Страница 19 из 57
И так хорошо стало, Алёна даже услышала перекличку птиц, доносившуюся из леса. А подняв глаза, удивилась голубизне апрельского неба. С удовольствием вновь втянула в себя свежий воздух, будто давно не дышала им.
Решительно войдя в дом, она подошла к промёрзшей за зиму печке и прикоснулась к своим мешочкам с травами. Они были сырыми и холодными на ощупь, но внутри них ощущалось тепло. Тепло её души, которая была вложена в эти сборы.
И наконец она начала чувствовать холод озябшего дома. Мурашки волной прокатились по её телу, забрались под тёплое пальто и в рукавицы. Алёна удивлялась своим ощущениям. С тех пор как она попала в метель, возвращаясь из церкви, она долго не могла отогреться и не чувствовала пальцев рук и ног — и так привыкла, что вообще перестала замечать холод.
И теперь, вновь обретая своё тело, Алёна не понимала, что это всё — она. Руки и ноги немели, будто она отлежала их. Она встряхивала ими, сжимала пальцы. Чтобы немного отогреться, решила растопить печь, а уже потом собирать свои вещи.
Печь не разгоралась.
«Вроде на чердаке были старые газеты», — вспомнилось Алёне.
Она поднялась наверх по знакомой лестнице. Свет из небольшого окна заливал разбросанные под ногами вещи. Алёна вспомнила, как осенью быстро спускалась отсюда и бежала в сторону горящего магазина. И почему-то винила себя в происходящем.
Найдя стопку газет, она уже думала спуститься, но взгляд упал на два сундука, что стояли в самом дальнем углу. Аккуратно ступая, чтобы не провалиться между подгнивших досок, Алёна подошла к сундукам. С внутренней дрожью дотронулась до их запылённой поверхности.
Пыль полетела в стороны, и Алёна вновь закашлялась. Потом попыталась поднять крышку сундука, но получилось это не с первого раза. Наконец она поднялась и отвалилась назад с сильным стуком, подняв ещё ворох пыли.
Заглянув внутрь, девушка увидела какие-то палочки, камешки, небольшие отрезы ткани, напоминающие скатерти с вышитыми на них символами. Также там были мешочки с травами, порошки, глиняные фигурки.
На самом дне лежало несколько книг. Они были похожи на те, что Алёна читала раньше, только почерк был другим: более размашистым и неаккуратным. И язык записей был обычным: не было старинных букв и символов, что встречались прежде.
Быстро пролистав найденные книги, Алёна поняла, что это записи бабушки Тимура, так как между описаниями обрядов встречались её мысли о дочке, внуках и даже самой Алёне.
«Внучок мой, Тимур, — писала ушедшая, — продолжает общаться с девчонкой из лесных. Она о том не ведает, но я чувствую внутри неё силу. Не такая эта девка, как все. Может, ей передать? Девочек-то родных ко мне не пускают. Кого мне в преемницы брать? Не будет мне покоя, пока не передам дар».
В другой раз было написано следующее:
«Всё-таки нельзя Алёне передавать — будет её в разные стороны тянуть, сгинет девка».
Алёна несколько раз перечитала открывшиеся ей строки.
«Из лесных… силу внутри её чувствую… не такая, как все…будет её в разные стороны тянуть…»
И тут же в голове возник образ священника, качающего головой.
«Очистил я тебя от бесовства, а ты вновь идёшь», — будто говорил он ей и чадил ладаном прямо перед носом.
При воспоминании приторного запаха, идущего из кадильницы, у Алёны закружилась голова.
Продолжая листать записи старухи, она нашла несколько интересных строк, написанных уже слабой рукой под конец тетради.
«Ходят мимо моего дома, и хоть бы кто зашёл. Будто не их я. Выгнали и забыли. А Алёну стерегут, к себе забрать хотят. Но я не отдам».
Девушка поняла, что писала бабушка Тимура о лесных жителях, значит, появлялись они в деревне чаще, чем она думала.
«Алёну стерегут…» — звучали в голове слова.
Вспомнила она, как пришла к ней незнакомая женщина в больницу, отвары целебные принесла. И как потом помогла ребёночка родить.
Не верилось девушки, что плохие это люди.
«Плохие добро не делают, — думала она. — А они мне всегда на помощь приходили, как в беду попадала. Сначала из леса вывели, когда в темноте заблудилась, потом в болезнях помогли. За что же их деревенские не любят?»
В то время, пока Алёна ходила на службы, она несколько раз пыталась узнать у священника о лесных жителях. Но он больше ничего не рассказывал. И про отца Алёны молчал, говорил, что не его это дело — про других людей разговоры водить. Так и не узнала девушка, что случилось с отцом, жив ли он, как они с матерью познакомились и почему расстались.
А книга жгла руки. Как солнышко, заглядывающее в окно, прогревало небольшой чердак, так наполнялись теплом руки Алёны от найденных записей. Будто оживало в ней что-то, к добру или нет, она не знала.
Но книгу взяла, потом второй сундук открыла. Среди ветоши, нашла там мешочек с парой серебряных монет. Смотрела она на них во все глаза и вспоминала, как хотела мужа возвращать, да не знала, где монетки взять.
Не понимая, что поднимается в её душе в связи со всеми этими находками, Алёна быстро захлопнула сундук и спустилась вниз. Сердце отчаянно стучало. В тишине промёрзшего дома каждый удар будто отражался от стен.
Девушка со страхом прислушивалась. Она давно не слышала своего сердца. А сейчас оно будто говорило ей: «Ты есть, ты живая».
Алёна собрала свои вещи и могла уже уйти, но дом будто не отпускал её. Растопленная печь начала по чуть-чуть отдавать тепло, а каждая вещь вокруг рождала в душе девушки воспоминания.
Она смотрела вокруг себя и видела их краткую жизнь с Тимуром, его смех и улыбку. Переводя взгляд на стол, вспоминала ночные посиделки у свечи и тени на стенах, что беспокоили после ухода мужа. Но сейчас ей было совсем не страшно.
Наоборот, стены казались родными и оберегающими, хотя раньше были неприветливыми. Алёна автоматически потянулась к запястью, на котором когда-то был браслет, и с горечью почувствовала, что на нём ничего нет.
«Не сходить ли мне к лесным жителям? — подумала она. — Там ведь люди живут, а не звери, уж не навредят мне. Может, подскажут ответы на вопросы, что не дают покоя».
И только подумала об этом, как разлетались за окном птицы, заголосили. Посчитала Алёна это дурным знаком и отбросила пришедшие мысли.
А потом решила, что надо им с Танюшкой вернуться в этот дом. Нечего в чужой семье жить, глаза людям мозолить. Приютили, когда плохо ей было, и хватит.
«Здесь мне Тимура ждать надо» — подумала Алёна.
Впервые за много дней надежда на его возвращение ожила в её сердце.
Простившись наконец с домом, девушка медленно пошла по деревне, прислушиваясь к себе. Радостно и одновременно тревожно было на душе.
Вдали послышался колокольный звон, зовущий на службу. Алёна вздрогнула. Вспомнила долгие часы простаивания в холодной церкви. Помотала головой, поняв, что зря ходила туда, не её это место.
Придя домой, первым делом нашла Танюшку. Долго обнимала дочку, щекотала, целовала, гладила подросшие волосы. Девочка, отвыкнув от такой ласки матери, радостно смеялась и тянулась к Алёне, обнимала её. Потом залезла на колени и со всей своей детской силой сжала в объятьях.
Так весь вечер и провели вместе. Свекровь поглядывала, но молчала. Женщина видела, что опять меняется Алёна.
Рано утром ей вновь надо было ехать на сутки. Танюша в этот раз проснулась и горько плакала перед разлукой. Алёна обещала дочери привезти завтра утром вкусных конфет, но девочка будто не слышала о своём любимом лакомстве и цеплялась за мать. Ещё долго Алёне слышался плач малышки, пока она ехала на автобусе в райцентр. Сердце щемило, и девушка удивлялась, как раньше уезжала и не тосковала о дочке.
На следующий день, отоспавшись после смены, Алёны вновь пошла в свой дом. Теперь уже вместе с Танюшкой. Та быстро перебирала ножками вслед за мамой и радостно улыбалась. Пока дом протапливался, девочка играла на улице, пуская ручейки из талой воды.
Алёна вновь почувствовала прилив сил. Ей хотелось скорее навести порядок и переехать сюда. Здесь было свободнее, легче. Будто оживало что-то в её душе среди стен старого дома.