Страница 3 из 27
— Все ко мне! — гаркнул лейтенант.
Мичманы, слегка испуганные и потерянные, поспешили исполнить приказ. Остальные смотрели, что будет дальше.
— Через минуту вы отправитесь по своим местам, — лейтенант вынужден был повысить голос, чтобы перебороть шум дождя и рев ветра, треплющего снасти и свернутые паруса. — Хочу просто напомнить вам, что отныне вы служите на самом лучшем корабле флота Его королевского величества, где требования очень высоки, а лентяям никто не дает пощады. Вместе с вами на «Горгоне» двенадцать мичманов, так что маменькиным сынкам нужно работать с двойным усердием, чтобы избежать проблем. Пока вы не научитесь делать все как надо, чтобы не подавать дурной пример младшим чинам, вам дадут места на батарейных палубах и в других местах корабля.
Болито повернулся, заметив, как под бдительным оком помощника боцмана мимо провели несколько человек. Только что с берега, подумал Ричард. Или увезены по принуждению: из долговой тюрьмы или из суда ассизов.[1] Если бы не нужда флота в людях, их бы ждала отправка в американские колонии. Кадровый голод на флоте не проходил никогда, а в мирное время утолить его было еще труднее. Глядя на этих парней, Болито подумал, что последнее утверждение лейтенанта не слишком обосновано: не только мичманы являются новичками и не имеют опыта. Значительная часть команды ничуть не лучше. Зажмурив от дождя глаза, он успел удивиться мысли, какую силу людей способен проглотить корабль такого класса. В толстом, водоизмещением в тысячу семьсот тонн, чреве «Горгоны» скрывались, как ему было известно, около шестисот офицеров, матросов и морских пехотинцев. На верхней же палубе нельзя было единовременно увидеть более тридцати человек.
— Эй, ты!
Голос лейтенанта ворвался в мысли Болито и он вздрогнул.
— Надеюсь, я тебе тут не мешаю?
— Виноват, сэр, — ответил Болито.
— Я буду приглядывать за тобой.
Со стороны юта подошел другой офицер, и лейтенант застыл на вытяжку. Болито пришел к выводу, что это, должно быть, старший офицер корабля. Мистер Верлинг оказался худым и высоким, а выражение его лица было таким суровым, словно он собирался огласить смертный приговор, а не поприветствовать вновь прибывших офицеров. Длинный крючковатый нос высовывался из под шляпы с плюмажем, будто вынюхивая, не случилось ли на корабле какого-нибудь преступления, а глаза, пробежавшиеся вдоль нестройной шеренги мичманов, не выражали даже намека на доброту или сочувствие.
— Я — первый лейтенант этого корабля, — заявил он. Даже его голос был сухим, не выражающим ни малейшей интонации. — Пока вы на борту, вас в любое время могут призвать к исполнению различных обязанностей. Вам предстоит готовиться к экзаменам на лейтенанта, что вы, само собой, должны ставить превыше всего прочего, и отсутствие усердия с вашей стороны будет в равной степени расцениваться как эгоизм и незаинтересованность.
Верлинг кивком указал на своего коллегу:
— Мистер Хоуп — пятый лейтенант, и будет приглядывать за вами, пока вас не разобьют по вахтам. Мистер Тернбулл, штурман, безусловно ожидает от вас высоких успехов в знании навигации и вообще работы корабля в море.
Буравящий взор первого лейтенанта остановился на крошечной фигурке в самом конце шеренги. Мичман особенно пострадал от качки в баркасе, и казалось, что приступ морской болезни вот-вот повторится.
— И как же тебя зовут?
— Иден, с-сэр.
— Возраст? — Слово рассекло воздух, как взмах ножа.
— Д-двенадцать, сэр.
— Он заика, сэр, — сказал Хоуп. В присутствии старшего офицера его недавняя самоуверенность испарилась.
— Вижу. Уверен, боцман позаботиться о том, чтобы юноша избавился от этого недостатка прежде, чем ему исполнится тринадцать!
Встреча, казалось, утомила Верлинга.
— Распустите их, мистер Хоуп. Если ветер сохранится, у нас будет достаточно времени завтра. У меня много дел, — и ушел, даже не оглянувшись.
— Мистер Гренфелл проводит вас вниз, — устало произнес Хоуп.
Гренфелл оказался старшим мичманом. Коренастый неулыбчивый юноша лет семнадцати растаял, едва Хоуп скрылся из виду.
— Идите за мной, — сказал он. — Мистер Хоуп хороший человек, но слишком озабочен своей карьерой.
Болито улыбнулся. На линейном корабле продвижение по служебной лестнице было делом, как правило, непростым, особенно без войны, прореживающей ряды. Как пятый лейтенант, Хоуп был предпоследним по старшинству офицером в кают-кампании, и независимо от того, что старших лейтенантов переводили на другие корабли или убивали, ему вряд ли светило повышение.
— У нас на флагмане был шестой лейтенант, который от отчаяния выучился играть на флейте, только потому, что это нравилось жене адмирала! — прошептал Дансер.
По мере того, как следом за мичманом они спустились по трапу на следующую палубу, затем еще на палубу ниже, молодые люди становились все тише. Чем глубже они погружались в чрево корабля, тем более возрастало ощущение замкнутого пространства. Их окружали призрачные фигуры, казавшиеся безликими и бесплотными в полутьме. Мичманам приходилось кланяться, проходя под бимсами, и осторожно огибать принайтовленные орудия. А навстречу им поднимались ароматы: запахи солонины и смолы, протухшей воды и собранных в кучу человеческих тел. Массивный корпус тем временем стонал и скрипел, словно живое существо, подвешенные к переборке фонари, раскачиваясь по спирали, отбрасывали пляшущие тени на обшивку и моряков, создавая впечатление живописного полотна.
Мичманская каюта располагалась на орлоп-деке, то есть ниже батарейной палубы и даже ниже самой ватерлинии, поэтому сюда не проникал иной свет кроме как от люков и качающихся фонарей.
— Вот мы и пришли, — бросил Гренфелл. — Мы делим каюту со старшими помощниками штурмана. Хотя они предпочитают держаться от нас в сторонке, — он кивком указал на покрашенный белой краской экран.
Болито посмотрел на своих товарищей. Ему не сложно было представить, какие чувства они испытывают. Он помнил те первые часы на корабле, когда готов был отдать все, что угодно за единственное слово поддержки.
— Выглядит неплохо, — заявил он. — Получше, чем на моем предыдущем корабле.
— Правда? — пробормотал тот самый мальчишка по имени Иден.
— Все зависит от вас, — ухмыльнулся Гренфелл. Он повернулся, увидев, что в дверях появилась тщедушная фигурка. — Вот ваш вестовой. Его зовут Старр, и он не слишком разговорчив. Просто скажите ему, что надо, и я улажу дела с казначеем.
Старр был даже моложе Идена — лет, может быть, десяти, и мелким для своего возраста. Его изможденные черты напоминали дитя трущоб, а руки были тоненькими, как тростинки.
— Ты откуда? — мягко спросил Болито.
Парнишка настороженно поглядел на него.
— Из Ньюкасла, сэр. Мой отец был шахтером. Погиб в завале. — Голос был безжизненным, доносившимся словно с того света.
— Если ты будешь обращаться с моими сорочками так же, как с этой, я тебя убью! — раздался чей-то голос.
Повернувшись, Болито увидел раскрасневшегося от дождя и ветра мичмана. Тот пригнулся, проходя под низким бимсом. Как и Гренфелл, он, надо думать, был одним из трех мичманов, оставшихся на корабле после недавних переводов, и точно так же как Гренфелл, ждал экзамена на лейтенантский чин. Настроение у парня было скверное, и по его взгляду было видно, что он ищет, на ком бы его сорвать.
— Полегче, Сэмюэл, — сказал Гренфелл. — Тут у нас новенькие.
Пришедший, похоже, заметил, наконец, что его окружают с опаской глядящие на него новички.
— Сэмюэл Маррак, — бросил он. — Сигнальный мичман и посыльный капитана.
— Звучит весомо, — заметил Дансер.
Маррак бросил на него тяжелый взгляд.
— Так и есть, — сказал он. — И когда ты предстанешь перед нашим знаменитым капитаном, будет лучше, если на тебе будет свежая сорочка!
Он хлестнул маленького вестового шляпой, и добавил:
— Так что запомни на будущее, пес! — Маррак плюхнулся на свой сундук. — Дайте мне чего-нибудь выпить. У меня все пересохло.
1
Ассизы, выездные сессии суда присяжных (созывались в каждом графстве не меньше 3 раз в год; дела слушались судьями Высокого суда правосудия (прим. перев.)