По следу некромантки

Оно спрашивало, какую сделку желает заключить вызывающая.

Миена желала выкупить жизнь, которая была обещана Маромиру.

«Вот энергия, вот кровь — всё отдаю за одну жизнь».

Маромирец подался вперёд, обдавая запахом гнили. Какой он был жуткий! Эта огромная морда, на которой существовали только большие круглые глаза! Это тощее тело! Эти рваные движения и, главное, рост!

Когда существо загудело снова, Миена невольно отшатнулась.

Пришелец был недоволен. Он рассчитывал хотя бы на равный обмен, а лучше — на выгоду. А ему что предлагают? Какую-то паршивую горсточку энергии! Он даже показательно продемонстрировал некромантке деревянный сосуд, как будто она могла увидеть перетёкшую туда энергию от прерванной жизни курицы.

«Тебе нужна ещё энергия? — спросила тогда Миена. — Возьми мою!».

Она с готовностью поднесла кинжал к предплечью.

— Парагу дольг парагу, — сказало существо.

Жизнь за жизнь. Ещё жизнь, плюс к этой — куриной, за которую положена только маленькая порция силы, и не более того. Жизнь, равная по энергии человеческой жизни.

Миена похолодела. Он пришёл сюда за лакомством, привлечённый зимой и умирающей девочкой. Он думал, что именно девочка ляжет на жертвенник — ведь энергию Маромиру могут давать только те смерти, которые произошли от рук человека, уже прикасавшегося к Источнику, то есть от рук некроманта. А теперь увидел, что это не так.

А Миена видела, что это очень могущественное существо. Загнать его обратно в Маромир против его воли не смогли бы и десять некромантов. Оно уйдёт только тогда, когда захочет. А захочет — только когда получит то, за чем приходило. Курицы мало, да и козы бы не хватило. Медведь разве что подошёл бы — но медведя нет. Никого нет, кроме неё и умирающей — и страшного гостя с требовательно протянутым щупальцем, в котором зажат деревянный сосуд.

Это означает, что кто-то должен умереть. Либо девочка, либо Миена. Иначе может случиться непоправимое. Существо не исчезнет раздосадованным, как могли сделать мелкие твари вроде тех, что приходили к некромантке раньше. В отместку за обман оно может забрать две жизни сразу. А может вообще выбраться из подвала и, не сдерживаемое никем, отправиться в ближайшее поселение, чтобы добыть столько энергии, сколько поместится в его сосуд, и ещё больше. Миена не сомневалось, что оно сможет это сделать.

И сейчас казалось бы: чего проще? Просто убей девочку, которая и так приговорена.

Просто убей. И получи много-много силы. Ох, какой она будет сильной! Этот гниющий монстр запросто отжалеет ей столько могущества, что можно будет горы сворачивать несколько дней кряду, не обращаясь к Источнику дополнительно. И в её становлении как некромантки это тоже поможет — ведь чем серьёзнее жертвы, тем выше потенциал вызывающего. А чем выше потенциал — тем более интересной приманкой становится некромант для Маромира…

Это та ступенька, которую она должна пройти. Нужно просто решиться, просто ещё раз переступить через себя — и дальше уже станет легче…

— Парагу… мерсто, — помертвевшими губами произнесла Миена.

«Жизнь взаймы».

Ох, дура.

Сколько раз им в Пороге твердили: не оставайтесь в долгу у Маромира. Не всякий долг можно отдать сразу. А пока его не отдашь, работать нормально не сможешь: ведь на должнике ставится особая метка, и случись ему обратиться к Источнику, а тем более, совершить обряд на жертвеннике, это обязательно будет известно тому, кто эту метку поставит, и последствия могут быть самые плачевные. Миена помнила жуткие истории об истлевших телах у жертвенников — телах тех, кто не смог завершить переход… Кредитор всё равно заберёт то, что ему причитается, особенно если будешь дразнить его жизнями куриц, подаренных кому-то другому.

Но слова уже были сказаны, и пришелец, протянув свободное щупальце, дотронулся им до Миениного лба. Девушку передёрнуло от этого ледяного прикосновения, к горлу подкатила тошнота. Она зажмурилась.

— Парагу мерсто, — отдалось в её голове похоронным гулом.

Договор состоялся.

Когда Миена открыла глаза, существо исчезло. Кончики пальцев зудели от холода, как если бы она только что вынула руки из сугроба: значит, за куриную жизнь ей дали немного силы. Этого хватит, чтобы вылечить девочку. И, может, на что-то ещё. А потом…

А потом она, наконец, убьёт медведя.

2

В доме Миены было две комнаты, а нормальная кровать — всего одна. Высокая, железная, на которой лежала не подходящая по размеру, но ужасно удобная перина. На этой перине теперь спала отобранная у Маромира гостья, закутанная в толстое шерстяное одеяло. Спала уже второй день. И второй час — спокойно.

Миена же, балансируя между бодрствованием и дремотой, сидела в кресле. Она и сама чувствовала себя больной.

В этом доме никогда не было так шумно, как за последние сутки.

Из паутины бреда, хныканья и вскриков Миена умудрилась выцепить имя. Аряна. Это имя стало ещё одной ниточкой, за которую можно было тянуть, возвращая девчушку в настоящий мир. Да, умиравшей в лесу студентке Порога вернули жизнь, но если бы Миена, в своих попытках лечить, что-то сделала неправильно, Маромир мог бы снова нацелиться на бывшую жертву, а на новую сделку, не заплатив по предыдущему счёту, Миена пойти не смогла бы. Поэтому она очень старалась всё делать правильно.

Только очень уж это было сложно.

Но теперь, когда гостья уснула, можно было попробовать прийти в себя. Например, выйти на улицу и подышать… Впрочем, это в любом случае следовало сделать: выбраться в Горкино, чтобы крупы купить, например, и кое-чего ещё по хозяйству. Оставлять Аряну одну не хотелось, но с другой стороны, Миена и не планировала долго гулять. Девчонка, даже если проснётся, испугаться не успеет. А о том, что кто-то её потревожит до возвращения хозяйки, можно было тем более не волноваться: кто осмелится забраться в дом некромантки?

Накануне выпал снег, но уже с утра подтаял. К середине дня мороз не вернулся, и Миена, пока шла через поле, прямо-таки упарилась в своём в толстом пальто. Ближе к облепленным домами холмикам она додумалась снять капюшон и расстегнуть пару верхних пуговиц.

Ворона в здешних краях славилась неустойчивой погодой, но Миена чувствовала, что это последние удавшиеся проказы южных ветров: зима вот-вот возьмётся за своё дело всерьёз и прогонит все воспоминания о тепле. Пока же пришлось помучиться: под снежной кашеобразной массой, прилипавшей к сапогам, было скользко, и ноги то и дело норовили разъехаться в разные стороны.

Горкино было достаточно большим селом, и после того, как заканчивались полевые работы, становилось почти таким же людным, как город. Особенно много народу шлялось по торговой (по факту — единственной) улице, куда как раз отправилась Миена. Здесь снег, не чета полевому, был серым и мокрым, чуть темнее распахнутого над селом пасмурного неба. Вдоль заборов сидели люди: кто на дощечках, кто на табуреточках, разложив перед собой товары. Торговцы поопытнее или позажиточнее приходили сюда со специальными самодельными конструкциями: тут тебе сразу и прилавок, и навес, или же просто каркас для оного, куда можно положить толстую ткань либо коровью шкуру. За заборами темнели стены хлевов и амбаров: фасады домов на торговую улицу редко выходили. Кому охота слушать гвалт, который иной раз здесь стоит?

Вот и сейчас умудрились сцепиться. Заезжий купец, торговавший прямо с телеги, вызывал острое недовольство других торговцев. Не нравилось им, что гость расположился здесь вместе с лошадью и всем своим скарбом. Телега практически не загораживала проход — но это «практически» никого не устраивало, к тому же повозка была тут как бельмо на глазу. Во влажный воздух вплетался запах навоза, а связка сена, которую время от времени подъедала флегматичная каурая лошадь, уже давно перестала быть связкой и разметалась по всей улице, что, конечно, тоже послужило поводом для придирок. Вообще-то купцы чаще приезжали во время каких-нибудь ярмарок, когда к селу стекались люди с окрестных деревень, но иногда заглядывали и случайно, по дороге в Тиугар или Дальновейск — или наоборот.