Страница 94 из 237
Штаб Юго-Западного фронта был весьма озабочен такой обстановкой и планировал отвести свои армии на правый берег Вислы и Сана, для того чтобы получить пространство для контрманевра и возможность для контратаки. Однако и этот план не был реализован. В дело вмешался лично великий князь. Решение Н. И. Иванова и М. В. Алексеева вызвало у него «самое отрицательное к себе отношение». 13 (26) сентября он вновь провел совещание в Холме, и опять в план действий фронта были внесены коррективы: отход 9-й армии прекращен, осада Перемышля оставлена, подготовка к перегруппировке фронта назначена на 14 (27) сентября, а утром следующего дня она должна была начаться почти одновременно с наступлением П. фон Гинденбурга234. Оно немного задержалось из-за того, что корпус генерала Р. фон Войрша опаздывал с выгрузкой у Ченстохова, но 13 (26) сентября германо-австрийцы закончили сосредоточение. 27 сентября 9-я германская армия перешла в наступление на Варшаву, поначалу не встретив особого сопротивления235.
Перед наступлением немецкое командование решило подготовить почву для сочувственного отношения к своим войскам со стороны местного населения. Необходимо отметить, что П. фон Гинденбург был уроженцем Восточной Пруссии, чей предок погиб в Грюнвальдской битве в 1410 г., а Э. Людендорф происходил из Позена, то есть территорий со смешанным германо-польским населением, где соперничество, особенно культурное, обоих народов было традиционным и очень острым. Оба генерала не испытывали особых симпатий к полякам, однако они вынуждены были пойти на ряд действий, совпавших с таковыми же мерами, предпринятыми германским правительством. 2 сентября 1914 г. конклаву кардиналов в Риме был вручен «меморандум немецких католиков о мировой войне».
В разработке и подписании этого документа приняли участие видные деятели католической церкви Германии и ряд депутатов рейхстага. В нем, в частности, говорилось: «Германия ведет войну не ради завоеваний, но борется за свое существование. Самое тяжелое нападение в настоящей войне приходится выдерживать со стороны православных московитов. Россия хочет подчинить всех славян не только своему политическому, но и религиозному деспотизму. Победа России принесла бы тягчайший урон католичеству. Католицизм во всей Западной Европе не имеет более опасного врага, чем русский насильник, который уже столетия тому назад при помощи зверских мер вырвал из-под власти церкви польских католиков»236. Документ широко распространялся в прифронтовой полосе, за ним последовали и другие меры.
На католическую епископскую кафедру в Позене, которая пустовала несколько предвоенных лет ввиду особой позиции германского императорского правительства, традиционной еще со времен культуркампфа, был назначен польский священник. Генерал-лейтенант Курт фон Морген от имени командующего армией, наступавшей на Варшаву, издал обращение к полякам, в котором от имени Вильгельма II декларировались обещания освобождения «прекрасной страны» от русского варварства, политической и религиозной свободы. К. фон Морген призвал польское население к войне за освобождение и информировал его о том, что германские войска получили приказ относиться к полякам как к друзьям. В качестве места издания обращения было указано «Польское королевство».
Характерно, что воззвание не было подписано ни П. фон Гинденбургом, ни Э. Людендорфом. В походе вместе со своей свитой должен был участвовать саксонский король Фридрих-Август III, правнучатый племянник Фридриха-Августа I, первого и единственного герцога Варшавского, чье присутствие должно было напомнить полякам о временах польско-саксонской династической унии. В окружении короля были представители германской аристократии во главе с великим герцогом Саксен-Мейнингемским237. Этим господам и дамам так и не пришлось приветствовать въезд Фридриха-Августа III в Варшаву. Большую часть операции они провели во временно оккупированной Лодзи, развлекаясь поездками на охоту в заповедные леса238.
Директива Ставки, направленная на подготовку наступления на Силезию, появилась почти одновременно с окончанием германо-австрийского сосредоточения. Этот документ не соответствовал ни плану Н. В. Рузского, ни решению совещания в Холме, ни сложившейся обстановке. СевероЗападному фронту было приказано приступить к формированию значительной группы в районе Варшавы, Юго-Западному – перевести на левый берег Вислы не менее девяти корпусов, а по возможности и три армии. По завершении группирования эти силы должны были начать наступление на запад, а оба фронта прикрывать их фланги. В результате в начале Варшавско-Ивангородской операции русская армия оказалась без плана контрманевра, который пришлось вырабатывать уже в ходе сражения239.
Германское командование, по свидетельству М. Гофмана, несколько неверно представляло себе планы русского Верховного командования. Во всяком случае, в своих поздних работах он приписал Николаю Николаевичу действия, которые тот реально предпринял не в начале операции, а несколько позже, когда германское наступление было уже на подъеме: «Узнав о наступлении 9-й армии, великий князь Николай Николаевич приступил к выполнению широко задуманного плана. Из сражавшихся против австрийцев армий он взял около 14 корпусов и перебросил их частью по железной дороге, частью походным порядком позади Вислы к северу. Меньшая часть этих сил должна была перейти Вислу и сковать германскую армию фронтальной атакой. Прочие силы, поддержанные только что прибывшими в это время в Варшаву сибирскими корпусами, должны были перейти в наступление с линии Варшава – Новогеоргиевск в обход фланга нашей армии. План был хорош. Великий князь правильно понял, что ему следует прежде всего совершенно устранить 9-ю армию, чтобы потом уже окончательно разделаться с австрийцами»240.
К сожалению, к началу наступления П. фон Гинденбурга подобных планов у Николая Николаевича не было, и уж совсем плохо обстояло дело с концентрацией сил на варшавском направлении. При этом общее превосходство в силах оставалось за русской стороной. Участвовавшие в операции 9-я германская армия, которая состояла из 12,5 пехотной и одной кавалерийской дивизий, и 1-я австро-венгерская армия, имевшая 11,5 пехотной и пять кавалерийских дивизий, вместе насчитывали 290 тыс. штыков, 20 тыс. сабель и 1600 орудий. Противостоявшие им 2, 5, 4 и 9-я русские армии и Варшавский укрепленный район имели в составе 470 тыс. штыков, 50 тыс. сабель и 2400 орудий, не считая крепостных241. Однако при этом на 14 (27) сентября на варшавском направлении находились только 27-й корпус и кавалерийская завеса (разведывательные группы) в составе конного корпуса генерала А. В. Новикова и Кавказской кавалерийской дивизии генерал-лейтенанта К.-Г.-Р. Р. Шарпантье242.
Неуклонное применение принципа единоначалия, четкая и ясная общая цель и концентрация воли германского командования столкнулись с положением, при котором принятое русской Ставкой решение ставилось под вопрос, а помощь соседу при атаке и обороне отнюдь не была естественной. В результате и оказался возможным успех германского удара243. Русские части были развернуты по фронту длиной в 250 км. Для атаки Варшавы была выделена группа А. фон Макензена в составе 3,5 корпуса и одной кавалерийской дивизии. Собственно на город наступали 17-й и часть 20-го корпуса, а потом и весь этот корпус. Группе генерала М. фон Гальвица в составе Гвардейского резервного корпуса, одной дивизии из корпуса Р. фон Войрша и одной бригады из 20-го корпуса поручалось достичь Вислы и не допустить ее перехода русскими войсками на участке от Ново-Александрии до Ивангорода244.
Естественно, русская кавалерия была не в состоянии удержать линию, которую занимала. Она делала то, что могла: сдерживала противника, имитируя готовность держать оборону на тех или иных позициях, не давала немцам двигаться к Висле походным порядком, заставляла их «производить боевые развертывания и задерживаться в боях против наших дивизий»245. При слабой поддержке пехоты конница не имела ни малейшего шанса остановить или даже приостановить наступление, в котором участвовали все три рода оружия. Немцы быстро двигались вперед. За три дня наступления, включая дневку 17 (30) сентября, они прошли около 50 км246.