Страница 70 из 115
— Можно на второй сеанс. Будь Мака дома, я не стала бы тебя задерживать.
— Верно, Маки дома нет! Значит, идем в наше «счастливое» кафе!
— Вроде, когда Мака здесь, ты так уж нигде не бываешь!
— Да, но тогда, сидя за столом, я чувствую над собой… — Гено понял, что увлекся, и замолчал.
— Сейчас же перестань! Тебро решит, что ты серьезно! — воскликнула Циала. — Если б ты только знала, Тебро! У него жена — сущий ангел!.. Фу, противный! — Циале хотелось показать подруге, что она на короткой ноге с начальством. — Если это кафе, — сказала она, входя в странное дощатое помещение, сколоченное в форме цилиндра, — то что же тогда амбар?
— А Тебро никогда не разговаривает или только сегодня?
— Тебро? — Циалу словно удивил этот вопрос. — Она еще заговорит. Потом.
Гено покоробило какое-то невысказанное (а может быть, как раз прозвучавшее в ее словах) превосходство.
— С такими глазами Тебро могла бы совсем ничего не произносить, — сказал он.
Циала вдруг порывисто обернулась к подруге и заглянула ей в лицо.
— Да, ее глаза умеют говорить…
Циала все-таки посмотрела фильм во второй раз. Во время сеанса она шепталась с Тебро, объясняла ей происходящее на экране, заранее рассказывала события.
Когда они вышли из кинотеатра, солнце уже садилось, и силуэты окрестных гор темнели на розовом небе.
— Что мне сказать дома: где я была?.. — захныкала Циала.
— Скажи правду. Тем более, что скрывать тебе нечего, — ответил Гено.
Циала сразу осеклась и, переждав некоторое время, заговорила обычным тоном:
— Гено, у нас к тебе дело. Ты не мог бы немного проводить нас?
Они пошли прочь от кинотеатра. Сзади, за их спинами, садилось солнце, и на пути у них легли тонкие удлинившиеся тени.
Словно желая помешать разговору подруги с Гено, Тебро потянула ее за руку.
— Пусти!
— Что она?
— Стесняется, — сказала Циала так, словно застенчивость вообще была не свойственна Тебро.
— Скромность украшает женщину.
— Знаем, знаем…
— Я вижу, Циала хочет сказать мне что-то интересное.
— Вовсе нет, — проговорила, наконец, Тебро.
— Ничего особенного, поскольку речь идет о простой протекции.
— Что я могу?
— Гено, я знаю, ты добрый человек, поймешь. Вот Тебро… она неплохая девушка, поверь. Пусть Доментий примет ее корректором — будет со мной работать.
— С нами, ты хочешь сказать, — поправил ее Гено.
— Да, с нами. Пятый месяц человек без работы. На заочном учится…
— Доментия собираются перевести.
— Может быть, он успеет до перехода сделать это. Он тебе не откажет. Я бы сама сказала, но лучше, если ты.
— Сказать не проблема…
— Вот и отлично!
На перекрестке Циала остановилась.
— А теперь я пошла. Утром, надеюсь, ответ будет известен, — и она, не оглядываясь, перебежала через улицу.
— Так мы остались одни, Тебро…
— Вам это неловко? Тогда я пойду.
— Нет, что ты! Напротив.
Они вышли к реке. На мосту Гено остановился, облокотился о перила. Река текла мутная, желтовато-коричневая и несла с собой измочаленные корни ив.
— Тебро, твои волосы того же цвета, что и корни ив.
— Циала говорит, что вы никогда не лжете.
— Это вовсе не потому, что я такой уж благородный. Неправда трудна, ее нужно придумать, а правда — вот она, смотри и говори.
— Вы пишете какую-то книгу?
— Нет. То, что я пишу, это не книга. Книга-роман. Пойдем, я тебе еще кое-что скажу…
За мостом дорога выгибалась влево, а справа, у основания отвесной скалы, оставался новый, еще не загудронированный участок пути.
Близилась ночь.
— Вы обещали что-то сказать…
— Да, сейчас, — Гено взял Тебро под руку. — Ты знаешь, какие у тебя глаза?
Тебро даже остановилась:
— Не знаю.
— Не удивляйся: когда в известковой яме набирается дождевая вода, она прозрачна и чиста, как твои глаза.
Дорога круче пошла в гору. В небе горела звезда.
— Может быть, посадим?
— Посидим.
Они сели на скатившийся к обочине высокий валун.
Совсем стемнело. Внизу лопотала невидимая в темноте река.
Тебро, притихнув, поглядывала на дорогу.
— О чем ты думаешь?
— О той звезде, что одиноко горела, когда мы шла в гору. Теперь ее и не найдешь… На таком огромном небе не нашлось ни одной звездочки для меня.
Она умолкла, и стало очень тихо.
— Что скажет жена, если увидит нас сейчас?
— Почему ты вспомнила о моей жене?..
Тебро промолчала.
«Она опять заговорит о Маке. Ей кажется, что она отнимает что-то у Маки, и это ее мучает».
— Я ничего у нее не отнимаю.
На этот раз промолчал Гено.
— Я ни у кого ничего не отнимаю, — шепотом продолжала Тебро. — Я сама несчастна. Для себя.
— Тебро!..
— С тех пор, как я разошлась с мужем… у меня нет друзей. Циала — моя лучшая подруга. Вы же видели? Она любит меня… Нет, жалеет.
Гено встал и обнял ее за плечи.
— Пойдем?
— Конечно. Не ночевать же тут.
На остановке автобуса кто-то поклонился Гено.
— Кто такой?
— Не помню.
— Идите. Нехорошо. Вас тут все знают.
В конце улицы показался автобус. Тебро подошла к Гено, взяла его за руку. Какое-то время она стояла так, потом, заметив на противоположной стороне позднего прохожего, поспешно отошла и встала там, куда должен был подъехать автобус.
Слава богу, наконец все было позади. Ослабевший Симон спал под действием наркоза. Напротив него, на застеленной койке, с раскрытой книгой в руках дремала Мака. Книгу эту она выпросила у доктора Хиджакадзе. Ей хотелось самой узнать что-нибудь о болезни отца. Но сейчас она была так измотана, что когда Бичико и племянник отца выходили из палаты, не смогла проводить их даже до дверей — легла на койку и закрыла глаза, вернее, просто дала им закрыться. Хорошо, если б хоть часа полтора никто не приходил. Единственное, что время от времени всплывало в ее сознании, это то, что вскоре отцу предстояла вторая операция. «Не перенесет», — думала она и чувствовала тяжелую, тупую боль.
В дверь тихонько постучали.
«Ах, как некстати, как я не хотела!..» Мака оглянулась — может быть, это медсестра, тогда она не встанет.
Нуца?! Она все-таки обрадовалась старой подруге, на цыпочках пошла ей навстречу и расцеловала.
— Мака, родная моя! Как вы? Что с дядей Симоном?
— Не знаю, вроде обошлось… Садись, Нуца, сядь…
— Спасибо.
— А как ты живешь? Давно тебя не видела.
— Да, забыла ты меня, Мака, совсем забыла.
Мака улыбнулась ей усталой открытой улыбкой.
— Нет, Нуца, милая, просто я давно не приезжала. Ну, что ты? Как ты? Не помирилась с мужем?
— Никогда!
Мака посмотрела в лицо подруге. Нуца отвела взгляд и, глядя на больного, сказала:
— Говорят, Хиджакадзе хороший хирург. Ты всегда знала, к кому обратиться. Меня так огорчила болезнь дяди Симона, как если б отец родной заболел.
— Ох!..
— Раньше и узнать-то никак не могла. С утра до ночи торчу на этой проклятой почте…
— Нуца, куда подевались ребята и девушки из нашего класса? Я никого не встречаю. Кето и Лиза вышли замуж — это я знаю. Ило защитил диссертацию — это тоже знаю, Уча продал свой дом…
— А почему, спрашивается?
— Наверное, переезжает куда-нибудь.
— Никуда он не переезжает. Просто головы на плечах нет, вот и вся причина.
— Он не женился?
— Зачем ему жениться?.. Кто мог подумать, что Уча когда-нибудь станет таким?
— Не знаю… Люди с годами меняются.
— Ты, наверное, не слышала еще, что Рубен женился на сестре Реваза.
— На маленькой Марго?
— Да, на младшей. Резо ни за что не соглашался на их брак. Ни на помолвке не был, ни на свадьбе.
— Рубен все такой же высокий и поджарый?
— Нет, раздобрел. А Марго все та же, что на твоей памяти, — Нуца вытянула руку на уровне груди. — Вот такусенькая… У Мелитона опять дочь, уже третья. Вчера его встретила — выпивший идет, с горя, говорит, пью…