Страница 46 из 148
Обрадованная тем, что ее сегодня не отпустили, Нати вернулась к брату. Гудза все еще спал. Нати опустилась на колени и положила руку ему на плечо.
— Проснись, Гудза.
Гудза приподнялся, открыл глаза.
— Нати! Где ты была? Я столько тебя искал.
Нати вздрогнула: разве она может сказать брату, что была в пацхе у Джонди?
— Гудза, ты проспал все, — сказала она, смеясь и тормоша братишку. — Наших отпускают. Одних уже сегодня отпустили, другие завтра пойдут.
— А нас когда отпустят? — спросил Гудза и сел.
— Послезавтра или послепослезавтра. А сейчас мы с тобой пойдем и умоемся. Мы такие грязные, на нас смотреть, наверное, страшно. Пойдем.
Она тараторила без умолку. Она торопила брата. Да, надо что-то говорить и что-то делать. Лишь бы мальчик не спросил опять: "Где ты была, Нати?"
Они вышли из пацхи. Группа, которую отобрал Джонди, уже обособившись от других, готовилась в дальнюю дорогу.
— Вот эти уходят сегодня, — сказала Нати.
Гудза подошел к уходящим и, вглядевшись в одного мальчишку, спросил:
— Ты разве не Бута Какутиа?
На мальчишке были штаны из козьей шкуры, волосы его стояли торчком, как иглы у ежа.
— Да, это я, — ответил он Гудзе.
— Из Хети?
Мальчик кивнул.
— В Хоби в день Марии ты победил на скачках моего брата.
На губах паренька появилась улыбка.
— Твоего брата звать Кучуйа?
— Кучуиа убили янычары, а это моя сестра Нати. По дороге в Хети ты ведь пройдешь через наше село?
— Да, Цаквинджи я не миную.
— Так будь добр, зайди к нашему отцу, скажи, что мы скоро будем дома.
Проговорив это, Гудза посмотрел на сестру, как бы приглашая подтвердить его слова. Но девушка не видела сейчас ни брата, ни этого мальчугана из Хети, она не слышала, о чем они говорят, потому что сейчас думала только о том, как бы ей остаться в лагере.
Гудза только теперь заметил, что у сестры новое платье.
— Нати, кто тебе дал это платье? Оно тебе очень подходит.
— Правда подходит? — обрадовалась Нати. Она провела рукой по бедрам. — Оно мне тоже нравится. Красивое платье, — сказала она и чуть было не добавила с горечью: "А Джонди даже не взглянул на меня".
Пришел Кваци с пятью вооруженными людьми.
— Мы должны завязать вам глаза, — сказал он уходящим. — Если, не дай господь, вы попадете в руки турок, они силой заставят вас сказать, где находится наш лагерь. А мы не хотим, чтобы на ваши души пал грех предательства. До того, как стемнеет, мы будем вести вас с завязанными глазами, потом снимем повязки и отпустим.
Кваци кивнул своим людям, и пять вооруженных парней быстро и ловко — видно было, что это им не впервые — завязали глаза десяти уходящим. Но Кваци показалось, что парни мешкают. Ему вообще не нравилось то, что они делают. Щемящая сердце печаль лишала его спокойствия. "Хат!" — крикнул он, потеряв терпенье, и рванул на себе ворот. Пятеро вооруженных парней удивленно обернулись к нему. Это еще больше разозлило Кваци.
— Чего вы возитесь! — крикнул он с угрозой.
Небольшая группа освобожденных двинулась в путь, сопровождаемая людьми Джонди Хурциа, — двое пошли впереди, трое позади. А Кваци как-то сразу перестал торопиться, он медленно повернул голову, нашел взглядом Гудзу и сказал ему, стараясь не встретиться взглядом с Нати:
— Братишка, ты ляжешь в моей пацхе. И не жди меня. Я вернусь поздно.
Сказав это, он своим пружинистым шагом стал догонять уходящих. Нати задумчиво глядела ему вслед. Почему он отвел глаза? "Братишка, ты ляжешь в моей пацхе", — сказал он Гудзе, а мне ничего не сказал.
— А ты где будешь спать, Нати? — спросил Гудза.
— Не знаю, — не подумав, ответила девушка, но спохватилась и тотчас добавила: — С тобой, конечно… А сейчас пошли, искупаемся.
Гудза обрадовался.
— Здесь где-то поблизости водопад. Слышишь шум?
Водопад оказался не очень-то большим, во всяком случае не таким, каким он издали представлялся по шуму. И воды в нем оказалось не так уж много, и падала она с небольшой высоты, но за многие годы, а может, за века вода выдолбила в скале довольно глубокую чашу и, разбиваясь о ее гранитные края, окружала этот небольшой бассейн высокими завесами из пронизанной солнечными лучами водяной пыли.
Нати впервые видела водопад, и зрелище это зачаровало ее. Полуоглушенная шумом, подавленная невиданной мощью падающего потока, она уже не могла отвести взора от сверкающей водяной пыли. И вот в пронизанной солнечным светом водяной пыли медленно, но необыкновенно отчетливо возникли широко развернутые плечи, выпуклая грудь, высокая, сильная шея, влажный чуб, падающий на лоб, и неулыбчивые, плотно сжатые губы… Созданный из ничего, воображением Нати, образ наполнялся жизнью, водяная пыль окрашивалась в цвет его кожи и волос.
Да, это был Джонди, и Нати смотрела на него широко открытыми глазами. Она замерла, чувствуя, что водяная пыль, та самая водяная пыль, из которой возник перед ней Джонди, обволакивает ее лицо, ее плечи, стан. Пыль была холодная, как и его непреклонное лицо. Нати вздрогнула, но не от холода. Трепет прошел по всему ее телу, и она, уже не помня себя, быстро сняла платье и смешалась с водяной пылью. Она прошла сквозь пронизанную солнечным светом завесу, окунулась в вспененную воду, которой была наполнена каменная чаша, и, прикрыв глаза, с остановившимся сердцем пошла к Джонди. И вот рука Джонди обхватила ее. Девушка вскрикнула — это был крик боли и восторга.
Нати так стремительно и неожиданно вошла в воду, что Гудза и не заметил этого. Испуганно озираясь, он стал звать сестру. "Неужели ее опять похитили янычары?" Но когда Нати вышла из воды, мальчик сразу успокоился. От холода ее кожа разрумянилась, но девушка не ощущала холода. Она прыгала и резвилась так, будто к ней вернулось детство. Она громко смеялась и хлопала себя ладонями по бедрам, и сверкающие бусинки воды катились вниз по ее телу, — она была похожа в этот миг на высокое, сильное растение, выросшее на склоне горы, на стеблях и листве которого не могут удержаться дождевые струи.
— Что с тобой случилось, Нати?
Гудза стоял рядом, в нескольких шагах от сестры, но голос его донесся до нее откуда-то издалека, приглушенный и невнятный…
Они вернулись в хижину Кваци. Гудза еще долго не мог уснуть. Он был полон новых сильных впечатлений и все говорил сестре о Джонди Хурциа: "Какой Джонди смельчак, скольких янычар он и его люди убили, скольких несчастных, вроде нас, они освободили. И ты погляди, сестра, в какой опасности они живут, — днем и ночью не расстаются с оружием. Недаром многие люди в Одиши клянутся солнцем Хурциа. А какой он добрый, Джонди Хурциа. Вот видишь, тебе он даже платье подарил…"
Мальчик так и уснул с именем Джонди на губах. Нати задумалась и забыла подбросить дров в очаг. Она сидела в темноте и, прислушиваясь к спокойному дыханию брата, думала, думала… "А какой он добрый, Джонди Хурциа, — с сомнением и невольным страхом повторяла она слова брата, — тебе он даже платье подарил. Подарил, подарил, — уже почти с отчаянием прошептала Нати, и вновь так же, как и у водопада, перед ней возник Джонди, и она, не раздумывая, с радостью пошла к нему. Нати слышала биение своего сердца, она знала, для чего оно сейчас бьется, для кого оно бьется, но она никак не могла понять, что творится в сердце Джонди. "А какой он добрый, Джонди Хурциа". Почему она все время думает об этом, почему сомневается, почему боится?
На улице послышались чьи-то шаги. Нати встрепенулась и бросила в очаг на еще тлеющие угли охапку сухого хвороста. Огонь разгорелся сразу, и в пацхе уже стало светло, когда открылась дверь и вошел Кваци. Лицо у него было веселое, и глаза смеялись.
— Ушли, — сказал он Нати, — даст бог, к утру будут дома. Счастливцы! — Он проговорил это таким тоном, будто сам был невольником и теперь завидует тем, кто обрел свободу.
Нати с удивлением посмотрела на Кваци. Так вот он какой!