Страница 2 из 5
Нейфила нахмурилась и внезапно показала мне язык. А после — тихо рассмеялась.
«Я рада, что ты начинаешь шутить, пускай и выходит не очень. В заточении у старухи ты был иным. Более сосредоточенным, серьёзным и каким-то… бесчувственным? Как натянутая стрела, которая из всего многообразия мира видит перед собой лишь цель — и готова на пути к ней пронзить всех, кто оказался у неё на пути».
Нейфила молча закатила глаза.
Закончив разговор, я переступил через кристальное тело и направился в глубь Рощи. Теперь, когда я знал о тайне, что скрывалась за здешним буйством растительности, я мог по достоинству оценить её чудовищное очарование.
В шелесте листвы и колыхании высокой мягкой травы чудился едва слышный шёпот — сбивчивый хор душ, навеки пленённых и пущенных на пропитание. Редкие плоды деревьев и ягоды, что усеивали переплетения кустарников, были плоть от плоти мертвецов, похороненных без могилы; а пёстрые цветы, бросавшие вызов одутловатому солнцу, сходили за надгробные венки.
Будь при мне тетрадь для зарисовок, я заполнил бы её набросками. Здесь, на изломе жизни и смерти, я ощутил жгучий прилив вдохновения.
Вне всякого сомнения, Роща Статуй была монстром. И притом опасным — не зря же её избегали звери, водившиеся на первом слое. Но это не умаляло её красоты.
Не все тела валялись в траве. Некоторые сидели, прислонившись к валунам, и их колени обвивал шипастый вьюн, а кое-кто остался на ногах — и частично врос в стволы деревьев. Из них выступали конечности и лица, на которых застыл одинаковый кривой оскал.
Неужели люди насмехались над своим незавидным жребием?
Едва ли. Скорее, последний этап болезни затрагивал лицевые мышцы и заставлял жертв Мора ухмыляться, — словно накладывал на них вечную посмертную маску. Отчего-то казалось, что статуи, бдительно прищуриваясь, наблюдают за мной.
Они напрасно беспокоились. Их ветхое облачение не интересовало меня, и я проходил мимо.
Сперва я предположил, что Роще не одна сотня лет. На это намекала и толщина стволов, и тот факт, что одежда мертвецов успела сгнить. Однако Нейфила, которая так и не вернулась в свой клубок, развеяла мои заблуждения. Вокруг жертв Морфопатии первые деревца возникали за считанные дни. Через неделю крошечный лесок доходил до десятка метров в диаметре.
Вскоре мне выпал шанс лично убедиться в том, сколь жадно растения впитывали энергию, источаемую статуями.
Я наткнулся на ещё живого заражённого.
Трава возле него была особенно густой. Она надёжно закрывала его от внешних взоров, но моё внимание привлекли толстые ростки, шевелившиеся, точно щупальца. На их концах набухали гигантские бутоны, которые раскрывались за считанные секунды. Влажно поблёскивали лепестки.
Цветы обрамляли совсем молодого парня. Левая сторона его лица превратилась в сплошной кристалл, в глубине которого мутнел остаток мозга. Правый глаз, пока целый, но уже затянутый поволокой, смотрел сквозь меня. В лихорадочно вздымавшейся груди рождался сиплый хрип, из уголка рта тянулась розоватая ниточка слюны. Периодически по телу пробегали волны конвульсий.
Я склонился над несчастным, осматривая его одежду.
Потрёпанная рубаха, кое-как подпоясанные штаны с небольшими прорехами, ботинки на мягкой подошве.
Удивительно, как он сумел добраться сюда и не сгинул по дороге.
Впрочем, на свете случаются и не такие чудеса. Не зря Морфопатия управляет действиями больных с определённой поры — видимо, выбирает для них оптимальный курс. Что-то похожее существует и на Земле. Взять тот же грибок, который поражает муравьёв и вынуждает их забраться на вершину листка…
«Каттай».
В голосе Нейфилы звенело напряжение.
«Почему ты медлишь?»
Нет времени отвлекаться на пространные рассуждения.
Я превратился в человека и начал стаскивать ботинки с парня. Его ноги уже целиком превратились в кристалл и были тяжеловаты даже для моей укреплённой мускулатуры. Что, если отломать их?..
«Каттай!»
«Ты правда… Правда…»
Пока Нейфила подбирала слова, я продолжал стягивать обувь.
«Избавь его от страданий!»
«Нет! Это же не Дебри Страстей, тут не водится хищных растений!»
Мне и самому было немного жаль беднягу, однако действовать безрассудно ради него я не собирался. Но раз уж Нейфила утверждала, что это безопасно… Ей я доверял.
Мой арсенал был не очень-то велик, так что для роли мизерикордии я выбрал шип тушканчика.
Если он попадёт в мозг больного — в то, что от него осталось, — то смерть наступит моментально.
Осторожно опустив ноги парня, я вытянул к нему руку. Как назло, он задёргался, словно в припадке. Из его рта вырвался стон. Зрачок бешено заметался, как будто отслеживал нечто в небе. Я даже посмотрел туда — ничего.
Стенания умирающего стали громче.
— Добрые дела наказуемы. Но чего не сделаешь во имя милосердия? — пробормотал я, прикидывая, не наступить ли ему на горло, чтобы удержать на месте. Или достаточно будет схватить за волосы?
Пока я медлил, спина больного круто выгнулась, он резко завопил — и столь же неожиданно обмяк, судорожно втягивая в лёгкие воздух.
Я прицелился.
За миг до выстрела меня отвлекли голоса, зазвучавшие неподалёку. Они приближались.
Кого-то привлекли крики заражённого.
Я без промедления нырнул в ближайшие заросли. Чутьё подсказывало, что отряд Тоттера представлял собой исключение из правил сурового мира Бездны. Рассчитывать на то, что все отнесутся к странному голому подростку с сочувствием и пониманием, не приходилось.
Потому лучше встретить незнакомцев в засаде.
Ждать пришлось недолго. Несколько минут спустя среди деревьев показались три до боли знакомые фигуры. Конечно, детали чуть отличались: кольчуги не блестели, покрытые дорожной пылью, края длинных вызывающих плащей пятнала грязь, а за плечами топорщились небольшие походные рюкзаки…
Но это всё ещё были алоплащники.
Фальшивое сердце забилось быстрее.