Страница 106 из 120
4
На другой день Рифгат решил побывать на заводе. Хотелось посмотреть, как работают знакомые по школе ребята. Побывал в двух цехах, помещавшихся в здании школы. В инструментальном оказалось много знакомых. Увидев его, они бросили работу. Пронзительным голосом Катушка заорал:
— Эй, ребята, смотри, кто приехал!
Все сбежались к нему.
— Рифгат-абый, здравствуй! Командир! О, ты танкист?.. — с любопытством разглядывали его.
Появился начальник цеха Карпов.
— Катеев! Ребята! На места! — скомандовал он. — Поговорите в обеденный перерыв.
Рифгат не без зависти смотрел на ребят, стоявших у станков.
А Карпов отвел его в свой кабинет, бывшую учительскую, и стал рассказывать, как старательно работают школьники на заводе. Посмотрите хоть на этого Катушку!.. Когда Рифгат заканчивал десятилетку, он учился в одном из младших классов, но был известен всей школе. Рифгат хорошо помнил этого бойкого проказника. Теперь он стал рабочим, стоит за станком! Сам начальник цеха хвалит его. Не чудеса ли?..
Рифгату хотелось повидать и девушек, с которыми учился.
— Это в сборочном цехе, — сказал Карпов. — Там ваши девушки. Пойдемте, познакомлю вас с начальником цеха.
Он подвел его к молодой женщине в белоснежном халате.
— Товарищ начальница, — шутливо обратился к ней Карпов, — вручаю вам этого красавца командира. Тихонько, без шума, покажите ему ваш цех.
— Пожалуйста! — Она сдвинула на лоб монокль-лупу. — Давайте познакомимся- Ибатуллина.
Рифгат назвал свою фамилию.
— Вы не из Ялантау? — спросил он. — Фамилия у вас татарская.
Ибатуллина ответила ему по-татарски:
— Да, я татарка, только не из Ялантау. Я эвакуировалась с заводом из Москвы. Что вас интересует?
Рифгат объяснил, что он танкист и ему хотелось бы посмотреть, как делают часы для танков.
— К тому же здесь должны быть мои одноклассницы, хотелось бы и их повидать.
— Нравятся вам часы, которые мы делаем?
— Замечательные часы делаете, — сказал Рифгат, — танкисты наши не нахвалятся. Если недоглядишь, отвинчивают их и кладут в карман.
— Не шутите?
— Бывали такие случаи.
— Часы собирают вот эти девушки. А детали производятся в других цехах.
Рифгат окинул взглядом цех и был поражен царившей здесь чистотой и порядком. Вдоль зала стояли два узких длинных стола. Несмотря на дневной свет, над столами горели яркие электрические лампы.
По обе стороны столов рядами сидели девушки, все в чистых халатах и с такими же лупами-моноклями на лбу, как у начальницы. Девушки были поглощены своей работой. Хоть бы одна подняла голову и взглянула на вошедшего в цех командира!
— Какие все щеголихи у вас в цехе! — усмехнулся Рифгат.
— Это не щегольство. На нашем производстве необходимы чистота и аккуратность.
Начальница цеха повела его вдоль столов, давая пояснения. Рифгат внимательно оглядывал каждую из сидящих девушек, всматривался в лица.
Сборка часов, оказывается, очень сложный процесс. На металлическую пластинку с округлыми краями и несколькими отверстиями прикрепляют отдельные детали, колесики. Все это выполняет не один человек, — у каждой девушки своя операция. Прикрепит деталь — передает другой. Та добавит свою деталь, и передаст соседке. Таким образом, механизм переходит из рук в руки и постепенно превращается в готовые часы…
Наблюдая за этой работой, Рифгат успел разглядеть знакомых девушек. Некоторые, заметив его, улыбнулись, кто-то помахал рукой, однако ни одна не оставила работы. А некоторые даже и не посмотрели на него, просто не заметили или не узнали. И сам Рифгат не решился отрывать их от дела. Ему казалось, что девушки работают так же точно, как часовой механизм. Если хоть одна из них отвлечется на две-три секунды, собьется работа всего конвейера…
Рифгат невольно залюбовался этой тонкой работой. Руки и лица девушек, освещенные двойным светом — дневным и электрическим, казались ему особенно нежными и привлекательными.
Часы! Маленький прибор, отсчитывающий время! Через десятки цехов и сотни рук проходят детали, пока станут часами, пока их поставят на танке. И все другие приборы танка создаются таким же образом. Перископы, слуховые и переговорочные аппараты, рация! А сам танк, его моторы! Пушки, пулеметы, боеприпасы… Да, труд всего народа, всей страны сосредоточен в его машине.
Было как-то странно. Танкист вернулся с фронта, больше года он провел на полях битвы, в огне сражений. Сколько раз смотрел смерти в глаза. Теперь встретился с товарищами, сидевшими с ним за одной партой. Но не смеет даже поздороваться с ними. Почему они не вскочат с мест, чтобы обнять его? Какая сила их удерживает? Какое суровое и в то время высокое, замечательное это чувство!..
— Вот эта милая девушка оживляет наши часы, — показала Ибатуллина.
Рифгат узнал Кариму. Ее смугло-румяное, сосредоточенное в работе лицо, казалось, было озарено каким-то внутренним светом, красивая головка наклонена, и черные длинные стрелки ресниц покрывали опущенные глаза.
Она, конечно, слышала, что сказала о ней начальница цеха, но продолжала работать, не отвлекаясь. Рифгат долго смотрел на нее. Карима, не обращая на него внимания, покрутила что-то в механизме, лежавшем у нее на ладони, и, приложив к уху, послушала. Еще не ставший часами механизм уже тикал. Карима отложила его и потянулась за другим механизмом.
«Даже не взглянула!» — отметил про себя Рифгат.
Но Карима, вскинув ресницы, чуть улыбнулась ему и тихо сказала:
— Не смотри, проходи дальше.
И Рифгат пошел дальше, вслед за часовым механизмом, — теперь, оживший, он продолжал переходить из рук в руки.
«Красивая девушка Карима, — подумал он. — И она не нравится Шакиру?..»
Они пришли к концу стола, и начальница цеха показала Рифгату готовые часы. Он внимательно осмотрел их.
— Знакомые часы. Значит, их уже можно считать готовыми?
— Им еще надо пройти испытательный срок, — сказала начальница цеха.
«Пройти испытательный срок!»
Вечером в разговоре с Каримой Рифгату довелось услышать эти слова еще раз. Только в другом смысле…
5
В тот вечер Гульсум ушла на совещание. Рифгат и Карима остались вдвоем. Маленький Азат уснул с резиновой пустышкой во рту.
Тревожные чувство заговорило в Рифгате. Он заставил себя отойти подальше в глубину комнаты и сел в углу, около письменного стола матери.
Вспомнилось, как очень давно, в день, когда началась война, он поцеловал Миляушу, на берегу Камы. Он бережно хранил в памяти это прекрасное воспоминание. Миляуша была строгой девушкой, низкие чувства при ней не смели поднимать голову. А эта?..
Он посмотрел на Кариму. Она с невинным видом шила своему младенцу рубашонку; длинные ресницы опущены, губы чуть улыбаются, словно приготовились сказать что-то интересное.
Рифгата неожиданно потянуло к ней. Ему показалось, что, хотя она и шьет детскую рубашку, мысли ее совсем о другом: она ждет, что Рифгат заговорит с ней или прямо, без слов, подойдет и обнимет ее… И ничто не помешает ему сделать это.
Рифгату вдруг стало нестерпимо жаль Кариму. «Много еще мужских объятий пройдет на своем веку эта брошенная девушка, — подумал он, — но станет ли когда-нибудь чьей-то женой?»
Ему захотелось утешить Кариму, приласкать ее, и он подошел к ней.
— Карима, о чем ты грустишь?
Карима перестала шить. Словно почувствовав опасность, насторожилась.
— Разве я кажусь грустной?
Рифгат сел рядом.
— Хочу поговорить с тобой, Карима, — сказал он.
Но ему ничего не пришло на язык, мысли начали путаться. Он положил ей на плечо руку. Однако Карима встала со стула и прислонилась к детской кроватке.
— Говори, Рифгат, — сказала она, — только пожалуйста, не трогай меня.
— Не бойся, Карима. Я хочу только приласкать тебя, — попытался он снова обнять ее.
Карима неожиданно для него стала серьезной, даже суровой. Она взяла на руки спящего ребенка.