Страница 42 из 83
Постепенно, шутя и играя, Леван научился водить трактор. После этого он стал ходить по пятам за своей матерью, упрашивая ее поговорить с Дубовым, чтобы тот принял его в свою бригаду.
Очень уж хотелось сынишке Захария Надибаидзе работать в бригаде калотубанского тракториста! Ранним утром, в тот час, когда рослый, кряжистый Дубов показывался возле развалин старой башни, Леван поджидал его у калитки.
Затаив дыхание глядел он во все глаза на прославленного бригадира.
Слыхал Леван, что Николай Дубов двенадцать лет проработал на одном и том же тракторе. Ребята говорили, что если вытянуть в одну линию все борозды, проложенные дубовским плугом в Ширакской степи, то она, пожалуй, дважды опояшет нашу Землю.
Леван знал, что Николай Дубов — человек горячий и строгий. Родители предупреждали его, что с Дубовым шутки плохи: не сумеешь управиться с машиной — жизнь тебе станет немила. Но Леван и слушать ничего не хотел. Он упорно настаивал на своем. Пареньку было всего пятнадцать лет, но ему и столько нельзя было дать из-за маленького роста.
— Куда мальчишке на трактор! Лучше пошли его в поле колосья подбирать! — шутили соседки, когда Анука рассказывала о своем сыне.
В тот день мать с сыном встали ни свет ни заря, запрягли Корису в двуколку и отправились в Милари, чтобы переговорить с Дубовым.
радостно распевал в рассветных сумерках Леван и изо всех сил погонял лошадь. А у Ануки сердце замирало от страха, что они вот-вот перевернутся.
Когда взошло солнце, они уже были у Соколиного оврага. Туман на горах Кавказского хребта постепенно рассеялся — сначала показались снежные вершины, а потом и леса на склонах сорвали с себя темное покрывало и сбросили его в Алазанскую долину.
— Благодатная наша страна! Гляди, на горах еще снег, а здесь, внизу, цветут персики и ребята бегают в одних рубахах, — проговорила Анука.
Леван окинул взглядом деревья, бегущие по обочинам дороги. Персики были в цвету — они стояли словно окутанные розовым дымом.
— Отчего же Шираки наш так обделен — ни одного деревца, хоть шаром покати!
— Наш ширакский крестьянин, сынок, в поле дерева не оставит. Думает, стану в тени полеживать и обленюсь, — пошутила Анука.
Когда до Милари оставалось уже немного, Леван вдруг приуныл: «Что скажет Дубов? Доверит мне трактор или усмехнется в усы и…»
Анука тотчас же заметила перемену в настроении сына.
— Что ты приумолк, дружок? Может, вернемся назад? — спросила она с улыбкой.
— Нет, мама, — покачал головой Леван, но через несколько минут остановил лошадь и растерянно посмотрел на мать.
— Эх ты, трусишка! Нет, не сравниться тебе с Георгием! — пристыдила сына Анука и хлестнула лошадь концами вожжей…
Дубова они нашли на берегу Алазани. У одного из трактористов машина остановилась посреди поля.
— Знамя из-за тебя потеряем! — кричал разъяренный Дубов, стаскивая с себя рубаху.
Тракторист, черномазый, худощавый парень, кряхтя и пыхтя, крутил заводную ручку. Шея у него взмокла, волосы блестели от пота. По-видимому, он уже давно возился с машиной.
— Коля! — позвала Дубова Анука.
Бригадир оглянулся. Увидев жену Надибаидзе, он снова надел рубаху и встретил ее у края вспаханного поля.
— Здравствуй, Коля!
— Доброго здоровья, Анука!
— Вот, привела моего парня… Помнишь, говорила с тобой о нем?
— А-а… Так вот он каков.
Дубов оглядел Левана с головы до ног. Под его строгим взглядом паренек весь сжался, стал еще меньше ростом.
— Мальчишка толковый и машины очень любит.
— У меня не детский сад, Анука, а тракторная бригада.
— Что ж ты сердишься, Николай? Отказать хочешь — откажи, только говори спокойно.
— Да нет, Анука, милая, — сразу пошел на попятную Дубов, — разве я на тебя досадую? Начальники наши меня раздражают. Не понимаю я этих умников, право! Отобрали у меня самого лучшего тракториста, Луку Берикашвили, и прислали взамен вот этого желторотого птенца.
— Как это — отобрали? Кто отобрал? — удивилась Анука. Она знала, что у Дубова не так-то просто кого-нибудь отобрать.
— Выдвинули на руководящую работу! — ядовито усмехнулся Дубов. — Был простой тракторист, а сделали, видите ли, его большим человеком. Вызвали в район и назначили директором лимонадного завода. А всего рабочих на этом заводе двое парнишек — крутят какое-то чертово колесо и разливают по бутылкам цветную водичку… Золотую профессию у человека отняли, сбили его с пути.
Дубов искоса глянул на чернявого тракториста и продолжал с досадой:
— Целый час мучается и ничего не может поделать! Даже опытным людям, моя Анука, трудно управляться с этими старыми тракторами да содержать их в исправности — куда уж ребятишкам! Нет, Анука, не проси понапрасну: чего не могу — того не могу.
Дубов хотел еще что-то сказать, но тут с пашни донесся гул работающего двигателя. Оба обернулись. Леван стоял с сияющим лицом около трактора и вытирал руки соломой.
Пока Дубов делился с Анукой своими горестями, Леван улучил момент и залез в двигатель с головой. Счастье у парня было такое или он взял умением, но только ему недолго пришлось повозиться.
Дубов и Анука подошли к трактору.
— Что, утерли тебе нос? — сказал бригадир чернявому парню.
— Утерли, — неохотно согласился тот.
Дубов прислушался к двигателю, потом снова окинул Левана внимательным взглядом.
— В чем было дело?
— Обгорели контакты магнето, — громко, скороговоркой, словно на уроке в школе, ответил Леван.
— В каком случае еще может отказать магнето?
— Если оно смазано чересчур густо и загрязнилось.
— Да ты, я вижу, настоящий профессор, — усмехнулся Дубов. — А ну-ка, садись на трактор, покажи свою борозду!..
Не успел он договорить, как Леван птицей взлетел на сиденье, и машина плавно тронулась. Дубов и Анука пошли следом.
У Ануки душа была не на месте — вдруг Леван заторопится, поведет борозду вкось? Но у мальчика оказалась твердая рука — даже Дубов не мог найти хотя бы маленького огреха.
Бригадир повел рукой по своим соломенно-желтым усам.
— Поди теперь откажи этакому чертенку! Пришли его завтра утром пораньше. Прикреплю обоих к этому самому трактору. Только одень мальчишку потеплей и дай ему шерстяное одеяло — ночи стоят холодные.
И вот Леван начал работать в бригаде Дубова. Он проявил такие способности, такую сноровку, что вскоре Дубов полностью доверил ему машину.
Этим летом, вернувшись из армии, Леван заставил весь Шираки заговорить о себе. Он приладил к комбайну похожее на грабли приспособление для уборки полегших хлебов и во время испытания так чисто убрал три гектара пшеницы, что нигде не осталось ни одного колоска.
Частые гости Шираки — западные и восточные ветры порой так пригибают хлеба к земле, так сплетают и свивают колосья, что после уборки комбайном половина урожая остается на поле. Поэтому изобретение Левана привлекло к себе внимание министерства.
Палящий зной стоял над Ширакской степью.
У Соленого озера Захарий Надибаидзе обкашивал края поля, подготовляя полосу для комбайна. Жара настолько высушила хлеба, что колосья звенели под серпом.
— Здравствуй, Закро!
Надибаидзе сразу узнал этот спокойный, с густой хрипотцой голос и радостно отозвался, подрезая охапку колосьев:
— Доброго здоровья, Климентий!
Потом положил сжатый сноп на землю и разогнул спину.
Он увидел зеленый вездеход, остановившийся поодаль, и секретаря райкома, шагавшего по краю поля своей обычной размашистой походкой.
Ширакское солнце дочерна обожгло лицо и руки Климентия Гогуа. Он походил на крестьянина в горячую пору молотьбы.
— Приходили учетчики?
— На что мне, Климентий, их подсчеты и оценки? Лишь взгляну на колос, как он стоит под ветром, и уже знаю, сколько он даст зерна.