Страница 125 из 148
Никто из присутствующих не заметил, как подъехала машина Ясона, не заметили Платона и Мариам, которые смешались с толпой.
Платон слушал Нестора и не верил своим ушам. "Так он же мои слова повторяет, мои! Видно, увидел меня и теперь на смех поднимает!" — рассердился было Платон, но тотчас же отогнал эту мысль. "Откуда ему знать, что я говорю, значит, то же самое? Он меня даже не заметил… Конечно, не заметил!"
— Вы все должны забыть, что существует чай второго сорта, — продолжал Нестор. Он видел, что людям надоело его слушать, но это мало трогало весовщика. Старик знал, что им все равно не миновать его: ему и никому другому должны были сдавать они свой лист. А то, что он сейчас говорил, не могло вызвать никаких возражений. Да никто и не посмел бы вступать с ним в спор, зная его острый язык. — Сейчас, дорогая, никому не нужен второй сорт. Выросли наши аппетиты, изменился наш вкус. Все мы хотим лучше одеваться, лучше есть и пить. Блаженной памяти твой дед, моя дорогая, всю свою жизнь не носил другой обуви, кроме каламани из свиной кожи. Он, бедняга, так и сошел в могилу, не сносивши ни одной пары сапог. А ты и лакированными туфлями уже не довольствуешься. Замшу все какую-то спрашивала в магазинах, я же знаю. И чулки, шелковые чулки уже не хочешь носить, все стеклянные ищешь; скоро, видно, и их забракуешь — потребуешь хрустальные. Какое ты имеешь право, спрашиваю я тебя, после этого собирать лист второго сорта?! Не хочет народ пить чай второго сорта! Поняла — не хочет!
Видно, Цицино надоело, наконец, его нескончаемое брюзжание.
— Да послушай же меня, дядя Нестор, — взмолилась она. — Разве кто-нибудь скажет, что это лист второго сорта?
— Никто, дорогая, — уже спокойно ответил ей Нестор, — никто, кроме меня. А я имею право это говорить. Наша бригада дала слово собирать такой чай, какой собирают в бригаде Мариам Твалтвадзе в Напичвнари. А слово наше нерушимо. Поняла?
Платон взглянул на Мариам: лицо ее было спокойно и задумчиво, на губах теплилась добрая улыбка. После беседы с Леваном Платон в первый раз увидел Мариам улыбающейся: улыбка преображала ее, делала удивительно привлекательной и молодой. "Никто так не улыбается, ни одна женщина", — подумал Платон и почему-то вздохнул.
— Поставил я свою подпись под этим обязательством или нет? — продолжал весовщик. — Поставил. И я никому не позволю позорить честное имя Нестора Парцвания.
— Да, но ведь Цицино не работает в нашей бригаде, дядя Нестор! Что ты к ней привязался? — вступилась за свою подругу хорошенькая девушка по имени Гванца. Перед ней стояла годори, доверху наполненная чайным листом, и Гванца ждала своей очереди. — Ты можешь требовать с членов своей бригады, а при чем тут Цицино? Кто тебя назначил инспектором над другими бригадами?
Платон одобрительно посмотрел на Гванцу. "Так ему и надо, этому старому придире, чего суется в чужие дела, лучше бы следил за своей бригадой, за своим делом!"
— Посмотрите-ка на нее! — возмутился Нестор. — А кто это поделил дела моей бригады и бригады Цицино? Что значит "твоя" и "моя" бригада? Выходит, мы собираем чайный лист для одного колхоза, а ее бригада — для друюго?
Мариам многозначительно посмотрела на Платона. Тот смущенно отвел взгляд.
В этот момент Нестор нагнулся. На вид такой спокойный, медлительный, он с таким необычайным проворством запустил руку в годори, наполненную чайным листом, и схватил флешь, что даже Платон позавидовал его быстроте и сноровке.
— Так это, по-твоему, первый сорт? — сказал он, обращаясь к Гванце и высоко поднимая флешь. — Такими листьями ты хочешь похвалиться перед напичвнарцами? Такие листья собираетесь показать вы Мариам Твалтвадзе и Платону Чиладзе? Позор! На весь мир заявляю: позор!
Платон посмотрел на годори, из которой Нестор только что достал флешь, и удивился: "Что он хочет от девушки? Такой лист даже я не забраковал бы! Не то что первый сорт, самый настоящий материал для "букета"! Платон сорвался с места, подбежал к годори, запустил в нее руку, запустил еще раз и не смог найти ни одной хотя бы слегка огрубелой флеши, какие ему иногда доводилось обнаруживать в корзинах лучших своих сборщиц. Возмущенный Платон резко повернулся к Нестору.
И вот они стоят теперь друг против друга, один приземистый и взъерошенный, другой — огромный, медлительный и спокойный даже в минуты наивысшего возмущения. Они ничем не были похожи друг на друга, но, вместе с тем, было между ними какое-то едва уловимое сходство.
Платон первым уловил это сходство и насторожился: "Похоже, что мне знаком этот человек. Это верно, что знаком, — подумал Платон, — такой же придира, как и я, — этим вот и знаком".
Все с удивлением смотрели на Платона. Никто не знал, кто этот человек в черкеске, как он очутился здесь и чего он хочет от Нестора.
Платон осмотрелся вокруг и увидел обращенные к нему удивленные лица колхозников. Разоблачить сейчас Нестора, показать, что даже и та флешь, которую он держал в руках, безукоризненна по качеству? Платон сразу представил себя в положении Нестора. "Что это я затеял, чего я набросился, словно полоумный, на этого человека? Ведь он делает то же самое, что делаю я в своей бригаде!"
— Извините, мне надо сказать вам несколько слов, — тихо проговорил Платон.
Они вышли из образовавшегося круга, и колхозницы только теперь заметили Мариам и Ясона.
— Это Мариам Твалтвадзе, товарищи, — обратился Ясон к собравшимся.
Все забыли о Платоне и Несторе.
А те остановились поодаль от людей, с откровенным интересом разглядывая друг друга. Нестор начал догадываться, откуда явился этот гость.
— Возможно, я поступаю не совсем хорошо, — признался он Платону, — но ведь я делаю это не из личных интересов, а ради общего дела. Каких-нибудь полтора года назад у нас собирали лист то первого, то второго сорта. Собирает женщина лист первого сорта неделю, другую, а потом, смотришь, в один прекрасный день она ставит тебе на весы лист второго сорта. Теперь же, с тех пор как у нас появилась Майя, я и в глаза не видел листа второго сорта. Но если время от времени не подтягивать людей, то они успокаиваются на достигнутом, и тогда уж качества от них не требуй. Это, я думаю, и вам хорошо известно, брат мой! — Нестор посмотрел на Платона, и у него отлегло от сердца. Гость слушал внимательно и, похоже, со всем соглашался. Нестор осмелел, его голос окреп, и он продолжал назидательно: — Все мы должны работать так, чтобы сегодня делать больше и лучше, чем вчера, а завтра — еще лучше и больше, чем сегодня. — Нестор произнес эти слова с таким видом, будто они принадлежали лично ему и он лично лишь в знак особого доверия сообщает их Платону. В заключение Нестор добавил с гордым и даже несколько заносчивым выражением: — Так я наставляю их каждый день, и вот, пожалуйста, результаты! — Он поднес флешь к самому носу Платона. — Из сорока тысяч листьев этот оказался самым плохим. Ну, что вы скажете на это, дорогой гость?
— Ничего пока не скажу.
— То-то же! Так вот этот, самый плохой лист я, возможно, пустил бы не первым сортом, а как материал для "букета".
— Что значит — возможно, пустил бы? — нахмурился Платон. — По-моему, это и есть самый настоящий материал для "букета", — добавил он твердо, а сам подумал: "Пойди теперь не верь людям, когда они говорят, что существуют двойники. Даже страшно становится, до чего этот человек характером похож на меня. Ну, точная копия! И говорит, как я, слово в слово. Конечно, это Майя передала ему мои мысли и словечки. Определенно она! Ну, что ж! Я не возражаю, пусть пользуется!" — Платон самодовольно покрутил усы, выпрямился и протянул Нестору руку:
— Будем знакомы, я Платон Чиладзе из Напичвнари!
— Платон?! — воскликнул пораженный Нестор с несвойственной ему живостью. — Я очень, очень рад, дорогой брат, — говорил он, тряся изо всех сил огромной рукой маленькую руку Платона. Заметив, что Платон не испытывает особенного восторга от его рукопожатия, Нестор смутился и пробормотал: — Может, конечно, мы не совсем правильно поступаем?