Царство воров

- Шевелись, животное! Ленивый отродья!

Специально иногда говорил на их языке, чтобы понимали все его глумливые слова.

Глаза пленницы совсем закрывались, а ноги заплетались от усталости, когда лес начал редеть. Окружающая обстановка стала еще более мрачной и неприглядной. Тропу размыло от дождя, грязь под ботинками громко чавкала. Все вокруг было серое и унылое. Серость проглядывала во всем - в дождливом небесном куполе над головой, в тугом и влажном воздухе, от которого никак не хотела сохнуть одежда, в деревянных стенах домиков за показавшимся частоколом.

Домики были странной формы, непривычно круглые. Стены были изготовлены из стеблей бамбука, связаны между собой хитро сплетенными веревками. На крышах широкие листья сушеного папоротника. И всюду сырость и грязь.

Она шла подле паланкина, ощущая на себе чужие взгляды. Множество десятков глаз следили за ней, пока ее вели куда-то к центру деревушки по топкой жиже, скользили точно липкие щупальца. И она поняла внезапно, что все эти взгляды мужские, а в деревне не видно ни одной женщины. Неосознанно сделала шаг ближе к магу с косой, спотыкаясь от противного ощущения опасности. Как же сильно она мечтала, чтобы все это оказалось просто дурным сном. Но боль и ломота в теле вынуждали признать, что попала она в худший в своей жизни переплет, хоть и не помнила ничего из прошлого.

Прямо с ходу Гур-Хан приказал отвести ее в купальню, там ей помогли отмыться от грязи две худющие изможденные женщины непонятного возраста. Они молчали, опустив глаза в пол, и Акку не стала задавать вопросы. Поняла, что не ответят. Но главное, что женщины в деревушке все же были, хоть и прятались, как тени.

Купальня была скромная, Акку на все смотрела с удивлением и некой долей брезгливости. Склизкие лавки были немытыми, из слива в полу ужасно пахло тиной и гнилью. Никаких ароматических масел и благовоний не было и в помине. Ей не хотелось ни к чему прикасаться, она попятилась, но одна из женщин с силой усадила ее на одну из лавок, и они молча принялись надраивать ее уставшее тело.

Испорченную одежду (точнее остатки - почти все было содрано в лесу чужаками) ее сняли комом и унесли, она сделала слабую попытку отпихнуть их руки, когда ее раздевали, но потом испугалась, что женщины пожалуются мерзкому Гур-Хану, и тогда все будет происходить совсем по-другому. Поэтому, скрепя зубами, она терпела чужое женское вмешательство в столь личное и интимное пространство. Увидев по всему телу синяки и гематомы от ударов ногами Гур-Хана, обе только сердобольно вздохнули.

Распустив ее волосы, они с восхищением поцокали, подергали влажные и грязные локоны, намылили пенящейся массой, пахнущей не так уж дурно, но все же незнакомо.

Когда ее намыли, то посадили на маленький табурет и принялись сушить и расчесывать длинную шевелюру. Процедура оказалась долгой и изнурительной, и даже массирующие движения ловких пальцев не расслабляли - Акку сидела напряженной струной, события двух дней не позволили забыться и отдохнуть.

После ей выдали темно-серый костюм странного кроя. Когда она взглянула на него, в ее сердце что-то екнуло. Она оторопело смотрела на костюм, сильно видоизмененый, отличающий от того, что мелькнувшим образом возник в ее голове, но все же тот, от которого в груди защекотало невесомым перышком.

- Ципа́о...

Женщины вздрогнули от ее тихого голоса и настойчиво протянули костюм. Одна из них расправила ткань, показывая, как надо просовывать голову в вырез.

- Я знаю как его надевают.

Акку забрала рубашку и надела на себя, отметив, что рукава отличаются от традиционного ципао. Эти были широкие, конусообразные, едва прикрывали локти. Мягкие тряпичные пуговицы застегнула под правым плечом, пояс обмотала на талии, опустила верхний слой рубашки - он прикрыл узел. Шаровары, или, по-другому, дижо́н, доходили до икр, но не сужались, а оставались свободными. Настолько, что в одну штанину она могла бы просунуть обе ноги одновременно.

На ее ловкие и уверенные движения женщины удивленно переглянулись. Акку смутилась.

- Не спрашивайте, и сама не знаю. Но кажется, в прошлой жизни я надевала подобный костюм.

Одна из женщин вдруг ласково и в то же время жалостливо улыбнулась ей и осторожно погладила по голове. Но так ничего и не сказала.

На них самих висели до самого пола бурого цвета хитоны; много слоев, как на мужчинах, не было.

На ноги ей обули закрытые тапочки из мягкой кожи. Она недоуменно посмотрела на них, не представляя, как в них перемещаться по такой грязи, но потом все встало на свои места.

Ошарашенную и не успевшую ничего понять девушку усадили на паланкин и быстро донесли до большого бамбукового дома двое мужчин с исполосованными спинами.

"Меня несут рабы", - в ужасе подумала она.

На душе стало совсем погано. Но извиняться она не стала. Ей просто было слишком страшно заговаривать с местными мужчинами. С магом, может, она еще смогла бы поговорить без страха, но его нигде не было видно.

Все опять разглядывали ее, тыкали пальцами и что-то другу другу объясняли. До нее донесся чужой смех. Съежившись в паланкине, она мечтала только об одном - проснуться от этого долгого кошмарного сна.

Акку определили в женский дом. Все женщины деревни жили в одном небольшом помещении, но их было немного, и все умещались. Матрасы на ночь стелили прямо на полу, и спали рядами, заполнив всю комнату. Акку старалась занимать место у окна, и подолгу разглядывала все, что видела. С утра и до самой ночи женщины работали, но Акку не заставляли, и она была предоставлена самой себе. Выйти из дома позволялось только по нужде или в купальню. За ней незаметно наблюдали десятки пар глаз.

Первый день она просидела в углу, прижав разбитые колени к лицу. Перед глазами снова встала погоня и пережитое унижение. Избиение отвратительным Гур-Ханом и чуть не состоявшееся насилие. Слезы текли из глаз, но она старалась не всхлипывать и не привлекать к себе внимания. Ей вообще бы хотелось, чтобы о ней все забыли.

Тело нещадно болело, под ребрами ныло. Кажется, ей отбили внутренние органы. Ночью ей было так плохо, что она почти не слышала, как шумят в комнате женщины. Возмущенные голоса доносились как сквозь вату. Потом все стихло, а по телу пошла теплая ласковая волна, и боль потихоньку уходила. В полудреме приоткрыв один глаз, она увидела сидящего над ней мага с косой, Хеду, и уснула окончательно. Страха перед ним почему-то не было.

Утром ничего не болело, как будто все, и правда, ей лишь приснилось.

Дни шли, а в окно ничего интересного она так и не увидела - почти все время стеной стоял дождь, все было серое, грязное, размытое. Иногда по деревне плыл густой туман, такой, что различить что-то можно было лишь на расстоянии вытянутой руки. Когда кто-то из проходящих мимо мужчин поднимал на нее темные глаза, она юркала обратно вглубь комнаты, потому что видела в этих глазах жадный интерес.

Через несколько дней к ней пришел Хеду. Ей разрешили выйти наружу вместе с ним. Он сильно отличался от мужчин в деревне. Не было на его лице свирепого и дикого выражения, движения были спокойными, а не резкими, да и манеры сильно отличались. Точнее, они у него были. И внешне его можно было считать красивым - заостренные черты придавали его лицу благородства, ярко-синие глаза смотрели пытливо из-под черной косой челки. На вид он был молод, может чуть больше тридцати, но, может, и меньше. С толку сбивала короткая черная щетина. Другие мужчины носили неопрятные бороды.

- Я пришел чтобы ответить на твои вопросы, Акку, - пояснил он.

- Это не мое имя, - резко ответила ему девушка.

Он промолчал, но потом согласно кивнул.

- Не твое. Но тебе придется привыкнуть к нему. Гур-Хан сам раздает имена. Но если ты назовешь мне свое настоящее, то, пока мы наедине, я буду называть тебя им. Не бойся, это будет нашим секретом.

Ей показалось что Гур-Хана он недолюбливает. Иначе не стал бы что-то скрывать от него. Девушка смутилась и потупила взор. Пусть будет Акку.