Страница 115 из 120
«Чокнутый фриц» был действительно штабным офицером, переводчиком. Он говорил по-русски лучше, чем Камиль по-немецки. Оказывается, после событий на Волге его охватило настроение безнадежности. Рухнула вера в победу Германии. Он давно уже начал сознавать, что правда на стороне русских. По ночам его часто мучила бессонница, он выходил на прогулки, где ему никто не мешал думать.
Пленный рассказал, что видел вчера, как погибли несколько русских, запертые и подожженные в заброшенном доме. Но не сдались!..
— Только во имя подлинной правды люди могут проявлять такое геройство, — заключил он.
Камиль потребовал у него сведений о планах немецкого командования, о силах немцев. «Чокнутый фриц» хорошо был осведомлен и все рассказал без утайки.
Камиль, убедился, что этот человек действительно одумавшийся немец, что он не будет оказывать сопротивления. И все же, где было нужно, ему завязывали глаза, связывали руки. Немец принимал эти предосторожности покорно. Когда требовалось заткнуть ему рот, он сам открывал его, как перед зубным врачом…
Добытые группой Камиля сведения, особенно факты, сообщенные «Чокнутым фрицем», оказались очень важными для командования, помогли нашим частям в успешной подготовке к большим боям, которые скоро должны были начаться в этих местах.
Особенно радовался благополучному возвращению Камиля подполковник Богданов. На следующее утро он послал в медсанбат своего связного с приказом, чтобы прибывшая из соседней дивизии медсестра Дибаева Фардана явилась к нему.
12
Вернувшимся с трудного задания разведчикам положено три дня отдыха. В это время они не несут никакой службы, полностью отдыхают. Для них отводятся специальные блиндажи, подальше от передовой линии. Хочешь — играй в шахматы или домино, читай книгу или пиши, а хочешь — спи весь день, не поднимая головы… Если надоест сидеть в блиндаже, можешь, погулять в лесу, сходить в гости к знакомым.
Отоспавшись как следует после нескольких бессонных ночей, Камиль вышел из блиндажа. Глубоко, всей грудью, вдохнул свежий лесной воздух. Потом тщательно сбрил отросшую бороду. С удовольствием умылся под прикрепленным к стволу сосны умывальником, сделанным из котелка, и, спустившись в блиндаж, приоделся. После этого, воспользовавшись тем, что в блиндаже он был один, сел писать Сании.
Сегодня у него было приподнятое настроение! Он чувствовал себя так легко — казалось, стоит взмахнуть руками — и полетишь высоко в небо. И письмо хотелось начать соответственно настроению — так, чтобы от него исходила радость жизни. Но как? Эх, случилось бы сейчас чудо и вошла бы в дверь сама Сания…
В этот момент в дверях послышался женский голос:
— Можно войти?
От неожиданности Камиль настолько растерялся, что даже не сообразил встать и пойти навстречу гостье.
Знакомый голос повторил:
— Вы тут, Камиль?
Камиль вскочил с места — в дверях стояла сияющая Фардана.
— Фардана? Неужто вы? Откуда?
— Камиль? Жив!..
Они бросились друг другу в объятия.
13
Еще в Казани Фардана попросила направить ее в ту армию, в которой служил Камиль. Эту просьбу она повторила и в Москве. И нашлись люди, которые посчитались с ее желанием. Только попала она в медсанбат другого соединения.
Первые месяцы дивизия держала оборону, и работы у всех было не так уж много. И вот к Фардане стали приставать некоторые женолюбивые офицеры. Она и так не была дурнушкой, а на фронте ее красота многим казалась просто ослепительной. И они старались завоевать ее сердце любыми путями: одни пытались расположить ее к себе добротой, мягкостью, другие — настойчивостью и даже угрозами. Были и такие, которые опирались на свои чины. Но Фардана не поддавалась и от натиска настойчивых отделывалась с помощью своей бойкости, способности не теряться. А одного слишком назойливого майора отпугнула именем самого генерала. Когда майор цинично заявил ей: «Я не верю вам. Вы только предо мною строите из себя недотрогу, а сами с кем-то гуляете», — она в запальчивости ответила с вызовом:
— А какое вам, собственно, дело до этого? Может быть, я гуляю с самим генералом?! И если не хотите иметь с ним дело, оставьте меня в покое.
Ответ Фарданы действительно охладил нахального майора, но самой ей вскоре пришлось попасть в связи с этим в довольно неприятное положение.
Видно, майор о ее ответе рассказал другим, и некрасивые слухи дошли до командира дивизии. А в вопросах морали он был человеком крутым, беспощадным — безнравственных, развращенных людей просто не терпел. И вдруг слухи о нем самом…
Возмущенный, он вызвал Фардану.
Когда Фардане сказали, что ее вызывает генерал, она сначала растерялась. «А что, если я приглянулась самому? — подумала она. — Боже, сохрани меня от генеральской любви…» Но, по правде, испугалась она не очень — мол, если надо, и генералу сумею дать отпор.
Но у генерала она растерялась по-настоящему. Фардана, которая ни перед одним мужчиной не терялась, сникла, стала похожей на побитого щенка, едва увидела сивые генеральские усы и его страшно злые глаза, едва услышала его первые слова. Она склонила вспыхнувшее жарким пламенем лицо и долго не могла поднять глаза на генерала.
Собираясь идти по вызову. Фардана узнала у опытных людей, как ей следует войти к генералу, как доложить о себе, как держаться. Но генерал на все это не обратил ровно никакого внимания, а сразу же прямо и бесцеремонно спросил:
— Кто ты? И кому ты говорила, что ты генеральская «пепеже»?
По этому вопросу, заданному резким и злым голосом, Фардана поняла, как выглядит она в глазах генерала. Она — не красивая девушка, не медсестра, достойная внимания, а самый недостойный, самый негодный, совершивший воинское преступление солдат. Она обвиняется в клевете на генерала! И это ведь почти правда! Как объяснить, как доказать, что это совсем не так, что в данном случае все дело в этом «почти», а не во всем остальном? Выход один — признаться, как было все на самом деле, и просить прощения…
Призвав на помощь всю силу воли, Фардана подняла голову, посмотрела на генерала ничего не видящими от испуга и смущения глазами и еле слышно, жалким голосом, произнесла:
— Товарищ генерал, простите… Когда я говорила это…
— Значит, ты и в самом деле это сказала?
— Сказала, товарищ генерал. Только вы, пожалуйста, меня…
Генерал не дал ей договорить. До сих пор он еще сомневался в правдивости слухов, думал, что какая-то медсестра не могла дойти до такого бесстыдства…
— Значит, ты явилась в дивизию с дурными целями? Значит (генерал хотел сказать: «гордясь своей красотой», но, подумав, что испорченная, развращенная женщина использует и это, сказал по-другому)… Значит, считая себя красавицей, ты явилась сюда развращать командиров и клеветать на высший комсостав?..
Эти жестокие и несправедливые слова больно задели Фардану. Здесь-то и показала свою силу ее незапятнанная душа — она возмутилась и восстала против грозного генерала. В глазах Фарданы вспыхнули огоньки, она выпрямилась и уже смело посмотрела в глаза разъяренного генерала.
— Товарищ генерал! Вы сначала прочитайте мораль своим офицерам!..
Голос ее прозвучал твердо и требовательно.
Генерал, который привык сам предъявлять требования и приказывать, обычно не встречая сопротивления, в первое мгновение буквально оторопел. Но быстро пришел в себя и еще более жестко, с угрозой произнес только одно слово:
— Что-о-о?!
Однако Фардана не думала отступать.
— Я никому не позволю пятнать мою честь! — побледнев, возмущенно проговорила она. — Да, я виновата, — не подумав, сказала слово, бросившее тень на ваше имя. И за это прошу у вас извинения. Но если бы вы узнали, что вынудило меня так поступить, может быть, вы и простили бы меня. А вы даже не хотите меня выслушать… Я только попыталась защититься вашим именем, а вы, не разобравшись ни в чем, тоже, как и некоторые другие, оскорбляете меня…