Страница 48 из 108
И действительно, среди них всех никто не имел основания желать его освобождения и восстановления на престоле, за исключением Джасвант Сингха, Махабат-хана и немногих других, которые, впрочем, тоже мало для этого сделали. Разве они все в свое время не выступили против него? Во всяком случае они подло его покинули. Они хорошо знали, что если он выйдет, то будет львом, сорвавшимся с цепи, и кто же мог бы на него положиться? На что мог надеяться Этбар-хан, который держал его в таком строгом заточении? Если бы по какой-нибудь случайности Шах-Джахан мог выйти из своего заключения, не знаю, не остался ли бы он совершенно одиноким.
Однако хотя Аурангзеб был чрезвычайно сильно болен, он продолжал наблюдать за делами и заботился, чтобы Шах-Джахана держали взаперти. Хотя он и дал Султан-Муаззаму совет в случае его смерти, не теряя времени, открыть двери Шах-Джахану, все же он непрерывно состоял в переписке с Этбар-ханом, и на пятый день, в самый разгар болезни, он приказал внести себя на собрание эмиров, чтобы показаться им и разубедить тех, кто думал, будто он умер, и чтобы этим избегнуть народного волнения или какой-нибудь случайности, которая могла иметь последствием выход Шах-Джахана из темницы. На седьмой, девятый и десятый день он тоже велел себя отнести в собрание по тем же соображениям и, что прямо-таки невероятно, на тринадцатый день, только что очнувшись от обморока, вследствие которого весь город заговорил, что он умер, он пригласил к себе двух или трех из больших эмиров и раджу Джай Сингха, чтобы им показать, что он жив, велел поднять себя на ноги, потребовал чернил и бумаги, чтобы написать Этбар-хану, и приказал принести большую печать, которую он отдал на хранение Раушенаре-Бегум, причем эта печать хранилась в маленьком мешке, запечатанном другой печатью, которую он всегда держал у себя привязанной к руке из опасения, чтобы она ею не воспользовалась для своих целей. Я стоял вблизи своего ага, когда ему передавали о всех этих событиях, и видел, как он поднял руки к небу и сказал: «Какая сила воли, какое мужество! Бог бережет тебя, Аурангзеб, для более великих дел, он не хочет, чтобы ты умер!» И действительно, после этого он стал понемногу поправляться.
Едва здоровье Аурангзеба восстановилось, он попытался вырвать из рук Шах-Джахана и Бегум-Сахеб дочь Дары, чтобы обеспечить брак своего третьего сына, Султан-Акбара, с этой принцессой и таким образом закрепить его право на престол перед остальными сыновьями. По-видимому, именно он предназначается для этого Аурангзебом; он еще крайне молод, но у него много родственников при дворе, притом очень влиятельных; он родился от дочери Шах-Наваз-хана, и, следовательно, в нем течет кровь древних государей Маската (Машата), между тем Султан-Махмуд и Султан-Муаззам — только дети раджпутянок, или дочерей раджей[119]. Эти цари, хотя и магометане, охотно берут жен из языческих семейств по государственным соображениям или из-за их необычайной красоты. Но этот план Аурангзеба потерпел неудачу; трудно представить, с каким высокомерием и с какой надменностью Шах-Джахан и Бегум отвергли его предложение, а сама молодая принцесса, опасаясь, что ее захотят похитить, провела несколько дней в безутешном горе, уверяя, что она скорее сто раз наложит на себя руки, чем выйдет замуж за сына того, кто умертвил ее отца. Аурангзеб не сумел также добиться от Шах-Джахана, чтобы тот передал ему драгоценные камни, которые он у него просил для окончания работы по украшению знаменитого трона, так высоко ценимого. Шах-Джахан гордо ответил, чтоб Аурангзеб занимался управлением государства лучше, чем он это делал до сих пор, и оставил в покое свой трон; ему надоело слушать об этих драгоценных камнях, и уже припасены молотки, чтобы обратить их в пыль, если Аурангзеб снова заговорит о них.
Голландцы не захотели отставать от других при принесении «мобарек» Аурангзебу; они тоже задумали отправить к нему посла. Для этой цели был выбран господин Адрикан[120], начальник их суратской фактории, человек вполне честный, здравого рассудка и трезвого ума, который не пренебрегал советами своих друзей и прекрасно справился с этим поручением. Аурангзеб, хотя он очень высокомерен и прикидывается ревностным магометанином и, следовательно, делает вид, что презирает франти, или христиан, принял его тем не менее с большим почетом и любезностью и даже выразил желание, чтобы тот сделал ему сапам, или поклон, по-франгийски, после того как он должен был это сделать по-индийски. Правда, письма он принял из рук одного из эмиров, но это не означало презрения, так как в этом он не оказал большего почета и узбекскому послу. Затем он дал ему понять, что он может поднести свой подарок, и приказал надеть на него и некоторых из его свиты парчовые серапа.
Подарок, поднесенный послом, состоял из большого количества очень тонкой зеленой и красной материи, нескольких больших зеркал и множества прекрасных китайских и японских изделий, между которыми был палеки и тахтраван, или полевой трон, работы, возбудившей всеобщее удивление. Посол не был отпущен так скоро, как он этого желал, потому что Моголы обычно задерживают иностранных послов как можно дольше, полагая, что их длительное пребывание при дворе способствует его блеску и величию. Впрочем, его не задерживали так долго, как узбекских послов; это было для него большое счастье, ибо секретарь его там умер, а остальные люди его свиты начинали уже заболевать. Когда Аурангзеб его отпускал, он приказал одеть его в другой парчовый серапа, подобный первому, и дал ему еще один, чрезвычайно богатый, для генерал-губернатора Батавии; к этому он присоединил кинжал, осыпанный драгоценными камнями, и крайне любезное письмо.
Главная цель голландцев при отправлении этого посольства состояла в том, чтобы государь непосредственно познакомился с ними. Этим они надеялись поднять свой авторитет и навести страх на губернаторов приморских портов и других мест, где имеются голландские фактории, дабы те не чинили им обид по своему усмотрению и не мешали их торговле; они хотели также дать им понять, что имеют дело с могущественной нацией, которая может обратиться с жалобой непосредственно к государю. Кроме того, они преследовали и другую цель — указать на выгоды, которые государь получает от торговли с ними. Поэтому они показали длиннейшие списки товаров, которые они скупили по всему государству, и обратили его внимание на значительные суммы золота и серебра, которые они сюда привозят каждый год, но не сказали ни слова о тех суммах, которые они сами извлекают отсюда за медь, олово, корицу, гвоздику, мускатный орех, перец, алоэ и прочие товары.
Приблизительно в это же время один из старейших и наиболее влиятельных эмиров вздумал однажды убедить Аурангзеба в том, что громадное количество дел всякого рода и постоянное напряжение ума могут, пожалуй, пагубно повлиять на его характер и повредить его здоровью. Аурангзеб, даже не показывая вида, что его слушает, повернулся в другую сторону и, обращаясь к одному из первых эмиров двора, человеку умному и образованному, заговорил с ним примерно в таком роде, как мне удалось узнать от сына этого вельможи, молодого врача, с которым я был дружен: «Вы, ученые, разве вы не согласны, что бывают такие времена и такое стечение обстоятельств, когда государь должен рисковать жизнью для своих подданных и жертвовать собою, защищая их с оружием в руках? Между тем этот неженка не хочет, чтобы я утруждал свой ум и считал своей обязанностью посвящать общественному благу бессонные ночи, заботы и краткие дни моей жизни, он, кажется, хочет соображениями о моем здоровье побудить меня думать только об удовольствиях, передав все дела и управление в руки какого-нибудь визиря. Разве он не знает, что, родившись по воле Провидения сыном государя и предназначенный для престола, я рожден не для себя одного, но для общественного блага, чтобы доставить моим подданным покойную и счастливую жизнь, поскольку это совместимо с правосудием, высшей властью и безопасностью государства? Он не видит последствий своих советов, не видит, какие бедствия получаются, когда управление находится в руках визирей. Думает ли он, что наш великий Саади без основания так смело сказал: «Цари, перестаньте быть царями или умейте сами управлять своими царствами». Ступай, скажи твоему соотечественнику, что я всегда милостиво отнесусь ко всем заботам, которые он приложит, исполняя обычные обязанности своей должности, но чтобы он не позволял себе заходить слишком далеко. Всем нам и так присуща естественная склонность жить как можно приятнее и дольше без забот и хлопот, нет надобности в других советниках, — уже наши жены слишком часто умеют нас склонять к этому».
119
Султан-Махмуд и Султан-Муаззам были сыновьями Аурангзеба от одной и той же его жены — раджпутки Наваб-Ваи.
120
Точнее: Дирк ван Андрихем. В 1662-1665 гг. он был управляющим голландской факторией в Сурате.