Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 148

— Ленин пусть отвечает своим русским крестьянам, — в первый раз нарушил свое молчание председатель волостного правления Миха Кириа.

Учитель быстро повернулся к Кириа.

— Господин Кириа, этот ответ Ленина — ответ на боли всех крестьян.

— Скажи нам, Шалва, что пишет нам, крестьянам, этот благословенный человек, — попросил учителя Зосиме Коршиа.

— Ленин пишет вам: берите на местах власть…

Шалва почувствовал, что кто-то глядит на него, и, чуть повернув голову, встретился с глазами Беглара. Взгляд у Беглара был такой же, как и тогда на заречном поле, такой же строгий и непримиримый, и все же что-то изменилось в этих глазах. Теплее они вроде стали. И что удивительнее всего — впервые за последнее время Беглар улыбнулся учителю.

— Я был против захвата земли, — сказал учитель. — Я ошибался… и счастлив, что, наконец, понял свою ошибку… Ленин пишет вам — силой отнимайте землю у помещиков.

Кочоиа торжествующе посмотрел на Зосиме.

— Я же говорил, дед Зосиме, что учитель Шалва Кордзахиа скажет именно то, что хочет народ. Помнишь, я говорил тебе, что Ленин заботится о всех бедных людях.

— Говорил, говорил, сынок.

— Ленин пишет, что помещичья земля — это ваша земля, а плодами вашего труда пользуются другие… отбирайте у помещиков землю, распределяйте ее по закону и правилам. — Шалва снова посмотрел на Беглара, и тот одобрительно кивнул головой. — Декрет, о котором говорю, — ленинский декрет. Ленин за нас, люди! И посланная им армия за нас. Эта армия состоит из рабочих и крестьян России, из тех, кто безвозмездно получил землю и свободу… Получил сто пятьдесят миллионов десятин земли…

Желтый луч скользнул по склону горы, пробежал по могилам. И сразу стали сгущаться сумерки.

Люди в бурках выровняли могильный холмик и, отбросив лопаты, выпрямились.

Молча, с опущенными головами, стояли у могилы Юрия Орлова Тариэл Карда, Беглар Букиа, Шамше Акбардиа, Зосиме Коршиа, Кочоиа Коршиа, паромщик Бахва, Джвебе Букиа, Закро Броладзе, Ричард Болдуин, Джамбулат Бестаев и немой гвардеец. Стояли здесь, сплотившись в тесную группу, люди в бурках и среди них Варден Букиа. Он тоже был в бурке, прикрывшей карабин и подсумки с патронами.

Наступила ночь.

Варден один шел по главной улице. Деревня уже спала. Ни шороха. Даже собаки, и те не лаяли. Странно притих и духан Харитона Харебава. Всегда тут шумно, день и ночь стоят у духана коляски, дилижансы и арбы, день и ночь толпится в духане проезжий народ, а местные крестьяне нередко забредают сюда в сумерки и засиживаются, попивая вино, допоздна. Есть в духане общая комната для всех и задняя, так называемый-"кабинет", для избранных. В "кабинете" обычно кутили Джаба Кобахиа, Антимоз Дгебиа, Спиридон Апакиа, Сопром Кедиа и другие их собутыльники. Когда появлялась эта компания, все другие поспешно уходили из духана, зная, что молодчики эти, перепившись, обязательно пустят в ход кинжалы или затеют перестрелку. Засев в духане Харебава, шайка Джаба Кобахиа никому не давала прохода. Идет кто-нибудь по дороге — они насильно затаскивали его в духан и насильно заставляли осушить двухлитровый рог Харитона Харебава. Если человек отказывался от такого "угощения", к его груди приставляли револьвер. Чаще других это делал Джаба, которого за подобные выходки крестьяне уже давно называли Джабой-полоумным. Была у этого полоумного Джабы и еще одна излюбленная шутка. На голову жертвы ставили бутылку или стакан, и пьяный Джаба, хвастаясь, что поразит эту мишень с одного выстрела, взводил курок. Нетрудно представить себе, в какое состояние приходили жертвы таких "шуток". Одни теряли сознание, другие разражались руганью, но только смешили этим Джабу и его собутыльников.

Забавлялись собутыльники и тем, что выпрягали лошадей из дилижансов и фаэтонов, сажали на них верхом пассажиров, а затем наливали лошадям под хвост водку. А водка у Харитона Харебава была крепчайшая — чистый спирт. Обезумевшие лошади срывались с места и, не разбирая дороги, неслись прочь от своих мучителей, натыкаясь при этом на плетни и деревья.

Сколько людей и лошадей покалечили пьяные таким образом.

Когда затевались подобные "забавы", Харитон Харебава выходил на балкон и невозмутимо смотрел на все это. Сам Харитон не боялся ни шальной пули, со свистом пролетающей у самого уха, ни острых кинжалов расходившихся пьянчуг. Спокойно дождавшись, когда кончится все это, духанщик сдирал с них за израсходованное вино и водку втридорога. Проверять его счета никто не осмеливался. Харитон Харебава силой и свирепостью не уступал никому из собутыльников Джабы-полоумного. "Он давно уже продался дьяволу", — говорили о духанщике. Сам Джаба до смерти боялся его.

Варден никогда не видел духан Харитона Харебава таким притихшим. Обычно после сельских или волостных сходок Джаба с дружками приходил сюда пировать. "Перепугались, почуяли, что наступают для них последние деньки", — усмехаясь, подумал Варден.

Миновав духан, Варден вошел в проулок. И тотчас ему навстречу быстрым шагом пошла женщина. И Варден тоже ускорил шаг. Эка! — понял Варден. Эка! Уже четыре дня Варден в деревне, а они еще не виделись.

— Эка, ты?

— Как ты узнал меня, Варден? — спросила Эка, совсем не изменившимся, прежним своим звонким голосом.

— Десять лет я не видел тебя, Эка, а у тебя все тот же голос…

— Ты не забыл меня, Варден?

— Нет, Эка.

"Оказывается, молодость не совсем исчезает", — подумалось Вардену.

— Ты вспоминал меня, Варден?

— Вспоминал, Эка.

— Помнил и ни одного письма не прислал.

— Ты не вышла замуж, Эка?

— И тебе не стыдно, Варден?

— Прости меня, Эка! Десять лет не десять дней.

— Да, не десять дней, Варден. Слава богу, что ты вернулся, Варден.

— Ты ждала меня, Эка?

— Ждала, Варден. Если бы ты знал, как я ждала тебя, Варден.

— Подними голову, погляди на меня, и я на тебя погляжу, Эка.

— Как ты исхудал, Варден.

— Это не страшно, Эка.

— Все десять лет ты был на фронте, Варден?

— Где я только не был, Эка.





— Слава богу, что ты вернулся невредимым, Варден.

— В каких только переделках я не был, Эка.

— Слава богу, что ты вернулся невредимым, Варден.

— Всякое бывало, Эка… Иной раз не верится даже, что я вот живой и невредимый… Просто не верится, Эка.

— И все же ты помнил меня?

— Всегда помнил, Эка.

— И ни одного письма мне не прислал, Варден?

— Я всегда помнил о тебе, Эка… Почему ты не пришла на похороны, Эка?

— Я дома плакала, Варден.

— Над кем, Эка?

— Над собой, Варден.

— Зачем тебе было плакать, Эка?

— Я думала, что ты забыл меня, и потому не приходишь.

— У меня не было времени, Эка.

— Целых десять лет у тебя не было времени, Варден.

— Поверь, я в эти дни не нашел свободной минуты, чтобы вырваться к тебе.

— Для меня не нашел, а для русского нашел.

— Тот мальчик не мог ждать, Эка.

— Верно, он не мог ждать, Варден. Бедный мальчик… Где настигла его смерть…

— Поразительна судьба человека, Эка.

— У этого мальчика была злая судьба, Варден.

— Значит, ты ждала меня, Эка.

— Кроме Маки и меня, никто уже не верил, что ты вернешься, Варден.

— Удивительна судьба человека, Эка.

— Здесь нас увидят, Варден.

— Пусть видят, Эка.

— Ну, что ты, Варден. Разве можно?

— Ты помнишь лес Чичуа, Эка?

— Могу ли я забыть его, Варден.

— А тот дубняк помнишь, Эка?

— Каждое дерево помню, Варден.

— Помнишь, как мы там прятались друг от друга, Эка?

— Я помню, как мы искали друг друга в лесу, Варден.

— И ты всегда первой находила меня, Эка.

— Как беспечно смеялись мы тогда, Варден.

— Ты чудесно смеялась тогда, Эка.

— А сколько я потом плакала, Варден.

— Теперь ты не будешь плакать, Эка.

— Я много раз ходила потом в наш дубняк, Варден. Я много раз сидела под нашим дубом, Варден. Сидела, потом вскакивала и пряталась от тебя… но ты не искал меня, милый… ты не мог меня найти, Варден.