Земля

Из кинотеатра вышли зрители последнего сеанса. На всех экранах города показывали фильм «Комсомольск». Молодежь смотрела фильм по нескольку раз.

Девушки и парни расходились парами, группами, громко переговариваясь и смеясь.

Улица, мгновенно заполнившаяся людьми, так же быстро опустела и затихла.

Лишь две пары неторопливо шли под освещенными луной платанами. Их тени четко обозначились на тротуаре. Над городом сияла полная луна. С моря дул слабый ветерок.

Антон Бачило и Цисана шли впереди. Чуть поотстав, за ними следовали Уча и Ция.

— Как они похожи на нас, эти ребята из Комсомольска, — продолжал Антон начатый разговор. — Видно, общее дело делает людей похожими друг на друга. Мне казалось, что они корчуют наш лес и осушают наше болото. И так же, как мы, хотят создать свое гнездо.

— Свое гнездо?

— Вот именно. Общее дело — великая вещь. Но знаешь, если человек не думает о себе, то он и для общего дела не очень-то сгодится. Возьмем меня, например. Я вот в день по две нормы даю, и все для того, чтобы мы быстрее свое гнездо свили. Хорошо это для общего дела или нет, я тебя спрашиваю?

— Еще как хорошо. Вот и Уча говорит то же самое, — Цисана взяла Антона под руку и теснее прижалась к нему. — Ты знаешь, они только тем и живут.

— Совсем как мы, а?

— Совсем как мы, Антон.

Антон и Цисана остановились. Навстречу им шел Важа Джапаридзе.

— Вот кто еще вкалывает не за страх, а за совесть, — проговорил Антон.

— Кто это, Антон?

— Наш главный инженер Важа Джапаридзе. Вроде бы у него и гнездо свое есть, и жена, но ради общего дела он себя не щадит.

— Здравствуйте, — поздоровался Важа с Антоном и Цисаной.

— Здравствуйте.

— Вы, наверное, в кино были?

— Да, какой чудесный фильм, — отозвалась Цисана.

— Что же вам понравилось в нем?

— Как вам сказать, все отлично. Но больше всего мне содержание понравилось.

— С какой любовью и верой работают комсомольцы в тяжелейших условиях! Здорово работают, — поддержал Цисану Антон.

— Тот, кто дело любит, тому условия не помеха, Антон, — сказал Важа.

— Вы правы, Важа Васильевич. Вот и нам тут болото нипочем.

— Любовь помогает нам работать, — сказала Цисана и тут же спохватилась: — Так Антон говорит.

Подошли Уча и Ция, поздоровались с Важей.

— Вот Антон утверждает, что любовь помогает вам работать, верно это, Уча? Будь я на вашем месте, я бы еще лучше работал.

— Две нормы мы в смену выдаем. Куда же еще лучше, товарищ Важа? — удивился Уча.

— Это-то я знаю. Молодцы вы. С вас многие пример берут, и это хорошо. Но, повторяю, вы могли бы работать гораздо лучше.

— Как же?

— Вот мы с женой «Комсомольск» посмотрели...

— И что же?

— До начала фильма нам показали киноочерк об Алексее Стаханове...

— И мы его видели, — вставила словечко в разговор Ция.

— Ну и как? Могли бы мы работать и жить по-стахановски?

— Не знаю, — задумался Антон.

— А ведь нам это по плечу.

— Мне кажется, да.

— Теперь-то ты меня понял, Уча?

— Не совсем, честно говоря.

— Почему бы тебе не вызвать на соревнование Антона?

— Я? Антона? Да он же мастер.

— Ну и что же? Попробуй.

— Нет, не смогу я это сделать, — смутился Уча.

— Это почему же? — повернулся к Уче Бачило. — Что тут такого? Отличная мысль, Важа Васильевич. Если Уча меня не вызовет, я его сам вызову.

— Вот и прекрасно, — одобрил главный инженер и пожал Антону руку. — Я утречком в контору приду, вы меня там подождите, ладно? Выработаем условия соревнования, идет? Вся страна знает о стахановском почине, тысячи людей включились в соревнование друг с другом: и шахтеры, и строители, и колхозники, и даже ученые. Вот и мы постараемся лицом в грязь не ударить. Итак, до завтра.

Важа бесшумно открыл дверь, на цыпочках пересек коридор и вошел в комнату. Галина спала. На тумбочке горела настольная лампа, освещая ее лицо призрачным светом. «Видно, она недавно вернулась», — подумал Важа. Осторожно сняв сапоги, он поставил их у дверей и в одних носках направился к своей кровати.

Волосы Галины рассыпались по подушке. Ее лицо было усталым, но спокойным. Рабочая одежда в беспорядке свалена на табурет, возле которого стояли резиновые сапоги. Эти сапоги Галина носила лишь на болоте. В остальное время она носила мягкие сапожки без каблуков. Видно, сегодня ей порядком досталось, наверное, и поужинать не удосужилась, поплескалась недолго под водой, и спать.

Если ей удавалось вернуться домой пораньше, она по обыкновению долго умывалась, аккуратно переодевалась и выставляла сапоги на крыльцо. Потом ужинала в обществе Русудан и Петре или дожидалась Важу, чтобы сесть за стол вместе с ним...

Важа, сидя на своей кровати, смотрел на спящую жену. Какая же она красивая! А нос курносый. И обиженные, припухлые губы. Темный загар оттенял соломенный блеск ее волос. «Боже мой, как я люблю ее и как я бездарно и глупо ревновал ее к Андро. Как я не понимал, что Андро нельзя было не любить за его мечту, за его фанатическую преданность делу и людям». Важе стало нестерпимо стыдно за свои былые подозрения, за непростительную свою слепоту. Это ведь была не просто ревность мужчины к другому мужчине, нет, это был какой-то звериный, собственнический страх, чтобы любовь Галины принадлежала только ему, ему, и никому больше, чтобы даже мельчайшая частица этой любви не досталась кому-нибудь другому. Это была даже не ревность, а безрассудная жадность влюбленного, ослепленного своей страстью.

Важа собрался было подойти к жене, чтобы поцеловать ее милое лицо, коснуться губами ее теплой, прекрасной кожи, погладить мягкие волосы, в беспорядке разбросанные по подушке, но, побоявшись разбудить Галину, передумал.

Галина казалась такой утомленной, так крепко спала, что будить ее показалось Важе непростительным кощунством.

«Галина так похожа характером на Андро, просто поразительно. Та же безоглядная увлеченность делом, та же преданность мечте. Да, в Галине безусловно осталось что-то от Андро, и даже больше того — она бессознательно стремится быть такой же, как Андро... Впрочем, и я немало унаследовал от Андро. И чему тут удивляться? Нельзя было не поддаться обаянию и силе его личности, нельзя было не заразиться его оптимизмом и жизненной энергией. Андро изменил многих. Смерть его многих заставила иначе взглянуть на нашу жизнь, на дело, которому мы служим. Наверное, это всегда так. Люди, которые приносят себя в жертву великой идее, даже смертью своей делают для людей многое, очень многое... Да, Андро смотрел на жизнь масштабно, он далеко видел и нас хотел научить тому же... Андро...»

Тариел Карда, главный инженер, парторг и Галина Аркадьевна спешили к дамбе на реке Циви.

Дорога была залита водой — дождь лил как из ведра всю ночь напролет. «Эмка» ползла, не разбирая дороги, — вода была ей по колеса.

Утром начальнику управления строительства сообщили, что Циви прорвала дамбу у Огоргодже, начисто смыла лимонные и апельсиновые плантации колхоза, затопила всю округу, прихватив с собой оду Митрофане Джиджи. Весть эта с быстротой молнии облетела всю стройку. Все диву давались, каким это образом река сумела прорвать мощную дамбу.

На Риони, Хобисцкали, Техуре, Абаше и Ногеле дамбы устанавливались в ста — ста пятидесяти метрах от русла реки. Даже в самое большое половодье у воды не хватает сил, чтобы разрушить дамбу на таком расстоянии.

Прорабом на строительстве дамбы у Огоргодже работал Исидоре Сиордия. Левая дамба реки должна была пройти возле двора Митрофане Джиджи.

Колченогий Митрофане Джиджи в колхозе не работал. Его ранило в ногу в те времена, когда он служил в меньшевистской гвардии. Хромота и стала причиной того, что он не пошел в колхоз: что я, мол, с одной ногой буду делать в колхозе. Но на собственном участке он умудрялся крутиться волчком и слыл состоятельным мужиком. Были у него лимонная и апельсиновая плантации, три вола, а свиней и кур — без счету. Жена дни и ночи толкалась по базарам. Добра у них было вдосталь, но им все было мало — глаз у них был завидущий да забирущий.