Стюардесса

Костя поддерживал ее за плечи, и очень правильно, потому что Динку уже «штормило», мотало от стенки к стенке. Сумочка сползла с плеча, и она волочила ее позади, за ремешок. Ноги заплетались…

Слишком усиленно Динка изображала опьянение, слишком резко качалась из стороны в сторону, слишком сильно сжимала пальчиками Костину руку.

Ведь мужественный командир экипажа просто обязан помочь слабой, не рассчитавшей своих силенок женщине. На кого же ей еще опереться?

Рядом с дверью своего номера Костя остановился, осторожно прислонил Динку к стене и полез в карман за ключом.

— Стоять можешь?

— Угу, — глупо улыбнулась Динка и медленно сползла по стеночке.

Он открыл дверь, подхватил ее за плечи, поднял и втащил внутрь.

Динка с готовностью обмякла в его руках, кося одним глазом, куда они передвигаются. Ого! К кровати! Да Костик не промах, не теряется!

Он положил ее на кровать, снял туфельки и закинул ноги на одеяло.

— Ой, как здорово! — пробормотала Динка и блаженно улыбнулась. — У меня в голове все крутится и куда-то плывет…

Костя сел рядом и осторожно склонился к ее лицу. Динка почувствовала на виске его горячее дыхание, а глаза его были так близко, что стали заметны зеленоватые крапинки на коричневой радужке. Взгляд его был серьезным, пронзительным, он просто обжигал кожу.

Динке вдруг стало страшно. Она невольно отодвинулась, вжалась затылком в подушку. Нет, не надо… Если он ее сейчас поцелует, то она не сможет себя контролировать.

Париж — город любви… И ей тоже так хочется любви. Большой, чистой, пламенной… Искренней любви, когда душа нараспашку, когда никаких тайн и недомолвок, когда на целом свете есть только двое: она и он.

И Костя как раз тот, в кого она могла бы влюбиться так, как мечтала. Или уже влюбилась?

Его губы слегка коснулись виска, скользнули вдоль щеки, замерли напротив ее губ. Динка напряглась и зажмурилась в ожидании поцелуя. В душе ее боролись два противоречивых желания: немедленно убежать… и раствориться в его ласках…

Искушение было слишком велико, и она медлила. Костя тоже оттягивал этот момент, словно давал ей шанс одуматься.

Руки сами собой поднялись, чтобы обвить его шею… Но вместо этого Динка судорожно оттолкнула Костю, вскочила и бросилась к двери.

Нельзя его любить. Он не сможет отнестись к ней серьезно. Он все о ней знает, о ее похождениях, о ее романе с Антоном, о загулах в гостиницах, о многочисленных ухажерах. Он считает ее легкомысленной шлюшкой, недаром же вот так сразу привел к себе в номер и уложил на кровать. Думает, что раз она пьяна, то ей уже все равно, с кем быть, думает, что она вообще неразборчива в контактах и озабочена только одним…

Нет, Динка не вынесет, если он не примет ее любовь, посчитает ее простым капризом, усмехнется завтра утром, подмигнет с намеком и с чистой совестью примется ухаживать за кем-нибудь другим.

Да уж, у него, видимо, тоже нет недостатка в женщинах. А ей придется с этим мириться, ждать, когда и до нее дойдет очередь, ревновать, страдать… Ну нет! Ни за что на свете Динка не согласится играть в жизни любимого такую унизительную роль! Так что лучше вовремя остановиться. Как говорят англичане: не попробуешь мед, не узнаешь, как он сладок.

Он не ожидал ее отпора и на мгновение растерялся. Этого оказалось достаточно, чтоб Динка выскочила в коридор. Хмель сразу выветрился из головы, мысли были абсолютно ясными и четкими. Динка вновь обрела координацию движений, — видимо, за счет выплеснувшегося в кровь адреналинчика.

Костя выбежал вслед за ней, успел ухватить за руку и развернуть к себе.

— Почему? — выдохнул он.

— Пусти! — рванулась Динка.

Он прижал ее к стене, оперся с двух сторон своими длинными руками:

— Объясни.

— Не стоит!

Он приблизил свое лицо:

— Но ты же хочешь.

— Нет, — независимо прищурилась Динка. — У нас все равно ничего не выйдет, незачем начинать!

— Откуда ты знаешь? — вспылил он. — С чего такая проницательность?

— Не люблю быть легкой добычей.

Он посмотрел на нее с удивлением.

— А я не люблю легких побед. Но я не думал, что нам придется сражаться.

— А мы не будем, не надейся, — с вызовом глянула на него Динка.

— Сдаешься?

— Просто мне не интересен приз.

— Вот как? — Он слегка отстранился.

— А ты полагал, что неотразим?

Вместо ответа Костя вдруг резко рванул ее к себе за плечи и обжег губы поцелуем. У Динки дыхание перехватило. Ой-ей… как он целуется! Жизнь можно отдать!

Но рядом некстати распахнулась дверь, и кто-то громко заговорил над ухом по-французски. Динка отпрянула в сторону, отвернулась, тяжело дыша, но Костя заслонил ее собой и удерживал на месте.

— Пусти… смотрят.

— Ну и пусть!

— Я боюсь.

— Кого, дурочка? — ласково шепнул он.

— Тебя, — выдохнула Динка.

Она поднырнула ему под руку и быстро побежала прочь по коридору. Костя не стал ее догонять.

Серенький рассвет делал очертания предметов зыбкими и нечеткими. Танька мирно сопела, свернувшись калачиком, а она все никак не могла заснуть. Уже выпила из бара всю минералку, а в горле по-прежнему сухо. Эта жажда, наверное, оттого, что слишком много выплакано за ночь слез.

Динка встала, вышла в ванную и подставила ладошки под струю холодной воды. Ополоснула опухшее от рева лицо, попила и глянула на себя в зеркало.

Фу! Ну разве можно в такую влюбиться?! Надо реально смотреть на вещи, надо оценивать себя адекватно. Глазки-щелочки, красный сопливый нос и растрепанные патлы. Хороша, сил нет! Правильно она сделала, что сбежала от Кости.

Ой нет, неправильно… Динка вернулась в постель, уткнулась лицом в подушку и опять тихонько завыла. Неправильно… Глупо…

Больше всего на свете ей хотелось прижаться к нему, обнять и получить еще хоть один поцелуй, как тот, в коридоре…

И ведь она могла бы сейчас лежать с ним рядом, отвечать на его ласки, а не реветь здесь одной, в холодной постели…

И все же правильно! Детские комплексы одержали верх. Ее, такую грязную и испорченную, нельзя по-настоящему любить. С ней можно только развлекаться. И она готова с легкостью развлечься с кем угодно, кроме Кости…

Глава 28

Как быстро проходит земная слава… На следующее утро парижские газеты уже писали о других новостях, а на набережной кипели подъемные работы. Костя целый день пропадал там, да и вся мужская часть экипажа не упустила случая понаблюдать, как поднимают со дна Сены их лайнер. Фотографии спасательных работ появились на первых страницах газет и исчезли, а еще через день французов уже волновало начало рождественской распродажи.

И теперь никто, кроме официальных лиц, не провожал их, когда они возвращались в Москву обычным аэрофлотовским рейсом.

— Динка, смотри, про нас написано!

Танька с детским восторгом держала в руках принесенную стюардессой газету. Динка с интересом глянула через ее плечо:

— Где?

— Да вот же, в рубрике «Срочно в номер», — ткнула пальчиком Танька и прочла вслух: — «В обнаруженном на борту самолета Ил-62 тайнике особый отряд ФСБ изъял контрабанду в особо крупных размерах. Этот этап завершил операцию по обнаружению и возвращению в Гохран украденной ранее иконы «Богородица в печали», которую приписывают кисти Андрея Рублева…»

— Складно пишут! — засмеялась Динка. — Выходит, они эту операцию заранее планировали.

— Ну откуда ты знаешь, может, и планировали, — убежденно сказала Танька. — Они знаешь как работают! Пассажиров специально бомбой испугали, чтоб спокойно контрабанду вынуть.

— Ой, как интересно! — округлила глаза Динка.

Танька расхрабрилась, уселась в салоне у окошка и весь полет нет-нет да и поглядывала вниз.

— Завтра с Дуськой в парк пойду, — мечтательно сказала она. — На колесо обозрения. Ты знаешь, Динка, я ведь сто лет на нем не каталась! Дуська всегда плачет, просится, а я не могу… боюсь. И с бабушкой ее отпустить тоже боюсь, все время какие-то ужасы мерещатся… — Она легко рассмеялась. — На ВДНХ пойдем, на самое высокое, пол-Москвы увидим! Блеск!