Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 237

Удар противника под Бишофсбургом оказался абсолютно неожиданным для командования 2-й армии, поскольку возможность возникновения опасности с северо-востока ее штабом исключалась387. Не ожидал его и А. А. Благовещенский, поскольку конная разведка корпуса не имела информации о противнике, а две его пехотные дивизии (4-я и 16-я) следовали на значительном расстоянии друг от друга, что давало немцам возможность разбить их поодиночке388. А. фон Макензен учел свои ошибки под Гумбиненом: на этот раз он тщательно подготовил атаку и начал ее с массированного обстрела русских позиций тяжелой артиллерией389. Немецкое превосходство в этом виде оружия сразу же дало о себе знать: в русские тылы потянулись обозы с ранеными, на ряде участков возникла паника390.

Обстрел поначалу давал сокрушительный эффект. «Люди, непривыкшие к шуму и разрушительному действию тяжелых снарядов, – вспоминал очевидец, – вначале ошалели и начали бросаться то вправо, то влево, не отдавая себе отчета в том, что они делают»391. Тем не менее начавшиеся бои носили исключительно кровопролитный характер: наши потери составили около 5 тыс. убитыми, ранеными и пленными, немецкие – около 4 тыс. убитыми и ранеными. Немцы захватили 16 орудий, 18 пулеметов и 37 зарядных ящиков, на поле боя было собрано 4048 винтовок. Главная задача противника была достигнута: уже к вечеру 26 августа русский 6-й армейский корпус начал в беспорядке откатываться назад, оголяя правый фланг 2-й армии392.

Своевременной связи и взаимодействия его частей командир корпуса наладить так и не смог. 16-я дивизия практически весь бой у Бишофсбурга простояла в стороне от решающих событий, ожидая приказа, который последовал после окончания сражения. «От офицеров, состоящих при штабе корпуса и штабе 4-й дивизии, – вспоминал офицер 16-й пехотной дивизии, – получены донесения, что 4-я дивизия совершенно разбита. Она отходит на Ортельсбург; 16-й дивизии приказано прикрыть отступление, двигаясь туда же. Впоследствии уже выяснилось, что 4-я дивизия была разбита по куропаткинской системе: сперва введен в бой один полк – разбит, потом другой, третий с тем же результатом; четвертый остался до конца боя в качестве резерва при командире корпуса и принял лишь небольшое участие в деле. 16-я дивизия не получила никаких боевых приказов, кроме последнего – о прикрытии отступления»393.

Разрыв между флангами А. В. Самсонова и П. К. Ренненкампфа в этот день составил всего 70 км, но в штабе 1-й армии не имели информации о положении соседа. Командующий 2-й армией также не имел информации ни о П. К. Ренненкампфе, ни о немцах, более того, 26 августа он начал терять контроль над движением своих корпусов, не зная и об отходе 6-го армейского корпуса. Ставка тем временем продолжала торопить его движение на север, удачное завершение которого в Барановичах считали условием для начала большого наступления на Позен394. В результате и 27 августа корпуса центра 2-й армии получили приказ двигаться вперед, фактически упрощая германскому командованию решение задачи по их окружению. Выполняя этот приказ, они втянулись в тяжелые бои с немцами, которые шли с переменным успехом, но в этот же день 1-й армейский корпус генерала Г фон Франсуа атаковал и опрокинул 1-й армейский корпус генерала Л. К. Артамонова, стоявший на левом фланге А. В. Самсонова395. Вновь огромный вклад в успех немцев внесла их тяжелая артиллерия396.

Негативную роль сыграл и командир русского 1-го армейского корпуса. Еще перед войной он получил у сослуживцев репутацию человека, на слово которого нельзя полагаться, что он блестяще подтвердил своими делами397. Карьерист и ханжа, в мирное время он предпочитал следить не за боевой подготовкой вверенных ему войск, а лишь за тем, что вызовет поощрение начальства: например, проверял, достаточное ли количество икон имеется в казармах и хорошо ли знают солдаты молитвы398. В ходе инспекционных проверок генерала перед иконами зажигали максимально возможное количество свечей, а арестованным на гауптвахте выдавали Евангелие399. В 1897 г. Л. К. Артамонов побывал в Абиссинии, где, по его словам, совершил одно из самых известных своих деяний, вошедших в историю: «Лично переплыл Белый Нил, невзирая на крокодилов, и водрузил на левом берегу около «Фашода» французский флаг. Экспедиция Маршана флаг не нашла»400. Бесконечные рассказы о подобного рода подвигах (бывших или выдуманных) стали причиной прозвища, заработанного командиром корпуса у подчиненных, – Артамонов-Нильский401.

Весьма оригинальная репутация не помогла генералу в Восточной Пруссии. Его распоряжения были энергичны и кратки, но неточны и дезориентировали подчиненных402. В приказе об объявлении войны был весьма характерный для «героя Абиссинии» пассаж: «Настал для всех нас час воли Божией! На Тя, Господи, уповаем, да не постыдимся и вовек! Твердо верю, что каждый из чинов I армейского корпуса, от старшего генерала до последнего обозного рядового, честно и доблестно исполнят свой долг. Но кроме желания надо еще и ум, и воинская служба, так как всякое дело мастера боится»403. Главным условием победы Л. К. Артамонов считал веру в Бога и призывал подчиненных всемерно ее поддерживать404.





Генералу не удалось проявить себя в качестве мастера. Он не справился ни с управлением боем, шедшим поначалу с переменным успехом, ни с организацией отступления405. Командир корпуса вел себя так, как это делали многие генералы пореформенной армии: он вмешивался в управление частями, запутывая своими распоряжениями действия нижестоящих начальников, носился по частям на автомобиле, желая подбодрить подчиненных личным примером, в результате руководство корпусом было практически парализовано406. Не имея достоверной информации о положении дел, Л. К. Артамонов фактически дезориентировал штаб армии своими донесениями. Еще в два часа дня он сообщил А. В. Самсонову, что корпус стоит «как скала» и что командующий может полностью на него положиться407. Вслед за этим связь прервалась, в штабе корпуса царил такой хаос, что до начала отступления были свернуты и телефон, и телеграф, и даже радиостанция – так что оперативно информировать штаб армии о том, что «скала» пришла в движение, не было никакой возможности408.

На завершающем этапе боя под Сольдау Л. К. Артамонов уже ничем не командовал, потеряв автомобиль, он брел по дороге вместе со своим адъютантом, повторяя: «Все погибло»409. Вид его не мог вдохновить подчиненных: «Он шел, как лунатик, не замечая окружающего, один полуоторванный погон спускался ему на грудь, весь он был покрыт пылью. Трудно в нем было узнать прежнего самоуверенного и грозного командира корпуса»410.

Утром 14 (27) августа А. В. Самсонов побывал в расположении 15-го армейского корпуса и, осмотрев поле боя в районе Мюлена, остался доволен ходом боя. О том, что произошло на флангах его армии – с 6-м и 1-м корпусами, он узнал по возвращении в свой штаб411. Только в шесть часов вечера А. В. Самсонов получил новое известие, которое доставил прибывший с конным отрядом генерал-майор Н. А. фон Штемпель. Оказалось, что 1-й корпус уже несколько часов отступает на Млаву. Командующий поначалу отказался поверить этой новости, а убедившись в том, что она соответствует действительности, распорядился сменить Л. К. Артамонова на генерала А. А. Душкевича412, который был старшим по званию в 1-м армейском корпусе. Ему было приказано немедленно остановить отход и перейти в наступление413. Выполнить этот приказ оказалось уже невозможно, трудно было даже обеспечить своевременную смену командиров.

Моральное состояния корпуса, понесшего большие потери и разбитого при первом серьезном столкновении с противником, оставляло желать лучшего. Отходящие части перемешались и к вечеру уже шли в полном беспорядке, а в Млаве потерявшимся солдатам и офицерам пришлось потратить немало усилий, чтобы найти своих414. Только отказ Г фон Франсуа от преследования спас 1-й русский корпус от катастрофы415. Л. К. Артамонов утратил контроль над ситуацией и слал в штаб армии телеграммы, которые явно свидетельствовали о том, что на него ни в коем случае нельзя полагаться. Так, в 19 часов 25 минут он сообщил, что удерживает Сольдау416. Таким образом, вслед за правым флангом 2-й армии оголился и ее левый фланг, а к вечеру 27 августа положение стало критическим417.