Страница 89 из 163
«Добрый человек», Златоуст или Ангелоуст, мог, таким образом, пересказывать книгу для своих безграмотных слушателей. Но между «письменным» и «устным» прокладываются другие маршруты. Возьмем для примера некий концепт (самый дерзкий в условиях эпохи), циркуляция которого время от времени отмечается в среде ремесленников или крестьян верхней Арьежи: вечность мира, ни больше, ни меньше. Эта идея, разумеется, имеет фольклорные истоки. Но она появляется и благодаря словесной передаче народу книжной культуры, литературной и философской, педагогами опасных идей. Арно Савиньян, каменотес из Тараскона-на-Арьежи, вразрез с христианством утверждает, что мир не имел начала и никогда не будет иметь конца. На вопрос о происхождении этого тезиса он выделяет два источника:
а) местная народная поговорка (Извечно и вечно, допрежь и опять мужчина с чужою женой будет спать);
б) учение — вероятно, книжного происхождения, — изложенное его добрым наставником Арно Толю, учителем тарасконских школ (I, 163, 165).
Другой пример: влияние трубадуров. Оно почти не затрагивает, по крайней мере непосредственно, Монтайю и ей подобные деревни: Регистр Жака Фурнье (отнюдь не исчерпывающий с этой точки зрения) отмечает его наличие вне замков в эту позднейшую эпоху только в Памье. Однако даже в городском контексте, хотя рядом и были библиотеки крупных сеньориальных домов, распространение поэзии происходило главным образом из уст в уста: в Памье при полной церкви слышится нашептывание кобла Пьера Карденаля{252} (III, 319).
Книга как таковая может оказаться у далеких и близких истоков некоторых религиозных течений и даже фольклорных тем, однако она не стоит в центре процесса культурного воспроизводства в Монтайю[490]. Главные факторы другие. Разумеется, среди них фигурирует непосредственная передача навыков и идей: от отца к сыну[491] (или от матери к дочери, от тетки к племяннику, от старшего брата к младшему, от более взрослого кузена к более юному и т. д.). Дом моего отца в Монтайю трижды разгромлен за ересь, — заявляет Пьер Мори[492]. — Не может быть и речи о том, что я покаюсь: мне должно хранить преданность вере своего отца. Так же и Жан Мори, брат доброго пастыря: Мне было тогда двенадцать лет и пас я отцовских овец. Однажды вечером, возвратившись домой, я застал отца, мать, четверых братьев и двух сестер сидящими у очага. Перед лицом матери, братьев и сестер отец сказал мне:
— Филипп из Алейрака и Раймон Фор — добрые христиане и «добрые люди». Они держатся доброй веры. Они не лгут... (II, 470). Вспоминается также показательный диалог между Бернаром Белибастом и Пьером Мори по поводу шестилетней «невестушки» Бернадетты, которую заранее посулили Мори, если он найдет общий язык с будущим тестем:
— И почем вы знаете, — спрашивает Пьер, — что Бернадетта, когда вырастет, будет способна понимать Благо?
— Отец девочки, — отвечает Бернар Белибаст, — будет так хорошо ее воспитывать, что она, с Божьей помощью, будет способна понимать Благо (III, 122).
В отсутствие отца, как уже отмечалось, это может быть мать или тетка, которые приобщают молодого человека к соответствующему образу жизни и мыслей. Например, Гийом Остац дошел до еретических идей отчасти под влиянием матери, в свою очередь испытавшей непосредственное воздействие пропаганды Пьера Отье (I, 203—204). Мать и сын обсуждали идеи катарского миссионера долгими вечерами у очага, а то и по дороге из Каркассона. А сколькие еще, подобно Жану Пелисье и Вюиссане Тестаньер, тоже испытали влияние неортодоксальной веры, кто со стороны тетки, кто от матери, поддержанной мужем (I, 461, 469; III, 86-87).
В общем, распространение культуры лишь в редких случаях осуществляется в «банде» или группе равных, например, через молодежное сообщество, если таковое действительно существует в Монтайю. Немаловажно, что существует привилегия возраста[493], а право передавать или ретранслировать культуру есть прерогатива, обретаемая с возрастом (как и с повышением социального статуса: кюре по отношению к прихожанину; наниматель по отношению к работнику; владелец луга по отношению к косцу ит. д.). Старшее поколение целиком превращается в коллективного «наставника» молодежи. Хотя в наши дни в деревне, в принципе, каждый сам учитель.
Старшинство может принадлежать предку, отцу, матери, тетке, но может — и мужу, кузену постарше или просто патрону наемного работника. Мой двоюродный брат Раймон Молен, — говорит Пьер Мори[494], — договорился с Раймоном Пьером (овцеводом), что я буду жить в его доме (в качестве пастуха), чтобы этот Раймон Пьер мог приобщить меня к вере еретиков. Сама юношеская возрастная страта, в той степени, в которой она проявляется как таковая, — то есть довольно слабо — в культурном отношении функционирует от юношей постарше к юношам помоложе через «горизонтальную» или «квазигоризонтальную» сеть друзей, свояков и кузенов. Братья Бело, будучи еще юными и неженатыми, приобщают к катарству своих «товарищей» (socii) более нежного возраста (пятнадцать—восемнадцать лет), таких как Пьер Мори и Гийом Гилабер.
Мы, несомненно, отметили, что в Монтайю мужская старость двусмысленна. Чрезмерно затягиваясь, она подрывает престиж зрелого мужчины, который становится дряхлым. У наиболее пожилой категории, оказавшейся, таким образом, «на виду», к привилегиям взрослого или зрелого возраста добавляется, тем не менее, идеологическое и культурное влияние. Даже среди молодых. Даже по поводу странных или революционных (для своего времени) точек зрения. Двадцать или около того лет назад, — рассказывает Раймон Делер из Тиньяка, — откупил я траву, иначе говоря, сено на корню с одного лужка... подле Жюнака, а принадлежал тот лужок Пьеру Рози из Косу. Договорились о встрече на определенный день на том лугу, чтобы скосить его. Когда мы сошлись там, он из Косу, я из Тиньяка, Пьер Рози принялся править свою косу, намереваясь косить траву на лугу. Занимаясь своей косой, он и говорит мне:
— Веруешь ли ты, что Бог или Блаженная Мария в самом деле что-то из себя представляют?
И я ответствовал:
— Да, конечно, верую.
Тогда Пьер говорит:
— Бог и Блаженная Дева Мария суть не что иное, как мир зримый, который вокруг нас. Не что иное, как то, что мы видим и слышим.
Поскольку Пьер Рози был старше меня, я посчитал, что он изрек истину! И пребывал в такой уверенности лет семь-десять, будучи искренне убежден, что Бог и Дева Мария суть не что иное, как мир зримый, который вокруг нас[495].
Раймон Делер, впрочем, был склонен к подобному проявлению уважения по отношению к старшим. Однажды, во время совместного выпаса мулов, его земляк и носитель такого же прозвища Гийом Делер из Тиньяка пустил одного из мулов пастись в хлеба, которые были уже (это было в мае) высотой по самое брюхо. Раймону, обеспокоенному этой потравой, Гийом заявил:
— Все в порядке, душа у мула добрая, не хуже, чем у хозяина поля. Вот и хорошо, что он поест пшенички, совсем как этот человек! (II, 129).
Раймон тогда был, должно быть, подростком или совсем ребенком. Он еще раз принял за истину — лет на семь-десять! — странные речи одного из старших, впрочем, товарища по работе:
— Я поверил во все это, — скажет позднее Раймон. — потому что Гийом Делер был старше меня.
В этом не было никакой глупости со стороны Раймона. Он мыслил, как бессознательный материалист, что душа животного равноценна человеческой, ибо они обе из крови. Просто авторитет более респектабельного возраста основательно подкрепил в возможно несколько причудливом сознании юного Раймона предрассудки наивного натурализма. Бог есть мир, — в здравом рассудке веровал с тех пор юный мулопас, — что же касается человека и животного, то души их в основе имеют кровь, а стало быть, большого отличия друг от друга не имеют.
{252}
Пьер (Пейре) Карденаль (ок. 1180 или между 1205 и 1225 — 1272 или ок. 1278) — трубадур, один из самых ярких сатирических поэтов Окситании, гневно клеймивший прелатов, вельмож и «дурных богачей»; участник борьбы с крестоносцами во время альбигойских войн. Кобла — строфа (оксит.).
490
По поводу этого параграфа, посвященного книге: из-за недостатка сведений мы пренебрегли другими способами распространения культуры, наподобие тех, что используются в храмах, а также через живопись, скульптуру, песню и т. д. (см., напр.: II, 54; III, 234).
491
Vouzay В., р. 114—115; Mauss М. Essais de sociologie..., p. 117.
492
II, 174. Как подчеркивает в другом месте Жан Мори, воистину весь domus (отец, мать и старший брат) старался, чтобы сделать из него, еще малого ребенка, еретика (11,461).
493
См. также по XVI в.: Noel du Fail. Propos rustiques.
494
III, 110. О передаче культуры непосредственно от отца к сыну во время полевых работ (пахота и уборка репы) см.: I, 400. О культурной роли матери и мужа, и даже воздыхателя: I, 469 и ниже (матери Гийома Остаца, Жана Мори и др.). О культурной роли тетки: III, 86— 87 и ниже: А. Форе. В ходе состоявшегося в ноябре 1973 г. семинара Клод Леви-Стросс отстаивал ту точку зрения, что некогда культура распространялась, прежде всего, от отца к сыну и т. д. вертикальными путями, в частности, родственными (не считая случаев крупных собраний народа). Ныне же она распространяется вширь горизонтально, из чего, кроме всего прочего, проистекают конфликты поколений. (Между тем некогда тоже была «квазигоризонтальная» культурная диффузия от старшего к младшему по линии сводных братьев, друзей и кузенов: см I, 147; III, 87.) Школьные наставники играли определенную роль в культурной трансмиссии, но главным образом в городках верхней части долины (I, 165), и почти или вовсе никакой в наших горных деревнях (и не без причины!). О культурной роли (главным образом в сфере религиозной, разумеется) кюре см. ниже.
495
II, 129. О затруднениях и опасностях (доноса), с которым могут столкнуться взрослые, пускающиеся наставлять молодых без должной подготовки, см.: III, 147. О формировании молодого человека более старшими «товарищами» и зрелыми мужчинами (которые наставляют его в ходе бесед в поле и по дороге) см.: I, 410, 422, 444; III, 87. Термин товарищ (socius), имеющий хождение между молодыми: III, 261. О зачастую затяжном характере такого перманентного формирования см.: III, 147; Mauss М. Essais de sociolgie..., p. 128 — 129.