Пест-серебрушка

— Я вот в десяток метров вихрь поднимаю! — похвастался Людвиг своим достижением.

— Ага. Видел я тебя после того вихря. Кулем на земле потом лежишь. А что толку? Бери тебя потом тепленьким! — усмехнулся мальчишка, доставая из корзины яйцо и разбивая его в кучку муки. Добавив немного воды в эту же горку, он начал замешивать тесто.

— Ну, я же еще учусь, — смущенно ответил Людвиг. Наблюдая за усердным замешиванием тест, он спросил. — Пест, а ты чего кулаками воздушными об доску тесто не месишь?

— Тесто — это ж хлеб почти. А хлеб не для баловства и не для учебы, — ответил Пест, через плечо взглянув на Людвига. Взгляд был хмурым, словно на младшую сестру смотрел, которая очередную глупость спросила. — Хлеб, он теплые людские руки любит. Негоже с хлебом играть.

— Говоришь как моя нянька, — обидчиво бросил в ответ Людвиг.

— Хорошая у тебя нянька. — Пест разделил тесто на две половины. Одну он смял в аккуратный шар и положил в сковороду без ручки, а другую принялся раскатывать в блин. Раскатав тоненький блин, стал нарезать тонкие полоски и складывать кучкой рядом.

— А ты что готовишь-то?

— Похлебку куриную с лапшой.

— Кстати, я не заметил дров. У тебя в печи саламандра огненная живет?

— Нет. Я сам грею котел и сковороду. Сейчас поджарка дойдет, и я начну печь нагревать для хлеба.

— Погоди-ка… Ты, когда тут вихри делал, тоже грел котел и сковороду?

— Да, — пожав плечами, ответил Пест. — Глаза прикрой, а то выскочат. Это сначала кажется сложным. Поначалу только греть мог. Со временем приноравливаешься.

— Ты, наверное, технику особую используешь?

— Ага! Как же! — хохотнул Пест. — Мой-то учитель знает такую технику. Не вышло?

— Плеть! Вышло?

— Тоже плеть, чтобы еще лучше вышло. Тут дело знамо в чем. Хошь не хошь, а за десятину месяцев наловчишься с десяток ворожбы плетений враз держать.

— Слушай, а ты своим письмо не писал? — спохватившись, начал Людвиг.

— Нет еще. Каравана с востока не было, чтобы весть или птицу передать, — с тоской произнес Пест. — Удумал чего, поди?

— Ага. Я тут на лекции магии жизни был.

— Чего ты там делал? Ты ж воздушник!

— Так там баронесса Улрист учится. Та, что рыжая такая. С во-о-от такой грудью и вот таким задом… — начал объяснять воздушник, при этом показывая.

— Ну? Ты про лекцию!

— А… Так вот! Там про лекцию разговор пошел. И значится, вывели умельцы наши птицу, которая адресата по аурному следу ищет…

— Мне проще черта послать. Токмо силы ему скопить придется порядком. А трактат тот я читал. Столько на птицу ту дорогущих ингредиентов извели, что она и за сто лет их не окупит. — Сразу после этих слов Людвиг сразу как-то сник.

— Ну, не вешай нос! Мы с мастером Ратмиром над стихией думаем, чтобы порталам меня учить. Нужно, чтобы меня стихия не выталкивала…

— Ага. Чтобы универсала стихия приняла? Держи карман шире! — развеселился Людвиг.

— Ну, пока определились, что огонь, вода и земля меня точно не принимают. Остальное еще не пробовали. — Пест почесал макушку и спохватился. Он ухватил деревянную лопатку и принялся помешивать поджарку. Перемешав ее, закинул в котел, где варилась курица. Далее он начал высыпать лапшу в чан с курицей, продолжая объяснять: — Будем ветра стихию пробовать. Не примет, значит, в полустихии пробовать будем. Что-нибудь, да подвернется.

Людвиг не ответил, а лишь усмехнулся. Он разлегся на матраце и уставился в потолок.

— Пест!

— Чего? — Пест ухватом ставил в печь сковороду с огромным караваем хлеба.

— Ты самый странный маг, которого я видел.

— Ты себя бы видел. Мой черт до того тебя боится, что когда ты рядом, выходить не хочет. По углам как крыс хоронится, а он у меня уже демон, хоть и мелкий.

Людвиг заулыбался, вспоминая их первую встречу.

— А пятак так и не потрогал, — с улыбкой произнес он.

— Ага. Я так вразумею, что он специально его иссушил, чтобы ты его за нос не таскал, — так же с улыбкой ответил Пест.

— Слушай, а ты на каникулах что делать будешь?

— Ну, Ратмир слово дал, что как второй круг войны сдам, так мне вольная аж до урожая будет. Вот я и думаю, что домой ворочусь.

— И что ты делать дома будешь?

— Как вернусь, первым делом на кладбище пойду, к предкам на поклон.

— А потом? — Людвиг не опускал взгляда с потолка, а Пест в это время налил в маленькую, неглубокую чашку молока и накрошил в нее мелких кусочков черствого хлеба. Он поставил блюдце в угол и принялся что-то нашептывать.

— Дела найдутся. Духов всех надо обойти, что селу нашему службу служат, посев проверить, чтобы болезнь какая урожай не побила. К соседям на поклон сходить надо да слово свое сдержать. Еще надо мне хлопушек как-то сделать, чтобы села наши люд лихой гонять могли… Ну, Лукаша! Выходь уже! Не чурайся — это друг мой!

Людвиг повернулся на бок и с задумчивым видом уставился на Песта, сидящего в углу на корточках.

— Ты с кем там разговариваешь?

— Да домовой местный. Запуганный… страсть! Он с самого основания дома тут живет.

Из тени угла показалось маленькое лохматое существо. Людвиг всмотрелся в него и заметил маленькие ручки и босые ножки. Среди волос стали заметны маленькие черные глазки и улыбающийся рот, полный мельчайших острых зубов. Слипшиеся космы головы вперемешку с волосами бороды создавали впечатление сплошного комка. — Кушай, не боись. Не тронет тебя он! Слово даю!

— Настоящий домовой! — Людвиг аж подпрыгнул с матраца. — А они все так выглядят?

— Нет. Этот совсем запущенный. Слабый и нелюдимый. Не кормили его, совета не спрашивали и добром не поминали. Вот и одичал совсем. Видишь зубы острые?

Домовенок вылавливал кусочки хлеба в молоке и запихивал в рот, при этом урчал, словно кошка, которую гладили. — Это он с голодухи мышей да крыс есть начал. Плохой знак. В духа злого обратиться мог.

— Ну, подумаешь! Духи они же слабые…

— Такие слабые, что тридцать лет с шаманами северными воевали, пока на мир не сошлись, — язвительно заметил Пест. — А шаманы северные сами ворожить толком и не умеют. Все через духов делают. Некоторых духов наши маги элементалями кличут.

— Я как-то и не задумывался об этом… — задумчиво произнес Людвиг. — А тебя кто-то учил им приказывать?