Конечно, кровь

Температура в крохотной подвальной каморке подскочила градусов на сто.

Ч’айя оказалась неумолимой, как песчаная буря, и столь же изнуряющей.

Не стану хвастать, первый раз я отстрелялся почти сразу, едва побывав в её крепких ладошках. Девушка при этом сотряслась всем телом, словно кончила одновременно со мной, и ещё долго дрожала, не выпуская из объятий.

Я был не в состоянии произнести хоть слово.

Я был поражён, взорван изнутри, безнадёжно отравлен, загипнотизирован, опьянён и разорван на лоскуты. И счастлив, что уж скрывать…

Буквально через десять минут, едва ли больше, моё тело вновь ощутило прилив сил. Ч’айя это, безусловно, сразу почуяла. Хищно и часто задышала, помогла рукой и бессвязным шёпотом, от которого зазвенело в ушах. А затем метко, умело и даже напористо потянула и почти силой погрузила в себя.

— Ч’айя… — едва смог простонать я.

— Называй меня Куранпу[1]! — прошипела она, всё быстрее двигая бёдрами.

Двоепервой Стаи ради, да почему вдруг именно так⁈ Впрочем, буду откровенен — в тот миг я был готов называть её хоть девятью именами Чооты Пар, а потому раз за разом выкрикивал новое имя, всё глубже и глубже утопая в чужой страсти и готовности отдаваться…

На этот раз я оказался не так быстр и скоротечен, а диван под нами скрипел и взвизгивал с такой силой, словно пытался разбудить комплеблок до двадцатого этажа.

Когда я повторно добрался до высшей точки, девчонку будто скрутило судорогой. Она впилась в меня руками и ногами так, что потемнело в глазах, а лёгкие зажгло; одновременно Куранпу застонала, причём до того волнительно, что я едва не кончил в третий раз, причём тут же, от одного только звука…

Попытался отстраниться и поцеловать в губы, но Куранпу не позволила.

Обвила за шею и поясницу, будто профессиональный борец из «Загона» в болевом захвате, что-то ласково промычала, лизнула в шею. Конечно, я сдался. Немного сдвинулся, чтобы не давить всем телом, лёг чуть удобнее, обнял её пылающее тело и блаженно прикрыл глаза.

Так мы и заснули в моём крохотном подземном убежище, обнажённые, перемазанные, потные и умиротворённые, будто уличные коровы не обращая внимания ни на гул технических машин комплеблока за тонкими стенами, ни на включённый свет…

Этим ранним утром Ланс фер Скичира спал, как говорят чу-ха, не ощущая хвоста. Тем не менее, сны всё же пришли — рваные, неровные и опасные. Предвещавшие, хоть я и не верил пророчествам…

Когда я разлепил отёкшие, всё ещё тяжёлые веки, Ч’айя уже проснулась.

Более того, девушка тихонько выбралась из постельного гнезда и воспользовалась туалетным закутком, смыв с себя следы ночной схватки. Закутавшись в халат, она на поджатых ногах оседлала единственный столик у противоположной стены, изучая мой сон молча и внимательно.

— Куо-куо, Куранпу, — пробормотал я, потирая лицо.

Та не ответила. Лишь стали ещё больше карие глаза, лишь ещё более диковатым стал странный, отстранённый взгляд.

— Ты чего? — встревоженно уточнил я, усаживаясь в груде ещё влажных одеял.

— Что это было? — тихо спросила девчонка в ответ, не на шутку напугав и заставив усомниться в реальности недавних событий. — Перед сном, Ланс. Что это было?

Я хмыкнул. Позволил себе осторожную игривую улыбку, всё ещё не понимая, как реагировать:

— Ну… вообще, это называют по-разному. Тебе применить поэтический термин, или из жёстких манга для взрослых?

Хорошо, что после этого я не подмигнул. Потому что тогда после следующего ответа своей отстранённой подруги точно бы заработал нервный тик.

— Байши… — выдохнула она, причём до того обречённо, что я клацнул зубами.

Вкрадчиво продолжил:

— Ты вымотала меня до мокрых клочков. Ну а мне, в свою очередь, показалось, что я тоже постарался на славу. Во всяком случае, ты выглядела довольной…

— Байши, байши, байши… — закрыв глаза, повторила Ч’айя, немало удивив самим умением грязно ругаться.

— Детка, да ты чего вообще? — Я прочистил горло и расправил одеяло возле себя. Член стоял, словно привязанный к палке. — Иди-ка сюда, маленькая Куранпу, я хочу снова угодить в твой жаркий захват…

— Замолчи, — вдруг приказала девушка, и я разом заткнулся. Сказала негромко, почти шёпотом, но сон сняло, как холодным ветром, а стояк стыдливо испарился: — Ни слова, Ланс! Мы не обсуждаем это. Не вспоминаем. И, разумеется, ни в коем случае не повторяем…

Был ли я удивлён? Скажу так: я видел выигравших в невероятно крупную лотерею, удивлённых куда меньше меня в этот чудесный утренний час.

— Что происходит, Куран…

— Никогда больше не произноси этого имени! — Меня оборвали столь же тихо, но с ещё большей решимостью. И злостью? — Никогда, если не хочешь узнать меня в гневе… И перестань называть деткой!

— В любовных играх нет ничего дурного… — промямлил я, но Ч’айя навела на меня палец так резко и порывисто, что на секунду мне показалось, что та целится из «Молота».

— Ты меня плохо понял, Ланс⁈

Я молча кивнул. Дескать, достаточно понял. Хотя, как обычно, понятного, логичного и разумного в этом разговоре было с детский коготок. Но интуиция подсказала, что лучше согласиться… и кто я такой, чтобы с ней спорить? Байши, да что вообще вокруг меня в последнее время творится⁈

— Ладно, — я примирительно улыбнулся и шутливо отдал честь. — Ну а чингу-то тебя попросить сделать можно?

Ч’айя смерила меня долгим взглядом. Неуютно долгим, должен признать.

Затем, придерживая халат так, чтобы я не увидел лишнего, спустилась со столика и прошлёпала к пищевому конструктору.

Наверное, я покачал головой. Может, даже беззвучно выругался. Может, даже пожал плечами, как привык делать своим многочисленным отражениям в моменты полной растерянности.

Часы на гаппи показывали десять утра. Не сказать, что мне был дарован полноценный сон, но в текущих условиях жаловаться не стоило и на это.

Смущённо прикрываясь смятыми штанами, я выбрался из диванных завалов. Покрутил корпусом, пару раз осторожно потянулся. Тело едва ли ощущало себя отдохнувшим, но если бы в качестве вознаграждения за усталость мне каждый раз платили страстной ночью с этой причудливой девчонкой, я бы устроился таскать неподъёмные мешки…

Обернувшись простынёй, поплёлся в закуток приводить себя в порядок. Старался быть тих и незаметен, насколько позволяли габариты каморки, и даже струёй попробовал журчать как можно менее звонко.

Странное поведение Ч’айи, безусловно, требовало разбирательств. Но кроме этого в моей башке роились не менее важные мысли, которые тоже стоило незамедлительно обмозговать.

Например, бардак последних двух суток от появления в моей жизни скромницы Ч’айи, заказ благородной Чинанды-Кси, не принёсший плодов визит в «Пламенное колесо» и пошедший не по плану разговор с Аширной, нахальное похищение от «Каначанкха» и столь же внезапное устранение похитителей…

Машина гудела, неторопливо разливая по чашкам крепкую пахучую чингу. Девушка не оборачивалась, уставившись в дисплей комбайна, будто это могло ускорить процесс. Пользуясь моментом, я торопливо переоделся в старую одежду, новомодный костюм госпожи фер вис Фиитчи забросив на пыльную настенную полку.

— Чинга готова.

В мою руку ткнулась горячая чашка, едва не ошпарив.

— Ты умничка, — честно сознался я, надеясь, что улыбаюсь дружелюбно, а вовсе не похотливо.

— Не говори со мной так! — огрызнулась Ч’айя.

Брезгливо сдвинула простыни и одеяла на край дивана, втиснулась в освобождённый уголок и оплела чашку пальцами обеих рук. Смотрела в пол, насупившись и играя скулами.

Что тут скажешь?

Да, я знал женщин всего два дня, но мог с уверенностью заявить, что вообще их не понимаю…

Присел на единственный табурет, глотнул чинги, поморщился. Напиток оказался недостаточно крепким, раньше времени разлитым, но сообщать об этом своей своенравной подруге сейчас бы не рискнул даже безумец. Да что там? Я лучше попробую обокрасть личную сокровищницу Нискирича, чем подступаться к Ч’айе в таком настроении…