Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 108

В это самое время произошло очень печальное событие, наделавшее много шуму в Дели и особенно в серале и убедившее многих, в том числе и меня, в том, что вполне оскопленные евнухи могут влюбляться так же, как и другие мужчины. Дидар-хан (Дадаркан), один из главных евнухов сераля, построивший себе дом, куда он часто приходил ночевать и веселиться, влюбился в одну очень красивую женщину, сестру своего соседа, индуса-писца. Эта любовная интрига тянулась довольно долго, не возбуждая с чьей-либо стороны особых нареканий, так как в конце концов он был евнухом, который может всюду входить, она же — женщиной, а не девушкой; но интимность между любовниками зашла так далеко и была такой необычайной, что соседи заподозрили кое-что и стали насмехаться над писцом; это его настолько задело, что он неоднократно грозил сестре и евнуху убить их, если они будут продолжать свои отношения, и действительно, застав их однажды ночью лежащими вместе, он кинжалом заколол евнуха, а сестру чуть не убил. Весь сераль, женщины и евнухи, объединились, чтобы добиться его казни, но Аурангзеб не обратил внимания на их происки и удовольствовался тем, что обратил его в магометанство. Однако думают, что он ненадолго сможет избежать злобы и могущества евнухов, ибо, как здесь обыкновенно говорят, только животные становятся более смирными и послушными, когда их оскопляют, люди же, наоборот, — более злобными и порочными, часто заносчивыми и несносными. Иногда, впрочем, эти пороки превращаются, уже не знаю каким образом, в преданность, храбрость и удивительную щедрость.

Кажется, приблизительно в то же время между Аурангзебом и Раушенарой-Бегум наступило охлаждение вследствие того, что ее заподозрили, будто она несколько раз вводила двух человек в сераль; они были пойманы и приведены к Аурангзебу; но поскольку это было всего лишь подозрение, он не высказал ей большого неудовольствия и не поступил с этими несчастными так круто и жестоко, как это сделал Шах-Джахан. Вот что мне рассказала по этому поводу старая португальская метиска, бывшая долгое время рабыней в серале и имевшая туда свободный доступ. Раушенара-Бегум, получив от молодого человека все, что он мог дать ей в течение нескольких дней, пока она его прятала, поручила нескольким женщинам, провести его ночью через сады и дать ему благополучно уйти. Но поймали ли их, или они испугались такой возможности, или тут была какая-нибудь иная причина, но они убежали, а он заблудился в этих садах и не знал, в какую сторону идти. Наконец его увидели и привели к Аурангзебу, который долго его допрашивал, но добился от него лишь одного ответа, что он перелез через стены сада. Аурангзеб приказал вывести его тем же путем, каким он вошел, но евнухи сделали, пожалуй, больше, чем имел в виду Аурангзеб, — они его сбросили вниз со стены. Что касается второго, то та же женщина рассказала мне, что его тоже нашли блуждающим по садам, но он признался, что вошел через дверь, и Аурангзеб распорядился, чтобы его вывели тем же путем, но вместе с тем решил строго и примерно наказать евнухов, так как это дело касается не только чести государя, но и его личной безопасности.

Несколько месяцев спустя после этих происшествий в Дели прибыло почти одновременно пять послов. Первый из них был послан шерифом Мекки; подарки его состояли из арабских лошадей и метлы, которой мели маленькую часовню, находящуюся посреди большой меккской мечети, ибо магометане чувствуют глубокое уважение к этому месту, которое они называют бейт аллах, что значит дом божий, веруя, что это первый храм, который когда-либо был посвящен богу, и что посвятил его Авраам. Второй и третий из послов были от короля Йемена, или Счастливой Аравии, и князя Басры, — они также преподнесли арабских лошадей. Два другие посла были отправлены королем Хабеша (Эбеша), или Эфиопии. На первых трех обратили очень мало внимания: они имели такой жалкий и потрепанный вид; было совершенно ясно, что их приезд был вызван желанием перехватить немного денег за свой подарок, а также за нескольких лошадей и другие товары, которые они как послы беспошлинно ввозили в государство, чтобы затем их продать, а на вырученные деньги накупить индийских тканей и вывезти их, опять-таки не платя пошлин.

Что же касается посольства эфиопов, то оно заслуживает, чтобы о нем рассказать, начав издалека. Король Эфиопии, получив известие о перевороте в Индии, замыслил познакомить эту страну со своей особой и показать себя во всем великолепии, отправив для этого пышное посольство. Но злая молва или, скорее, чистая правда говорят, что он, как и другие, хотел получить какой-нибудь подарок.

Вот каково было это удивительное посольство: он избрал для исполнения обязанностей послов двух лиц, которые, надо полагать, являлись наиболее значительными при его дворе и считались способными выполнить столь прекрасно задуманный план. Первым был магометанский купец, которого я видал несколько лет назад в Мохе, когда я там был проездом из Египта через Красное море; он прибыл туда по поручению своего государя для продажи большого количества рабов и для покупки на вырученные деньги индийских товаров.





В этом состоит благородная торговля этого христианского короля Африки.

Вторым был армянский купец, христианин, родившийся и женившийся в Алеппо; он был известен в Эфиопии под именем Мюрат; его я тоже встречал в Мохе, где он мне уступил половину своей комнаты и дал прекрасные советы, о которых я упоминал в начале моего повествования. Он-то и отговорил меня от первоначального намерения поехать в Эфиопию. Он ежегодно приезжал в эту страну по поручению короля с той же целью, как и магометанин, и привозил подарки, которые король ежегодно посылал господам из английской и голландской компаний восточной Индии, и увозил подарки, полученные от них.

Король, желая, чтобы его послы явились со всевозможным блеском, щедро снабдил их средствами. Он им дал тридцать два маленьких раба — девочек и мальчиков — для продажи в Мохе, чтобы они могли образовать из вырученной суммы крупный фонд для расходов на остальное путешествие. Это была удивительная щедрость, — таких рабов обыкновенно продают в Мохе в среднем по двадцать пять — тридцать экю за штуку, так что должна была составиться порядочная сумма. Кроме того, он дал им для подарков Великому Моголу двадцать пять отборных рабов, между которыми было девять или десять очень молодых, пригодных для превращения в евнухов. Предоставляю другим судить, насколько это было достойным подарком со стороны короля, особенно христианского короля, магометанскому государю; впрочем, христианство эфиопов очень отличается от нашего. Он дал им еще для Великого Могола пятнадцать лошадей, которых они ценят наравне с арабскими, маленького мула особой породы, шкуру которого я видел; она представляет собой большую редкость; даже тигры и индийская алаша (полосатая шелковая материя) не бывают так хорошо разукрашены полосами, так разнообразно и равномерно. Кроме того, были присланы два слоновых клыка такой величины, что, как они уверяли, самый сильный человек мог поднять с полу лишь один из них, и наконец бычачий рог, наполненный цибетом. Рог этот был также огромных размеров; когда они прибыли в Дели, я смерил его отверстие, диаметр его оказался более полуфута.

Когда все было, таким образом, по-царски приготовлено, послы отправились в путь из Гондэра, столицы Эфиопии, лежащей в провинции Дамбии, и поехали через очень плохие места, пробыв в дороге более двух месяцев, пока не добрались до Бейлуля — пустынной морской гавани напротив Мохи, недалеко от Баб-эль-Мандебского пролива; по причинам, о которых я скажу в другом месте, они не решались ехать обыкновенной караванной дорогой (составлявшей не более сорока дней пути до Аркико), чтобы оттуда перебраться на остров Массауа (Масува), где турецкий султан содержит гарнизон. В то время, когда они были в Бейлуле, поджидая из Мохи барку для переезда через Красное море, у них умерло несколько рабов, так как барка сильно запоздала и они не могли найти необходимых продуктов питания. Когда они прибыли в Моху, они продали свои товары, чтобы образовать посольский фонд, как это им было приказано, но, на их несчастье, цена на рабов в том году оказалась очень низкой, так как многие другие купцы также привезли рабов на продажу. Все же образовался значительный фонд, и они тронулись в дальнейший путь. Они погрузились на индийское судно, чтобы доехать до Сурата; плавание их было довольно счастливым; они не пробыли в море и двадцати пяти дней, но либо они плохо распорядились заготовкой провианта, или у них истощились уже средства, или тут были какие-то другие причины, только у них погибло несколько лошадей, несколько рабов и мул, кожу которого они спасли.