Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 16

Глава 2

Воздух. Влага. Свет. Тепло. Жизнь…

Лаз не испытывал всего этого больше десяти лет. И сейчас, продолжая подавлять одним своим присутствием тысячу с лишним человек персонала и охраны военной базы, он глубоко вдыхал лёгкими вечернюю прохладу.

Он наконец-то был свободен. Проклятый саркофаг, в котором он провёл, казалось, вечность, не смог его удержать. Хотя стоило признать, в какой-то момент он был готов сдаться. Сдаться и подчиниться.

Тогда, после сражения с культом, рассчитывая погибнуть, не оставив в запасе ни капли своих сил, он погрузился в беспамятство, ожидая, что сознание к нему уже не вернётся.

Однако действительность оказалась иной. Он пришёл в себя. Но ещё неизвестно, что было хуже, такое бытие или же полное небытие. Полные тьма и тишина, отсутствие ощущения верха и низа, направления, веса, каких-либо прикосновений, включая собственные, даже тело, со временем регенерировавшее потерянные конечности, ощущалось как-то неохотно и словно издалека.

Если бы с Лазом не осталась магия и он не смог использовать её для осмотра самого себя, наверняка, бы решил, что его мозг каким-то образом вытащили из черепа и подключили к приборам, лишив всего, кроме фантомного ощущения пропавшего тела.

Он уже испытывал нечто подобное. Давным-давно, сразу после того, как «богиня» вытащила его душу из земного тела и отправила на Люпс. Тогда, пока его малюсенькое тельце внутри утробы матери ещё не обзавелось нужными частями вроде полноценного мозга или нервной системы, он примерно также плавал в темноте и тишине.

Однако тогда его чувство времени было размытым и неясным, дни пролетали как минуты, а месяцы — как часы. Теперь же всё было с точностью до наоборот. Каждое мгновение будто растягивалось, а невозможность хоть как-то скорректировать внутренние часы лишь усугубляла ситуацию.

О, как же он буйствовал…

Используя мощь магии Хаоса, Лазарис отправлял в пустоту заклинания, способные стирать с лица земли армии и разрушать города. Однако, что бы это ни было, как бы он ни старался, какие бы усилия ни прикладывал, всё было бесполезно.

И ладно, его тюрьма не показывала даже намёка на разрушение, но, что куда хуже, он не ощущал свою же магию. Световые столбы не ослепляли, огненные моря не жгли кожу, опустошительные цунами не заставляли захлёбываться водой, а пространственные клинки, отрезая пальцы и ноги, не доставляли ни толики боли.

Он точно знал, что происходило, видел в магическом восприятии своё тело, видел, как оно страдало от его заклинаний, но оно словно находилось в какой-то иной реальности. И это чувство было куда больнее любых пыток.

А пытки тоже были. Вернее, одна пытка. Пытка соблазном.

Постоянно, ни на секунду не сбавляя напор, в его тело втекала энергия Хаоса. Если бы он не прошёл через слияние, то довольно быстро баланс между ней и его душой был бы нарушен, и Альтер-эго захватило бы власть. Так что его в прямом смысле самоубийственный поступок, можно сказать, сыграл Лазу на руку.

Однако легче от этого не становилось. Энергия Хаоса, хоть и была теперь частью его самого, своей природы не лишалась, и подобная принудительная накачка постоянно подталкивала Лаза к границе безумия.

При этом вместе с энергией непрерывным потоком шло и нечто вроде послания. В нём не было слов, скорее, это было нечто вроде грандиозного и всеобъемлющего намерения. Но, если всё-таки попытаться выразить его, вышло бы что-то вроде призыва к вечной и бесконечной бойне.





Бей! Круши! Ломай! Рви! Кромсай! Режь! Коли! Руби! Терзай! Убивай! Уничтожай!..

Всех синонимичных понятий во всех языках всех миров было бы даже близко недостаточно, чтобы отразить хотя бы толику этого намерения. И Лаз, которого без всяких экивоков можно было назвать маньяком битвы, ощущал к нему невероятную близость, родство, что, казалось, шло из самой глубины его души.

Когда же на это накладывался постоянный эмоциональный прессинг энергии Хаоса…

Множество раз он ловил себя на том, что начинает искренне проникаться этим намерением бойни и гнева. Не единожды, потерявшись в призраках своей памяти, приходил в себя лишь от боли в перенапряжённой и опустошённой душе, растратив всю энергию на разрушительные заклинания. А иногда он подходил к самому краю, уже, как ему казалось, совершенно осознанно и обдуманно признавая своё подчинение чужой воле.

Спасало его лишь одно. Воспоминания об Айне и тех кратких минутах, что он провёл рядом с дочерью. Он уже не надеялся, что они встретятся, вероятность этого была, мягко говоря, невелика.

Но раз он не умер, случиться могло всё что угодно. И простая мысль о том, что однажды он увидит их, но всё, что сможет ощутить — это всё тот же бесконечный гнев, каждый раз тысячетонным молотом выбивала из разума всё безумие и буйство.

А потому он терпел. Ничего больше не оставалось. И это была самая страшная пытка. Потому что сражаться приходилось не с болью, а с самим собой.

Он не знал, сколько это длилось, как и не знал, сколько ещё продлится. Знал лишь, что нельзя сдаваться. И в один прекрасный момент всё закончилось.

Нет, призывы к уничтожению всего вокруг продолжали гудеть в голове, а в тело по-прежнему втекала энергия Хаоса, вот только она больше не поглощалась его душой. Словно вода, льющаяся в уже доверху наполненный стакан, она просто отталкивалась обратно в пустоту.

Лаз ради эксперимента даже попытался намеренно поглотить кусочек энергии Хаоса, но и это оказалось бесполезно. Похоже, его душа достигла предела своего насыщения. Больше увеличиваться было некуда.

После этого, так как вся предыдущая энергия Хаоса уже была переработала и успешно слилась с его душой, а новая просто физически не могла быть поглощена, психологическое давление, что оказывалось на Лаза до этого, просто исчезло.

И намерение уничтожения, до этого похожее на единственный оазис в бескрайней пустыне, теперь, скорее, можно было сравнить с вывеской бара для алкоголика. Притягательно, нет сомнений, но, чтобы заставить себя пройти мимо, больше не нужно было прилагать таких титанических усилий. Если постараться, можно и вовсе заставить себя начать игнорировать неоновые буквы.

У Лаза, в конце концов, это и получилось. В итоге, хотя его состояние всё ещё нельзя было назвать завидным, катастрофическим оно тоже быть перестало.

А что пустота, темнота и тишина?