Всадники

А в ответ — тишина.

«Черт, он ждет, что я скажу что-то еще. И будет стоять тут, пока я не заговорю. Плевать. Мне пять тысяч лет. Ты долго можешь ждать, Джо?»

— Ты правда хочешь знать? — голос Джо звучал мягко, отвечая на вопрос, который Митос просто-напросто не мог произнести вслух. Или мог?..

«Совсем ты спятил, старик», — сказал он себе. Поднял голову и удивленно взглянул на Доусона.

— Что?

— Насчет Мака. Ты действительно хочешь знать, в чем дело?

Митос раздраженно и с облегчением вздохнул, и отвел взгляд.

— Он злится, потому что я солгал ему о моем прошлом, — он закрыл глаза, — о том, кем я был.

«Ну, может, не совсем еще спятил. Все в порядке. Все просто замечательно. Черт!»

— Это не ответ, — в голосе его собеседника послышалась озабоченность.

— Что ты об этом знаешь, Джо? — раздраженно хмыкнул бессмертный.

— Митос, я наблюдаю за Маком всю жизнь. Я прочел и изучил все, что только можно о его четырехсотлетней истории, — Доусон помедлил и глаза его весело блеснули. — В нем несложно разобраться.

Митос невольно усмехнулся.

— Ну, просвети меня, мудрый ты наш, — он поднялся и отряхнул колени. — Только не здесь. Думаю, тут я все закончил. Давай пройдемся.

Они зашагали по застеленному туманом кладбищу. Отойдя подальше, Митос засунул руки в карманы и спросил:

— И какую же великую правду о Маклауде ты хочешь мне поведать?

— Ты смертен.

«И он так просто об этом говорит…»

Митос нетерпеливо покачал головой:

— Будь так, я давно был бы мертв.

Джо остановился и тяжело оперся о трость.

— Не в этом смысле смертен. Но ты можешь умереть. И Мак не может это принять.

Митос немного удивленно посмотрел на Джо:

— Он всегда знал, что я могу умереть.

— Возможно, он понимал это умом, — наблюдатель медленно пошел вперед — вкрадчивый туманный холодок пробирал до костей. — Но сердцем он знал, что по крайней мере за тебя можно не беспокоиться.

Митос цинично усмехнулся.

— Ему бы о себе побеспокоиться. А уж остальной мир как-нибудь выживет.

— Просто послушай, — отмахнулся Джо. — За последние несколько лет Мак потерял почти всех, кто был ему дорог. Тессу убил наркоман, Дария прикончили охотники, Фицкерна — Калас, а дюжину старых друзей — его собственные понятия о чести, будь она неладна. Смерть Тессы подкосила Мака не на шутку, но он всегда знал, что когда-нибудь потеряет ее. Гибель Дария сказалась очень тяжело — ведь он и представить не мог, что кто-то, живущий на святой земле, может пострадать. Мак часто навещал Дария, когда ему был нужен совет или просто хотелось поговорить. Фиц был ему приятелем, с которым хорошо выпивать, искать приключений, дебоширить. Фиц не искал убежища на святой земле, но был слишком добродушным, чтобы много драться. Он мог просто-напросто заболтать вызвавшего, или напоить его до беспамятства и смыться.

— Но потом вдруг Фиц погиб тоже — погиб из-за Мака. А потом Мак нашел тебя. А ты сначала предложил ему пиво, а потом — свою голову. Что, к чертям собачьим, ты думал, он сделает?

Митос недоуменно наморщил лоб.

— Джо, за кого он меня принимает? Никто не совершенен. Я такой же человек, как все остальные, просто… — он беспомощно пожал плечами, — …старше.

Джо усмехнулся.

— Я-то это знаю. Я помню, как ты обчистил меня в покер, когда я встретил тебя в первый раз, у Дона. Но когда Мак увидел тебя, прожившего дольше, чем кто бы то ни было, тебе удалось просочиться в опустевшее после гибели Дария и Фица место в его сердце. Ты угощаешь его пивом, таскаешь его собственное, даешь ему советы и заставляешь внимательнее на все смотреть. И за пять тысяч лет ты умудрился не потерять головы. Он решил, что за тебя может не волноваться. А потом началась эта заварушка с Кроносом, и он вдруг понял, что ты не всегда был таким. Он увидел, что ты тоже боишься. И осознал, что ты просто человек. А если ты человек, значит, ты можешь умереть. И тогда Мак накрутил себя до праведного гнева, чтобы было не так больно, если Кронос тебя убьет. И праведный гнев, как всегда, помог ему выжить.

Митос остановился и покачал головой. В словах Джо, определенно, был смысл, но Старейший слишком давно перестал смотреть так на жизнь. Сейчас от одной лишь попытки у него почему-то заболело сердце.

— Спасибо за разъяснения, Джо, — сказал он, помолчав, — но он все еще сердится. И всегда будет сердиться.

— Да, — пожал плечами тот. — На что-нибудь — непременно. Но не всегда на тебя. Ты обо всем позаботился, Кронос не убил тебя. Мак понимает, что гнев уже не нужен, но не знает пока, куда его девать. Но он справится. Ты его друг и он дорожит тобой. Он уже слишком многих потерял. И, судя по тому, что творится, потеряет еще немало.

Отвернувшись, Митос задумчиво посмотрел на очертания надгробий в тумане. Чуть погодя он мрачно заметил:

— Ты хотел услышать мою версию.

Расслышав в его голосе напряжение, Джо умиротворяюще ответил:

— Только если ты хочешь рассказать.

Митос коротко кивнул. Джо мог разглядеть лишь одну сторону его побледневшего лица.

— Кронос… я был мелким полевым командиром, когда встретил Кроноса. Он был сильным, сказал, что видит во мне что-то… Сказал, что может сделать меня великим… — он запнулся и со свистом втянул воздух. — То была паршивая тысяча лет. Что я только ни творил, и почти все было… малоприятным. Я видел, кто он, и в чем его сила. Он мог заставить кого угодно сделать что угодно. И я присоединился к нему. Не по принуждению или из страха. Я сделал это добровольно.

Помолчав несколько минут, Митос обернулся проверить, не ушел ли Джо. Он боялся, что ушел. Но тот стоял неподалеку и терпеливо слушал.

— Ты у наблюдателей выучился слушать, Джо? Все эти столетние истории о далеких временах… Полезный навык для бармена.

Джо невозмутимо повел плечами:

— Это природный талант.

На губах Митоса появилась едва заметная улыбка и Доусон ухмыльнулся. Но передышка оказалась короткой. Слова просились наружу, и Митос подчинился их зову:

— Жизнь важна. Она драгоценна и, одновременно, ничего не стоит. Было легко предпочесть мою жизнь жизням остальных. Со временем мне это даже стало нравиться. А когда появился Кронос… — он пожал плечами и невесело усмехнулся. — Власть над телом дается легко — человек или подчиняется, или умирает. Но мы получали власть и над разумом тех, кто трепетал перед нами. Мы забавлялись, играя их душами. И это — настоящая власть. Быть кошмаром во плоти… — услышав в собственном голосе жажду, желание, вкрадчивый, притаившийся в глубине сознания и, казалось, навеки позабытый голод, Митос остановился.

Когда он заговорил снова — сухо и нарочито небрежно — голод был обуздан и смирен.

— Вот от чего мне, в конце концов, пришлось отказаться. И это было едва ли не самым трудным, что мне когда-либо приходилось делать.

Он помялся, провел рукой по коротко стриженым волосам и продолжил:

— Я не оправдываю себя. Я сделал то, что сделал, и сожалею об этом. Но однажды нужно поставить точку. Наступает момент, когда смертям пора прекратиться… а потом — когда пора прекратить расплачиваться за содеянное. Люди меняются. А если не могут измениться, то погибают, — он пожал плечами. — А я хочу жить.

Джо смотрел на него молча, и Митос уже готов был закричать, лишь бы не слушать эту тишину, но вдруг тот ухмыльнулся и тягостное напряжение исчезло, словно его и не было.

— Идем. Я угощу тебя пивом.

Митос улыбнулся, а потом вдруг замер и огляделся. Сквозь клубящийся туман неподалеку проступил знакомый силуэт. Митос вздохнул.

— В другой раз, Джо. Я зайду попозже. А сейчас нужно с этим покончить, — и направился к Маклауду.

— Митос?

Тот обернулся:

— Что?

— Будь с ним помягче.

Митос снова улыбнулся невеселой, полной горькой иронии улыбкой висельника.

Оставшийся позади Джо покачал головой, глядя на уходящего друга.

— И с самим собой тоже, приятель, — пробормотал он.