Страница 71 из 115
— О чем горюет-то?
— Да разве забыла, какой он? Шутник.
— Знаю. Если б бездетным остался, сказал бы, что на радостях пьет.
— У Додо умерла тетушка, которая ее вырастила.
— Что ты говоришь?! Макро?
— Да. Она жутко переживала. До сих пор в черном ходит, в такую жару в черных чулках шерстяных.
— Додо ни в чем не знала меры.
— Не знала меры, говоришь? Любила она ее, вот что. Макро ей и мать, и отца заменяла…
— Додо и сейчас в банке работает?
— Ну, да! Ей помогли все, сложились, деньги собрали… Помнишь, как вы дружили?
— Я ее ни разу после школы не встречала. Года два назад искала, хотела повидать, помню, и у тебя спрашивала…
— Тогда, кажется, она в отпуске была…
— Нет, сдавала экзамены на экономический.
— Верно! Верно!.. Сдавала, да не сдала, не поступила. Этой зимой поговаривали, что она за Джумбера Тхавадзе замуж выходит.
— За Тхавадзе?
— Да. Но я не поверила. Это, говорю, все Додо нафантазировала.
— Почему же нафантазировала? Чем Додо ему не хороша! — Мака спохватилась, что не назвала его по фамилии и, опережая Нуцу, добавила: — Додо для Тхавадзе даже слишком хороша.
— Ну, нет уж, Мака! Джумбер в нашем маленьком городке…
— Ты всегда все преувеличиваешь, Нуца! — прервала ее Мака. — Просто директор винного завода — человек всем нужный и всегда на виду! Вот и все его достоинства.
— Неправда, Мака, у него очень отзывчивое сердце… Кстати, это он сказал мне, что дяде Симону сделали операцию.
— Да, Бичи сейчас у него работает…
— Когда у Додо умерла тетушка, он очень помог ей.
— Может быть, он в самом деле собирается жениться?
— Нет! Клянусь тебе, нет! Не то что Додо, — дочка председателя исполкома, писаная красавица, врач — с ума по нему сходила, а он ни в какую… — Нуца понизила голос и с застенчивой улыбкой прошептала: — По-моему, он все еще любит тебя…
— Перестань! И не стыдно тебе с серьезным видом вспоминать детские глупости?!
Мака нахмурилась, тихонько подошла к отцу и приподняла край простыни, которой он был укрыт.
«Зачем он дает людям повод говорить бог знает что? Женился бы уж. Тоже мне еще… этот…». Но кого она подразумевала под «этим», Мака не знала.
К больному подошла Нуца.
— Господи! — вздохнула она и тут же поспешно добавила: — Все будет хорошо, Мака, не бойся! Ты уж прости меня, на этот раз с пустыми руками, прямо с работы забежала.
— Ну, что ты, Нуца! Как не стыдно!..
Мака вышла за ней в коридор.
— Спасибо, что навестила!
— Я еще зайду на днях. Джумбер просил, чтобы я не шла без него, но я не дождалась, подумала — вдруг тебе не понравится…
— Зачем же ему с тобой? Он был с Бичи.
— Правда?
«Она думала, что я скрою…»
— Не знаю. Он заглянул ко мне на минуту: у нас там народ вечно толчется, не смогла с ним даже двух слов сказать. Ну, да бог с ним! О тебе совсем не поговорили. Сын уже большой, наверное, вырос?
— Да, большой мальчик, — кивнула Мака. — Он здесь со мной. Вечером сбегаю. Гено там один дома остался… Ах, только бы отец поправился, а остальное неважно.
— Я недавно статью Гено прочитала. Его, случайно, не перевели в «Комунисти»?
— Нет. Он в местной газете.
В конце коридора показалась крупная лысая голова Хиджакадзе.
— Очень хорошо, что операцию делал он, — Нуца глазами указала на хирурга. — Кажется, сюда направляется. Ну, я пошла…
Мака протянула подруге руку.
— Спасибо, Нуца!
За пять дней Гено звонил дважды, но Мака все-таки была в обиде на него. Прошлой ночью Маке наконец стало известно от свекрови, что Мери беременна. Это сообщение настолько всполошило ее, что она впервые почувствовала себя беспомощной. Она не рассердилась на брата, а пожалела его. А мужа обвинила в том, что он бросил ее одну расхлебывать эту историю, сам же остался в стороне, наблюдая, что выйдет дальше.
Мака не знала, как быть.
Когда у Гено обострились отношения с родней и он ушел из отчего дома, она была рядом, плечом к плечу, Когда свекровь переехала к ним, ребенок был уже не маленький и Мака могла отказать ей, но она, напротив, встретила ее куда почтительнее и ласковее, чем та ожидала. Мака верила в своего мужа, а он бросил ее одну в такую трудную минуту. И почему? Чтоб не ввязываться в неприятности.
Мери чистая, доверчивая девушка. Раз Мака шутя сказала ей: я скажу своему сумасшедшему брату, чтобы он похитил тебя. Это все, что Мака знала об их отношениях. А если Бичико оказался с ней где-то на пирушке, — в застолье все хороши! Надо же было узнать, расспросить, кто он? Чем дышит?
Ну, как теперь привести беременную на шестом месяце женщину в дом к старому Симону, и без того рассерженному на сына? Как объяснить все людям, знакомым, друзьям? А ведь есть еще и враги!.. Что может Мака?
— Доченька… — простонал больной.
Мака придвинула стул к кровати.
— Утром Гено опять звонил! — Она солгала не для того, чтобы обмануть отца. Ей просто нужно было упомянуть мужа.
— Ну и что?
— Сказала ему, что тебе лучше.
— Пусть вам будет лучше, а я…
— Если ты после каждого слова будешь плакать, я не стану с тобой разговаривать, папа.
— Как хочешь, дочка…
— Он огорчен, что не смог приехать.
— Пустяки.
— Да, еще вот что! Бичико, говорит, пора женить — загулялся.
С минуту отец молчал.
— Гено не мог этого сказать!
— Но сказал!..
— Мака, мне это наказание от бога, — он сын мой, но за что еще кого-то делать несчастным?
— А если она хочет выйти за него?
По сухим потрескавшимся губам больного пробежала горькая улыбка.
— Наверное, не знает его, бедняжка.
— Знает. Очень хорошо знает.
— Может быть, за столом где видела, в компании. Там он куда как хорош… Ты не в первый раз об этом заговариваешь, дочка. Я знаю Гено, и тебя, слава богу, знаю — не чужая. Вот я и думаю: как бы дело не было худо, а? В такое время вы не стали бы заниматься сватовством да свадьбами, если бы не прижало… Только я не хочу брать греха на душу, не-ет! Мне и своих грехов до того света не дотащить — больно ослаб… Плесни-ка сюда воды!
— Хочешь виноградного соку?
— Все равно… Ну, так вот, — продолжал Симон, отпив несколько глотков. — Делайте, как хотите! Тебе и твоему мужу предоставляю все права. Можете больше не спрашивать. Но мне тебя жалко, намаешься ты со своим братом. О матери я не говорю — она как-нибудь, худо-бедно доживет свой век.
— Отец, ты напрасно волнуешься. Все будет хорошо.
— Поступайте, как считаете нужным.
— Ладно, отец, ладно…
— Гено толковый парень. Предупреди его от моего имени — как бы маху не дал. Это дело расходов потребует, а у меня нет ничего, только смерть в глотке застряла, вот и все мои сбережения. У самого мальчишки костюм единственный появился с тех пор, как этот добрый человек на работу его устроил, так он уже дважды его в карты просадил. Тот, который он сейчас носит, то ли одолжил кто-то, то ли подарил — не знаю… Так-то, доченька… Одно скажу — дай бог, чтобы все обошлось! Дай бог! Дай бог!..
По петляющей в чайных плантациях грунтовой дороге, волоча за собой облако горячей пыли, мчался «Колхозник». У выезда на асфальтированное шоссе он задержался, словно раздумывая, и свернул налево. Километра за два до чайной фабрики шофер без спросу притормозил машину и остановился напротив закусочной, окрашенной в яркий голубой цвет.
Агроном дотронулся до локтя Гено и, скосив глаза в сторону заведения, вкрадчиво проговорил:
— Не будем ничего пить. Только одного цыпленка удушим.
— Само собой! Что за разговоры! — Председатель привстал и подтолкнул спинку переднего сиденья, тем самым как бы приглашая Гено и одновременно прося пропустить.
— Спасибо, я не хочу…
— Да ты что: святым духом, что ли, питаешься? — обиделся председатель. Обижало его не то, что нужно угощать работника газеты, а то, что еще приходилось уламывать.