Страница 131 из 148
"Один твой взгляд вернет к жизни умирающего", — твердила Верико дочери и добилась-таки своего: Мзии казалось порой, что ее призвание быть врачом.
…И вот, покинув Элгуджу, Мзия бежит домой, что-бы обрадовать мать: мечта сбылась! Она получила медаль и будет учиться в Тбилиси.
Долго сидел Элгуджу под липой. Не успел он сам разобраться в своих чувствах, убедиться, что любит, как его любовь уже была отвергнута. Мзия убежала, даже не заглянув в его сердце. Почему она так поступила? Ведь это не было детской игрой, как прежде. Неужто Мзия не поняла, что они уже взрослые, что детство для них кончилось… Думать обо всем этом было тяжело, но превозмочь себя, побороть свою тоску Элгуджа был не в силах. Хотелось заглушить боль сердца, но сердце не слушалось, не подчинялось ему…
Голоса идущих из школы товарищей вывели Элгуджу из оцепенения, и он поспешил скрыться.
Впервые в жизни он убежал от друзей, не захотел видеть их, слышать их голоса, впервые в жизни он почувствовал себя одиноким. Элгуджа брел, не замечая словно омытого дождем лазурного неба, блестящих бусинок дождя, рассыпанных по траве и кустарникам, не чувствовал дурманящих запахов полей и лугов, которые поднимались от земли после обильного дождя.
…Домой он вернулся поздно ночью. Уже все спали. Осторожно прокравшись в комнату, Элгуджа на цыпочках обошел кровать матери и стал у окна. Прижавшись лицом к стеклу, он смотрел на соседний дом. Там жила Мзия.
Окна дома были ярко освещены — собрались гости. Наверное, по случаю того, что Мзия получила медаль. Элгуджа видел, как гости садились за стол, как Мзия попарно рассаживала своих подруг и товарищей. Лицо ее светилось радостью, глаза лучились, зубы сверкали в улыбке, даже волосы блестели как-то особенно. Дом стоял совсем близко, окна были распахнуты настежь, и Элгуджа видел каждое ее движение, до него доносился ее голос и смех. Мзия не раз поглядывала в сторону его окна, а может, это ему только казалось?
Вот наконец все расселись. Только Мзия не находит себе места. Убежав в соседнюю комнату, она стала перед зеркалом, поправила волосы, одернула платье и улыбнулась сама себе. Потом повернулась к окну и долго стояла, притихнув. Ее маленькие пухлые губы чему-то улыбались, глаза словно заглядывали в душу Элгудже. "Она смотрит сюда, она ждет меня!" — подумал он радостно. Элгуджа схватился было за щеколду, чтобы открыть окно, но Мзия вдруг повернулась и впорхнула в столовую. "Нет, она не смотрела сюда, не ждала меня… Просто мечтала о своем будущем…"
Мзия заняла место во главе стола. Все смотрели на нее с улыбкой, высоко подняв бокалы. Не ожидая тоста тамады, гости поздравили девушку.
Элгуджа отошел от окна и не раздеваясь лёг в кровать. Долго лежал он так, закинув руки за голову, не смыкая глаз. Он слышал громкие голоса, смех, и перед взором его стояла Мзия, он будто видел ее улыбающееся лицо с полуоткрытыми губами, ясным взглядом. "Мзия не могла не позвать меня! Ведь никогда не бывало так, чтобы у нее были гости, а она не позвала меня. Она же смотрела в мое окно, ждала меня, улыбалась мне… Увидела, что в комнате темно, и решила, наверное, что меня нет дома…"
Усталый, утомленный, Элгуджа дремал, успокаивая себя этой мыслью.
Но уснуть он был не в силах. Охваченный волнением, Элгуджа вдруг вскочил, будто его подбросили. "Почему я не пошел к Мзии?" Он бросился к двери, но на полпути остановился — в комнату уже заглядывал рассвет. "Как пролетело время!" Элгуджа подбежал к окну — в комнате Мзии было темно. Столовая оставалась освещенной, но гости давно разошлись, только старая Пация убирала со стола посуду. "Почему я не пошел к ней вчера?" — в который уже раз спрашивал себя Элгуджа. Он хотел разбудить мать и узнать, не приглашала ли его вчера Мзия. Но разве мать могла оставаться до сих пор в постели? Она встает раньше птиц.
Рядом с тахтой матери спали в своих кроватках брат и сестренка Элгуджи. Они разметались во сне, одеяла сползли с них, дети съежились от холода. Элгуджа заботливо прикрыл малышей одеялом. После смерти отца он был для них всем: и отцом, и братом. И вспомнил Элгуджа, что сегодня он должен получить в МТС трактор.
Схватив фуражку, он выбежал из комнаты.
Воздух был чист и прозрачен. Верхушки тополей, освещенные бледным предутренним светом, замерли в ожидании солнца. Оно медленно выплывало из-за тех горных вершин, которые вчера вздрагивали при вспышках молний. И сейчас горы словно пылали от косых лучей солнца, восходящего где-то далеко за ними.
Эти горы напомнили Элгудже о вчерашнем дне: о старой липе с развесистой кроной, о вырезанных на коре именах, о реке Броцеуле с ее веселым шумом, о мутных, заблестевших от лучей солнца лужах. Но все это уже потеряло для Элгуджи свою прелесть. Что ему красота природы, если Мзия, которая своим присутствием освещала все знакомые с детства места, вдруг неожиданно ушла от него, исчезла… А впрочем, может быть, и эта старая липа, и эта шумная река, связанные с его детством, с многими радостями и печалями, по-прежнему будут дороги ему? Элгуджа чувствовал себя осиротевшим, одиноким…
"Куда я иду? Вместо того, чтобы вернуться, разбудить Мзию и добиться от нее ясного ответа, я спешу в МТС, спешу принять трактор. Разве он убежит от меня, этот трактор? Не все ли равно, утром приму я его или в полдень? Как сказала Мзия: "Ты хочешь, чтобы я села на трактор…" Она сказала это так, как обычно говорит ее мать Верико. Это были не ее слова, не от сердца Мзии шли они… Элгуджа вспомнил, что Верико запрещала дочери дружить с деревенскими детьми. Но ведь Мзия не слушала мать и дружила со всеми!
Холодный утренний воздух, посеребренная росой зелень, темная желтизна созревающих хлебов, дурманящий запах трав и полевых цветов, восходящее животворное солнце — все это вселяло надежду и покой в сердце Элгуджи.
Элгуджа давно с нетерпением ждал этого дня. И вот этот день наступил. Сегодня он получит трактор, сегодня он проведет по земле свою первую борозду. Он будет помогать матери, но это далеко не все: он докажет Мзии, что и тракторист может прославиться. Элгуджа представил себе, как года через три ему поручат бригаду, как в газете появится его портрет… И вот в один прекрасный день Мзия развернет газету, увидит его лицо… Но ведь она может сказать: "Что толку? Да, Элгуджа хорошо работает, но все же он не врач, а всего-навсего простой тракторист".
"Но разве я не смогу учиться дальше? Захочу — и сдам экзамены, стану инженером. Вот только пусть подрастут Тиа и Тенгиз. Учиться никогда не поздно… Ну, а если я все-таки не смогу поступить в вуз? Ведь не все должны кончать институты! Вот наш председатель колхоза… Кто лучше его знает свое дело, кто умеет так говорить и держать себя с людьми? А ведь никаких вузов не кончал! Да и директор нашей МТС тоже: образование всего семь классов, а знает столько, что и профессора ему позавидуют! Но стоит Мзии попасть в институт, как Верико и думать запретит ей о возвращении в деревню. Верико на все пойдет, чтобы Мзия не вышла замуж за тракториста".
Когда Элгуджа на рассвете вышел из дома, в комнате Мзии действительно было темно, но девушка не спала. С тех пор как разошлись гости, она лежала и думала об Элгудже. "Наверное, он вернулся домой поздно, иначе пришел бы ко мне".
Ей припомнился вчерашний день. "Как странно вел себя Элгуджа!.. Как он говорил, какими глазами смотрел на меня!"
Мзии уже исполнилось семнадцать лет, и она не раз замечала, что многие на нее заглядываются. Чего стоит одна ее талия, тонкая, как у осы! Мать нарочно шила ей платья так, чтобы подчеркнуть стройность ее стана. Сперва Мзии это не нравилось: "Не хочу такого узкого платья! Шейте мне платья попроще". Мзию смущало, что все обращают на нее внимание. Но постепенно она привыкла к восторженным взглядам, ей даже стало нравиться общее поклонение.
Мзия лежала и думала об Элгудже, когда до ее слуха донесся шум автомашины. "Отец приехал". Автомобиль с глухим рокотом въехал во двор, свет фар ударил в окна, скользнул по стеклам, мелькнул в листве ореха и погас. Мотор устало взвыл и умолк. Хлопнула дверца, заскрипели ступеньки лестницы.