Дрянной декан

– Почему Афродита так откровенно навязывается Адонису? – с ужасом спросила белокурая Маша Григорьева. – Это выглядит отвратительно…

– Не отвратительно, а прекрасно, – возразил Вениамин Эдуардович, явно смягчившись. – В античные времена стереотип о необходимости мужского первого шага в отношениях еще не был распространен. Взрослая женщина, открыто заявляющая о своих желаниях – это необычно и волнующе.

“Да, а если она еще и трусики соответствующие носит, и подавно…”. Меня охватил стыд и отвращение в ответ на собственные мысли.

– Красовская?

Верстовский застал меня врасплох. Я глубоко вздохнула.

– Насколько я помню, в финале пьесы Адониса убьет вепрь… Встреча с кабанами всегда столь фатальна, или они неопасны, если их не провоцировать?

Мы скрестили взгляды. Декан молчал. Он не знал ответа на мой вопрос. Молчали и одногруппники, трагичная развязка столь легкомысленного произведения поразила их. Неожиданно скрипнула дверь, а вместе с ней и мое сердце. У входа в аудиторию стояла моя любовь.

– Пап?.. – Ромка не меньше меня был удивлен неожиданному повороту сюжета. – Э-э-э, Вениамин Эдуардович, можно войти?

– Нельзя, – декан осадил направляющегося к рядам сына. – Дождись перемены.

Озадаченный Рома отыскал взглядом нас с Гардениной и повернул вспять. Когда за ним закрылась дверь, урок худо-бедно продолжился, но я окончательно выпала из темы. Все мои помыслы были направлены на Верстовского-младшего, одиноко скитающегося по пустым коридорам Ливера…

Моль всегда пускал опаздывающих студентов, даже если они опаздывали на целый час. А вдруг Ромка решит больше не возвращаться? Но когда бесконечная пара под управлением декана подошла наконец к завершению, мой герой снова атаковал дверь. А когда я недовольно взглянула на него снизу-вверх, крепко обнял меня и поцеловал:

– Прости, прости меня, пожалуйста… – прошептал он.

9.1. Лучшая подруга

Так проживу и я и так погибну,

Не подчинив своей девичьей воли

Тому, под чьим насильственным ярмом

Моя душа склониться не согласна.

(“Сон в летнюю ночь”, У. Шекспир)

Конечно, я простила.

Он долго прибирался после моего ухода, потом ему стало стыдно, оттого что у нас все так глупо сложилось, потом он просто переживал и стеснялся написать. Ромка выглядел почти несчастным и с опаской поглядывал на отца, пока тот не покинул аудиторию. Неужели ему правда так крепко влетело?.. Спрашивать было неловко.

Мы целовались на каждой перемене, а на парах сидели, держась за руку и щупая колени друг друга (Юля ради такого события согласилась отсесть). К концу занятий я окончательно оттаяла и вспомнила, за что так безоглядно влюбилась в Рому.

– Может, сходим в кино? – мечтательно промурлыкала я ему в ухо, стоя на крыльце Ливера. Интересных премьер не наблюдалось, но в таких походах главное ведь не сам фильм, а большой затемненный зал, интимная обстановка, возможность побыть рядом с дорогим тебе человеком…

– Эх, я бы так хотел, Рит! – Рома зарылся лицом в мои волосы. – Но мы сегодня с группой репетируем… И так несколько дней пропустили из-за… всего этого.

Из-за меня, ага.

– А поехали ко мне? – Юля увидела, как я изменилось в лице. – Нам как раз нужно готовиться к следующей “зарубежке". Твой отец, Ром, не даст нам пинать балду, как мы делали последние два семестра.

– А поехали! – я старательно показывала, что не задета Ромкиным отказом. – С чего он вообще решил заменять Моля? Других преподов не нашлось, что ли?

Парень почесал в затылке и надел наушники. Шапки он не носил, хотя дни, особенно по утрам и вечерам, стояли прохладные.

– Наверно, хочет приглядывать за мной теперь и на занятиях. Считает, я мало внимания уделяю учебе…

– Интересно, с чего вдруг? – деланно удивилась я, наматывая шарф и запахивая куртку. Робкое осеннее солнце подмигнуло в последний раз и скрылось за облачком. Сразу стало зябко и неуютно. – Ладно, Юлек, пошли.

Мы наскоро попрощались с Романом и направились к проходной. По пути нам попалось несколько знакомых Гардениной с других потоков, она улыбалась им и здоровалась. Я следовала ее примеру, но улыбка получалась натянутой, а кивки – скованными: я мало с кем успела познакомиться помимо одногруппников, да и настроение оставляло желать лучшего. Интересно, я вспомню когда-нибудь, что такое безмятежное счастье?..

– Если поспешим, успеем домой к обеду. А если нет, мама все равно приготовит нам что-нибудь вкусненькое, – Юля взяла меня под руку, и мы, покинув живописную территорию Ливера, вышли на улицу. После расслабленной обстановки литературного, тут царил бедлам: машины на дороге образовали пробку, пешеходы спешили так, что норовили сбить тебя с ног, краснели и зеленели светофоры – в общем, типичный мегаполис жил своей типичной будничной жизнью.

На удачу, подруга жила достаточно близко. В метро спускаться необязательно, можно с полчаса покемарить в автобусе, проезжая мимо парков, шумных развязок и Москвы-реки, и оказаться у ее дома. Я могла бы жить там же, если бы родители не сменили квартиру на более просторную и в другом районе. Собственно, так мы с Гардениной и начали дружить – случилось это в стародавние времена, когда мы с ней были практически соседками и гуляли в одном дворе. Основа была заложена такая крепкая, что ни дальнейший переезд, ни учеба в Англии не смогли помешать детской дружбе. И вот я вернулась и подала документы в Юлин университет, и даже попала с ней в одну группу. Пожалуй, больше всего на “чужбине” мне не хватало именно ее.

Мы пошли по направлению к остановке, мимо высокой кованной ограды из чугуна, отделяющей мир высокой материи, лингвистики и поэзии от простых смертных. В Великобритании тоже очень любили такие оградки. Только там они круглый год стояли зеленые от мха. Я все чаще ловила себя на мысли, что начинаю тосковать по Лондону: по махровым ступенькам, деревянным лавочкам, вычурным калиткам. По пропитавшему все и вся духу старины… Но я выбрала возвратиться домой. Присутствие близких по духу и крови людей на данный момент оказалось важнее, чем вдохновляющий бэкграунд.

– Риточка, здравствуй! – Юлина мама искренне обрадовалась мне и обняла почти по–отечески.

– Здравствуйте, Эльвира Михайловна! – я обожала бывать у подруги в гостях. С родителями друзей детства всегда устанавливаются особые отношения. Они порой любят тебя также сильно, как родное чадо, и в придачу выставляют меньше требований.

– Устали, крошки мои? Вас покормить? – с кухни доносились аппетитные запахи. Я сняла сапоги, повесила куртку на крючок в прихожей и на мгновение почувствовала себя девчонкой со сбитыми коленками, только-только вернувшейся с прогулки – чумазой, голодной, но ужасно довольной.

– Будем очень признательны, – улыбнулась я.

– Только чур не слишком калорийно! – добавила Юлька.

Через пятнадцать минут нас ожидал роскошный обед из первого, второго и третьего блюд. Роскошный, потому что плотный: Эльвира Михайловна готовила простую, питательную и здоровую пищу без изысков и модных прибамбасов. Но именно за это я и любила ее стряпню – она напоминала о детстве.

– Мама, ну я же просила, – простонала подруга с набитым ртом, отодвигаясь от стола и кладя руку на округлившийся животик. – Я так никогда не похудею!

– Что за глупости, – возмутилась Эльвира Михайловна. – Зачем худеть? У тебя отличная фигура!

– Отличная, но не идеальная, – проворчала Юля. – А вот некоторые умеют есть, и не толстеть, да, Рит?

– Это точно не про меня! – возразила я и на всякий случай продемонстрировала верхнюю пуговку джинсов, которую пришлось расстегнуть от создавшегося напряжения. – Просто у нас в семье еда не возведена в разряд культа. А жаль! Если бы моя маман так готовила, я бы тоже…

– Была с отличной фигурой? – передразнила Гарденина. – Это вряд ли. Твоя маман выглядит, как фотомодель в свои сорок пять. Наследственность дело такое…