вспомнила, как тяжело ей было на работе в последнее время, как ноги подкашивались да в голове мутнело.

«Если я сейчас всё брошу, как же я потом жить буду? Ни образования, ни работы, ни дома. Здесь я ничего не заработаю, а чем Танюшку кормить, во что одевать? И учиться ей надо… А Тимур без меня пропадёт. Не для того я свою жизнь изменила, чтобы сейчас без мужа остаться».

— Спасибо вам за всё, — сказала Алёна, — я подумаю, смогу ли переехать сюда, и с Тимуром поговорю.

— Твоя воля, — сказала Евдокия, поднялась и, попрощавшись, вышла из избы.

Степан сел на её место.

— Если твой муж согласится — переезжайте вместе, — неожиданно сказал он. — Я в другой дом уйду. Старики в соседнем доме недавно померли, в их избе могу пожить. Или Тимура туда поселим. Ему тоже помочь надо. Вы теперь одной нитью связаны.

— Не согласится он, — ответила Алёна, — не верит он во всё то, о чём с вами сейчас говорили.

— Раз не верит, пусть сидит один, — недовольно ответил мужчина, — ты ради него всё здоровье отдала, а он — не верит!

Девушка молчала. Она сама не до конца верила во всё, что происходило вокруг. Собираясь к лесным, она думала о них, как о своей последней надежде. Считала, что ей достаточно здесь появиться, и всё наладится. Ей дадут ответы на все вопросы, и вслед за этим жизнь нормализуется.

А на деле получилось, что никаких чудес не бывает. За всё в этой жизни надо платить, даже за то, что было совершено по незнанию.

«Волшебной «таблетки» от моих невзгод и болезней не будет, — с грустью поняла Алёна, — а на что я рассчитывала? Это ведь жизнь, а не сказка. Сказка в моей жизни даже не начиналась».

За окном тем временем стемнело. Алёна смотрела на отца, который сидел рядом и смотрел на неё.

— Проводи меня домой, — попросила девушка, — страшно мне одной идти, а ещё за Танюшкой надо. И Тимур скоро из мастерской вернётся.

— Сейчас пойдём, дочка, — ответил пожилой мужчина, — ты только о словах Евдокии помни. О себе тебе надо думать да о Танюшке. А за учёбу и работу не беспокойся. Главное тебе — поправиться, силы обрести, всё дурное, что тебя на тот свет тянет, сбросить. Потом и учёбу закончишь, и работу новую по специальности найдёшь. А если здоровья не будет — то ничего не будет. А за зиму будущую не беспокойся: у меня запасы сделаны, урожай хороший в этом году был. Плюс я всю жизнь на заводе отработал, денег скопил. Куда мне тратить: мне много не надо. Только недавно уволился — зрение подводить начало, не вижу, что делаю. Но я сторожем там устроился, езжу посменно. Вы теперь для меня с Танюшкой — самое главное. На вас и тратить буду.

— Тесно нам будет в одной комнате, — сказала Алёна, оглядывая папино жилище.

— Если только это тебя смущает, то я говорил, могу в соседней избе пожить, — ответил Степан.

— Неудобно мне, пап, тебя из дома выгонять, — проговорила девушка.

— А ты меня не выгоняешь, ты мне радость даёшь, — улыбнулся пожилой мужчина.

С этими словами они собрались и вышли на порог.

Вокруг была непроглядная темнота. Алёна отвыкла от такой тьмы, ведь в деревне и в областном центре всегда горели фонари или многочисленные окна домов. Здесь же слабый свет из окон близлежащих домов был почти незаметен.

Алёна поёжилась. После тёплого дома прохлада ноябрьского вечера казалась сырой и проникающей в каждую клеточку тела.

— Жаль, что ты без Танюшки пришла, — сказал Степан, — так бы сразу у меня и остались.

Алёна быстро зашагала к тропинке, по которой они пришли. Отец сопровождал её, освещая фонарём путь. Шёл он быстро и уверенно, не обращая внимания на звуки ночного леса, которые пугали Алёну.

К большой дороге вышли довольно быстро: Алёна даже удивилась. Ей казалось, что лесная дорога очень длинная, а на деле это оказалось не так. Степан проводил дочь до первых огней деревни.

— Дальше я не пойду, — сказал он, — знаю, что такое деревенские слухи и косые взгляды. Не нужны они тебе сейчас. Дорогу домой ты отсюда лучше меня знаешь, давно я здесь не был. Я ведь в город по соседней дороге езжу: по лесу в сторону иду и там на автобус сажусь.

— Вот почему я тебя никогда не встречала, когда в город ездила, — сказала Алёна.

— Да, дочка, я не показывался, но всегда о тебе помнил, — ответил мужчина. — А если в чём неправ был — ты уж прости. Жизнь мне заново не начать. Поступки не изменить.

— Я понимаю, — ответила девушка вслед уходящему отцу, хотя на самом деле ничего не понимала: голова опять закружилась от несоответствия картин, что мелькали перед глазами.

Совсем недавно она сидела в бедно обставленной избе, больше похожей на домики ссыльных из исторических сводок, разговаривала с человеком, которого не видела столько лет и о существовании которого только догадывалась.

А сейчас она стоит посреди привычной ей деревни, впереди виднеется дом свекрови, где она провела столько времени, а за ним — их дом с Тимуром, и это так не вяжется друг с другом. Настолько разные миры, люди, мысли.

А послезавтра на работу. Алёна представила, что приходит и сообщает руководству о своём увольнении, а потом говорит Тимуру, что уходит жить в лес. И вместе с Танюшкой переезжает в эту оторванную от реальной жизни лесную деревню…

«Это невозможно, — подумала она. — Как я смогу бросить всю свою жизнь и пойти за призрачным обещанием исцеления? Я даже не поняла, как Евдокия будет меня лечить: руками? Обрядами? А вдруг ещё хуже сделает…»