Страница 97 из 237
В ночь на 20 октября Вислу в районе Козенице форсировал 3-й Кавказский армейский корпус. На этот раз русские войска удержались на западном берегу реки. Болотистый лесок в этом местечке, расположенном в 30 км вниз по течению реки под Ивангородом, стал районом, переходящим из рук в руки, где постоянно шли встречные бои. Болотистые берега и густой лес практически исключали оборонявшимся возможность эффективного использования полевой артиллерии286. С другой стороны, немцы широко использовали тяжелую артиллерию, что привело к большим потерям на плацдарме, переправа была взята во фланговый огонь. Обстрелы чередовались атаками и контратаками. Пространство перед русскими окопами было завалено трупами немецких и русских солдат. В одной из рот Тульского полка, вышедшей на плацдарм с 250 солдатами, через несколько дней осталось 50 человек. В этот момент для поддержки войск была задействована часть крепостной артиллерии, что оказало существенную помощь войскам, дравшимся на небольшом пятачке287. В. А. Ирман был вынужден ввести туда даже кавалерийские части. Один из участников боев вспоминал: «…наши части выбивались из сил. Ирманов обходил полк и просил продержаться до утра, когда ожидался подход Гренадерского корпуса»288.
12 октября 1914 г. М. Гофман записал в дневнике: «Для меня это было самое тяжелое время во всей кампании: напряжение продолжается днем и ночью – бесконечные паники и тревоги»289. В этот день немцы вышли уже на линию фортов бывшей Варшавской крепости290. Оставшаяся на части из них тяжелая артиллерия начала вести огонь по противнику. В этот момент со всей силой сказались последствия ликвидации четырех полков варшавской крепостной пехоты, поскольку находившиеся на фортах дружины ополчения и конные пограничники не могли заменить их291. Однако время уже начало работать на русских, а против них были исключительно организационные факторы, среди которых можно отметить два наиболее важных:
1) слабая организация разведки; как отмечал один из ее руководителей: «За все время Варшавско-Ивангородской операции штаб 2-й армии и, видимо, штаб фронта не имели правильного представления о группировке германских сил, причем основные черты группировки обнаруживались уже в процессе операции. Агентура давала слабые намеки, но доверия к ней не было, как не было вообще доверия к агентурной разведке на основе опыта прошлого. Виной здесь также бескритичный подход, с которым армия включала в сводки всякие сведения, не отделяя важных от пустяковых и правильных от дезинформационных»292;
2) продолжавшаяся дезорганизация работы фронтовых штабов.
К 11 октября, после двукратного разговора с генералом С. М. Шейдеманом, командовавшим 2-й армией, оборонявшей Варшаву, Н. И. Иванов счел положение под городом критическим. Он сообщил в Ставку, что необходим личный доклад. 29 сентября (12 октября) в Холм прибыл Верховный главнокомандующий для совещания. Предметом доклада генерала Н. И. Иванова была возможная сдача Варшавы, руководство армией генералом С. М. Шейдеманом и отношение генерала Н. В. Рузского к сосредоточению сил в Варшавском районе. Н. И. Иванов считал, что Н. В. Рузский продолжал занимать недоброжелательную позицию к переброске сил под Варшаву (фактически он ее саботировал), так как личной ответственности за оборону города не нес. Николай Николаевич требовал ускорить сосредоточение семи корпусов 2-й армии у Варшавы. Он торопил с контрударом и для обеспечения успеха этого наступления предложил Н. И. Иванову сразу решить все проблемы и назначить командующим 2-й армией вместо С. М. Шейдемана М. В. Алексеева.
К этому генералу великий князь испытывал полное доверие. Однако командующий Юго-Западным фронтом был категорически против, он не хотел терять начальника штаба и предложил Верховному в таком случае обменять М. В. Алексеева на генерала Ю. Н. Данилова. В результате было принято решение в стиле «волевого» Николая Николаевича: Северо-Западному фронту возвращалась 2-я армия и Принаревская группа, а также связанные с ней в оперативном отношении 5-я армия и конный корпус генерала А. В. Новикова. Н. В. Рузскому теперь был подчинен Варшавский район, а 30 сентября (13 октября) последовала директива о подготовке удара в левый фланг германцев силами Северо-Западного фронта293. Во время беседы Н. И. Иванова с Верховным главнокомандующим М. В. Алексеев несколько раз выходил в аппаратную и связывался с С. М. Шейдеманом. 2-я армия держалась за линию варшавских фортов, но ее командующий немедленное наступление считал несвоевременным.
В ночь с 30 сентября на 1 октября (с 13 на 14 октября) под команду Н. В. Рузского перешли 2-я, 5-я армии и корпус А. В. Новикова. При сдаче 2-й армии М. В. Алексеев посоветовал Н. В. Рузскому обратить внимание на ее командующего, так как считал, что генерал С. М. Шейдеман боялся ответственности и был безынициативен. Но Н. В. Рузский, конечно, оставил его на посту. Теперь Ставка вплотную подошла к реализации плана контрнаступления силами двух фронтов под Варшавой, однако она вновь самоудалилась от активного руководства событиями. Н. И. Иванов и Н. В. Рузский фактически проводили одну и ту же операцию, но каждый из них по-прежнему придерживался своих взглядов, в то время как великий князь колебался между доводами одного и другого294. «Намерением противника, – вспоминал П. фон Гинденбург, – было нанести быстрый удар вдоль по Висле, в то время как решительная атака от Варшавы должна была завершить наш разгром»295. 14 октября 2-й Сибирский и 4-й армейские корпуса перешли в контрнаступление под Варшавой и оттеснили немцев до линии Блоне – Пясечно – Гура-Кальвария296.
В сложившейся ситуации особенно важным становился вопрос о координации действий фронтов, и именно здесь Ставка вновь пошла на компромисс ввиду того, что Н. В. Рузский считал войска своего фронта не готовыми к наступлению. Оно началось 5–6 (18–19) октября. 2, 5, 4-я армии вводились в бой последовательно, что было особенно важно для немцев, рассчитывавших на более активную поддержку со стороны своих союзников297. В первый день русской контратаки передовица «Русского инвалида» торжественно провозгласила: «Пусть же радуются немцы: мы бьем их не варварскими какими-нибудь приемами, а по правилам их же тактики»298. В этот день в Варшаву были доставлены около 3 тыс. пленных, в городе появились слухи о пленении некоего германского принца299. Русское командование надеялось на окружение под Варшавой двух германских корпусов и даже потребовало подачи вагонов для пленных и особого вагона для принца Иоахима Прусского, бывшего с войсками300.
21 октября 1914 г. М. Гофман отметил в своем дневнике, что надеялся взять Варшаву энергичным ударом, пока там не было русских войск, но, несмотря на невероятные форсированные марши немецкой пехоты, ее противник все же успел подойти вовремя к столице Польши301. Позже, уже после войны, он взвалил ответственность за неудачу на союзников. «Причина неуспеха нашего наступления, – вспоминал М. Гофман, – лежит в том, что сражавшимся южнее Вислы австрийским армиям не удалось перейти через Сан и нанести поражение необходимой переброской крупных сил для действий против 9-й армии. Теперь 9-й армии необходимо было так выйти из соприкосновения с русскими, чтобы они не могли ее быстро преследовать»302. Между тем они и не были готовы к этому. Во всяком случае, в сколько-нибудь серьезных масштабах. 19 октября великий князь сообщил Ж. Жоффру, что концентрация русских войск на правом берегу Вислы еще не завершена и что ему понадобится еще много времени для подготовки наступления на Берлин303.
В ночь на 7 (20) октября немцы незаметно для русских войск начали отход. Утром этого дня 2-я армия генерала С. М. Шейдемана должна была начать атаку на немецкие позиции на западных подступах к Варшаве, и когда выяснилось, что противник отступает, атака была отложена, но непосредственное преследование не началось – время было потрачено на донесения и согласование новых планов действий и приказов304. 9 (22) октября наметившееся отступление противника приняло явный, масштабный характер305. «Настроение здесь за последние дни, – докладывал С. Д. Сазонову в этот день из Барановичей Н. А. Кудашев, – значительно оптимистичнее, нежели на прошлой неделе. Наш успех под Варшавой, под Ивангородом да, впрочем, и по всему фронту приободрил штаб. Но, как и при прежних наших успехах, при первом известии о них значение их преувеличивалось: генерал Данилов потребовал немедленного оповещения о них наших представителей во Франции и Англии. Между тем теперь обнаруживается, что разгрома немцев не было. Они просто спешно стали отступать, как только заметили, что перед ними превосходные силы. Конечно, и за это мы должны быть благодарны и благодарить Бога. Но о победе над германцами можно будет говорить только тогда, когда они поспешно будут отступать на собственной территории»306.