Страница 88 из 96
Премудрость широко оповещает («с высоким проповеданием») о своем желании научить людей разумному познанию, которое приведет к тому, что нашедшие ум «вовеки воцарятся», т. е. в переводе на евангельские понятия достигнут вечного пребывания в царствии небесном[385].
На волотовской фреске именно эта трапеза со всеми ее жизненными подробностями занимает срединное место в композиции, как бы соединяя Премудрость времен Соломона с богородицей, открывающей рождением сына новую эпоху. Надпись на свитке Соломона очень точно воспроизводит начальную часть притчи, а надпись на свитке Иоанна Дамаскина, обращающегося к богородице, связывает воедино ветхозаветное с Новым заветом:
Всевиновная [первопричинная] и подательная жизни безмерная Мудрость Божия созда храм свой от пречистыя, безмужныя матере — церковь плотию обложи собе. Славен прославися Христос бог нашь[386].
Волотовская фреска была первым на Руси изображением темы Премудрости; после нее, в XV–XVI вв., появились иконы, резные образки, тщательно собранные и опубликованные Т.А. Сидоровой.
Рассмотрим центральную сцену «протоевхаристии» по совокупности источников, что восполнит недочеты сохранности успенской росписи. Начнем с большой иконы «Премудрость созда себе дом» первой половины XVI в. (до 1548 г.) из пригородного Кириллова монастыря близ Новгорода[387].
Рис. 47. Икона XVI в. из монастыря под Новгородом с изображением темы «Премудрость созда себе храм».
Библейскую фразу о семи столпах иконописец XVI в. истолковал как семь вселенских соборов христианской церкви и отвел им резко отграниченную верхнюю треть иконы. Премудрость, рожденная богом «прежде потечения источник водных, прежде даже неутвердишася горы… егда веселяшеся Вселенную скончав», эта Премудрость помещена в левой начальной части композиции, а Соломон, как и должно быть при соблюдении хронологического ряда, поставлен после изначальной, «первопричинной» Премудрости, между ней и богоматерью на фоне великолепных строений Иерусалима.
Богородица на троне и Иисус господствуют в композиции в правом верхнем углу, соблюдая хронологическую последовательность: сотворение мира; царство Соломона; возникновение христианства.
Вокруг Премудрости, сидящей на скамье с жезлом и чашей — пять «кругов славы»; внешний круг с восемью «ангельскими чинами» и интересным, как бы «муаровым» орнаментом, который, очевидно, должен был символизировать неустроенность, расплывчатость очертаний творимых богом материков, морей и облаков. Следующий, ярко-красный круг содержит, по мнению Т.А. Сидоровой, иллюстрацию к пророчеству Иезекииля (Иезекииль 1-10). Это верно в основном, но следует сделать очень важное примечание: из четырех четырехликих чудовищ художник изобразил только то, что точно соответствовало символам четырех евангелистов:
Ангел — Иоанн
Орел — Матфей
Лев — Марк
Телец — Лука
Это еще один штрих, характеризующий стремление связать христианскую символику с ветхозаветной.
Над головой Премудрости (в своеобразном восьмиугольном обрамлении), в вершине круга с символами евангелистов, нарисован большой золотой потир.
Фигуры историко-богословского окружения центральной сцены (Премудрость, Соломон, Мария) даны в малом масштабе, а люди основной темы — трапезы — даны крупно, рельефно, экспрессивно. Рабы Премудрости режут тельцов, разливают вино из пифоса, врытого в землю. Семеро молодых служителей протягивают кубки с вином толпе как бы подбежавших к столу людей разного возраста, протягивающих руки к налитым чашам. Протянутые руки художник изобразил на очень светлом фоне, что сразу привлекает внимание к ним. Это «ищущие ума», требующие разумного поучения, приобщения к премудрости, стремятся принять участие в священнодействии трапезы, для них устроенной Премудростью Божией.
Лучшего прототипа евхаристии, лучшего показа потребности в постижении разумного, показа, сделанного на широчайшем фоне нескольких тысячелетий мировой истории нам не найти.
Первым, кто на Руси преподнес верующим эту многозначительную трапезу разума и премудрости, был наш волотовский церковный росписник 1380-1390-х годов. Новгородская же икона — прямой отзвук волотовской фрески.
Рис. 48. Группа исследователей, спасших для науки живопись Успенской церкви в Волотове своими работами 1910–1911 гг. (уничтожена фашистами в 1941 г.). Слева направо: Н.Л. Окунев, Н.П. Сычев, Л.А. Мацулевич. Леса поставлены под фреской, показывающей приход Софии Премудрости божией к евангелисту Матфею.
Вернемся к росписи притвора Успенской церкви в Волотове (№ 181). Премудрость здесь не отягощена библейской символикой и не уравнена с Богородицей, данной здесь в очень крупном масштабе.
Главная, средняя часть композиции посвящена приходу большой толпы разноплеменных (наблюдение Т.А. Сидоровой) людей, «ищущих ума». Служители Премудрости стоят на большой горе и с чашами в руках склоняются к стоящим у подножья горы приглашенным на трапезу, а те очень благопристойно и чинно принимают чашу. Толпу взыскующих разума отделяет от трона Богоматери с Иисусом Иоанн Дамаскин, на свитке которого написано: «Всевинна [первопричинная] (?…) и подателна жизни безщисла [непрестанно дарующая жизн[) Премудрость божия созда храм свой от пречистыя безмужныя матере — церковь. Плотию обложи собе — славен, прославися Христос бог нашь!»
Общая идея этой неясной в некоторых деталях из-за утраты букв надписи такова: Премудрость (просуществовавшая уже пять с половиной тысяч лет) воплотилась в девушке, чудесным образом родившей сына — спасителя человечества; мать бога приравнена к церкви, к средоточию, жизненному выражению новой истинной веры, к собранию верующих[388].
Волотовский художник или все софийские соборяне во главе с владыкой Алексеем, разрабатывавшие и одобрявшие концепцию новой росписи Успенской церкви через много лет после ее постройки, стремились пропагандировать ту же самую идею, которую в начале владычества Алексея выразил Яков Федосов в своем людогощинском «древе разумном». Но древо познания — это древо запретного плода; оно легко вызывало осуждение духовенства с естественной ссылкой на первые страницы Библии, что для начетчиков сразу же отсекало всякую возможность возражений им со стороны людей «треченто», по-новому понимавших проблему разумности и пытливости. Недаром первой фразой Стефана Пермского, обращенной к новгородцам и Алексею в 1387 г., было напоминание о запретном плоде: «Аще снеси [если съешь] от древа разумного — смертью умреши!» Тщательно подготовленное выступление Стефана было в известной мере ответом на создание в 1360 г. Яковом Федосовым красочного и многозначного креста-древа.
В свою очередь, концепция успенской росписи с ее Премудростью, слуги которой встречают чашами с вином всех изыскующих разума у самого входа, при первых же шагах богомольцев, перешагнувших церковный порог, становится как бы прямым ответом пермскому епископу, явившемуся поучать новгородцев. Концепция росписи разрабатывалась, по всей вероятности, почти сразу же после выступления Стефана — в 1388–1389 гг.
Рис. 49. Фреска в юго-восточном «парусе» подкупольной конструкции: евангелист Иоанн прислушивается к голосу бога, идущему из ущелья. Возможно, что профиль в левой части фрески, обращенной к Иоанну, символизирует этот голос.
385
Не исключено, что этот последний тезис, отсутствующий в каноническом тексте (Притча IX-6), появился в процессе переписывания книг в христианской среде.
386
Вздорнов Г.И. Волотово. № 181. Текст кондака св. Косьмы Маюмского на великий четверг, день покаяния и причащения.
387
Лаурина В.К., Пушкарев В.А. Новгородская икона. Л., 1983, с. 327, табл. 205–207. Икона подробно описана в статье Т.А. Сидоровой «Волотовская фреска…» (с. 213–214).
388
Надпись на свитке — из тропаря Косьмы Маюмского на великий четверг (см.: Ловягин Е. Богослужебные каноны на греческом, славянском и русском языках. СПб., 1875, с. 221). См. № 181 у Вздорнова (последний раздел текста под этим номером). Добавлю, что четверг на страстной неделе — день обязательного причащения.