Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 237

Причина раздражения главнокомандующего фронтом также ясна: он сам находился под таким же постоянным давлением, как и А. А. Брусилов. 4 (17) августа в Ровно приехал великий князь Николай Николаевич, это был 18-й день мобилизации. В штабе Юго-Западного фронта Верховный главнокомандующий заявил о готовности к немедленному наступлению, несмотря на то что в довоенный период считалось, что это может произойти лишь на 28-й день179. Постоянно подгонял командование Юго-Западного фронта и Н. Н. Янушкевич – так, во всяком случае, ему советовал действовать В. А. Сухомлинов180. Штаб фронта согласился ускорить наступление и начать его 5 (18) августа (19-й день мобилизации) силами 8-й армии и 6 (19) августа (20-й день мобилизации) силами 3-й армии181. «Надо было видеть восторженное волнение во время завтрака французских военных агентов, не чувствовавших под собою ног от сообщенного им известия, – вспоминал присутствовавший при этом офицер. – Тогда они были благодарны!.. Сиял от принятого решения сам великий князь. Сияли и группировавшиеся около его высокой, господствовавшей надо всеми фигуры офицеры во французских и английских формах»182.

Перед войной немцы ожидали, что основной русский удар будет нанесен по немецким территориям к востоку от Вислы. В связи с необходимостью защитить Познань и Силезию подходы к ним активно укреплялись, однако Берлин понимал, что пассивная оборона не может дать гарантий успеха, и не планировал ограничиться ею. Укрепления должны были только выиграть время для решения большой стратегической задачи на западе и последующей переброски оттуда сил на восток183. Особые надежды возлагались на помощь австро-венгерского союзника.

5 августа 1914 г. Мольтке-младший писал Конраду фон Гетцендорфу: «Новости из России благоприятны. На нашем фронте на востоке они в беспорядке отступили за Нарев; кажется, они эвакуируют всю русскую Польшу… Соберите все силы против России. Даже Италия не сможет быть до такой степени грязной собакой, чтобы напасть на ваш тыл. Спустите болгар на сербов и дайте им порвать друг друга на части. Должна быть только одна цель – Россия. Сбросьте носителей кнута в болота Припяти и утопите их там»184. Австрийский генерал нуждался не в подобного рода призывах, а в поддержке со стороны рейхсвера и в собственных резервах, застрявших в Сербии. Не получив ни того, ни другого, он все же решился действовать. К 20 августа австрийцы на фронте в 310 км развернули 31 пехотную и 10 кавалерийских дивизий – более 700 тыс. человек. К 18 августа четыре русские армии на фронте в 400 км сосредоточили 35,5 пехотной и 12,5 кавалерийской дивизий – свыше 600 тыс. человек185.

Военные действия на русско-германском фронте к этому времени уже начались. Согласно немецкой доктрине 8-я армия должна была перехватить инициативу у русских и оказать помощь австрийскому союзнику, связав максимально возможное количество наших войск на своем фронте186. 14 августа Гельмут фон Мольтке дал категорическую инструкцию штабу 8-й армии: «Когда русские придут – никакой обороны, а только наступление, наступление, наступление»187. Такой взгляд был общим для всех германских военных игр, в ходе которых отрабатывались варианты обороны Восточной Пруссии. Они убедительно демонстрировали превосходство наступления против одной из русских армий над обороной против обеих, которая полностью оставляла инициативу в руках противника188. В этот же день М. фон Притвиц принял решение прикрыться от А. В. Самсонова заслоном силой в 3,5 пехотной дивизии, выделив девять пехотных и одну кавалерийскую дивизии для разгрома 6,5 пехотной и 5,5 кавалерийской дивизий П. К. Ренненкампфа. Немцы уступали двум русским армиям в численности пехоты (14,5 дивизий против 19), кавалерии (одна дивизия против 8,5) и легких орудий (638 против 1002), примерно равным было количество легких гаубиц (108 против 112), но в тяжелой артиллерии противник имел прочный перевес (188 орудий против 24)189.

4 (17) августа 1-я армия начала вторжение в Восточную Пруссию. Мобилизация шла в целом удачно, в части явилось большое количество добровольцев190, среди офицеров было много тех, кто имел опыт японской войны191. Проблема заключалась в том, что мобилизация не была закончена, и в поход вышли еще не полностью готовые к бою части. В полках 3-го армейского корпуса не хватало до 40 % по штатам военного времени, некоторые роты и батальоны пришлось оставить позади для доформирования. 29-я дивизия 20-го армейского корпуса вышла в поход в трехполковом составе вместо положенных четырех192. В отличие от А. В. Самсонова, который не знал ни войск, ни командиров корпусов, ни чинов штаба вверенной ему армии, командующий 1-й армией знал своих подчиненных, а те знали его193.

Авторитет П. К. Ренненкампфа был весьма высок. Будучи назначен после японской войны командующим 3-м армейским корпусом, он развил бурную деятельность по подготовке своих подчиненных к войне с немцами и добился значительных успехов. В 1913 г. генерал был назначен командующим войсками Виленского округа194. На новом посту он по-прежнему постоянно объезжал вверенные ему части, проводил инспекции и учения, в которых принимал непосредственное участие. Обладая недюжинной физической силой и выносливостью, он мог совершить в один день конный пробег в 50 верст с одной из проверяемых им кавалерийских бригад и точно такой же – с другой195.





Тактические занятия на местности, стрельбы, внезапные проверки проводились вне зависимости от погоды и времени года. Прозванный «желтой опасностью» (П. К. Ренненкампф заслужил право носить мундир Забайкальского казачьего войска с желтыми лампасами) за распекание нерадивых, поначалу он не вызывал в войсках Виленского округа особой привязанности. Впрочем, вскоре это прошло, и они стали высоко ценить своего командующего196. «Его Георгиевские кресты и золотое оружие, желтые лампасы, зычный голос, богатырское сложение вызывали зависть и уважение, – вспоминал офицер штаба 3-го корпуса. – Но спустя год молодые офицеры носили его чуть ли не на руках, солдаты любили и чувствовали, что это настоящий командир – «за ним не пропадешь»197. К сожалению, способности П. К. Ренненкампфа так и не вышли за уровень командира кавалерийской дивизии.

2 (15) августа командующий 1-й армией отдал приказ о переходе государственной границы198. 3 (16) августа передовые части кавалерии начали вторжение в Восточную Пруссию, а на следующий день за ними последовала пехота. Скверное качество дорог и весьма низкий уровень координации движения колонн поначалу не ставили под угрозу выполнение задачи, но так было лишь на своей территории. Плохое управление никак не могло способствовать успеху. В ночь с 3 на 4 (с 16 на 17) августа спокойствие казалось абсолютным199. На период сосредоточения ни прибывающие части, ни их командиры не имели практически никакой информации о противнике. Попытки получить таковую от командира 3-го армейского корпуса генерала от инфантерии Н. А. Епанчина или его начальника штаба генерал-майора В. А. Чагина заканчивались неудачей200.

Получить информацию о противнике было невозможно и при начале движения в Восточную Пруссию: в корпусах 1-й армии практически не было дивизионной конницы, как и русской авиации в воздухе. За исключением небольших перестрелок с патрулями немцы никак себя не проявляли. Русские войска двигались вперед на фронте 70 верст без армейского резерва, при этом наладить одновременное движение не удалось: центральный 3-й армейский корпус выдвинулся вперед, в то время как фланговые 20-й и 4-й корпуса отстали от него на 3–4 часа. Многие части при этом двигались без охранения и разведки, и первые столкновения с противником зачастую происходили внезапно. Так завязался первый серьезный бой с противником201.

В тот же день, когда начала свое движение 1-я армия, выдвинувшийся вперед без санкции командующего армией 1-й германский армейский корпус генерала Г фон Франсуа атаковал 3-й русский армейский корпус под Сталлупененом. Г фон Франсуа считал себя призванным защитником Восточной Пруссии и был ярым приверженцем наступательной тактики202. Еще до войны он командовал 1-м армейским корпусом, штаб которого располагался в Кёнигсберге. Потратив массу времени и сил на изучение своего корпусного округа, генерал пришел к твердому убеждению, что ему удастся защитить границу Восточной Пруссии при условии активных действий203. Части его корпуса в основном состояли из местных уроженцев, которые упорно сражались, не желая допустить русских к своим домам204.