Страница 4 из 263
Глава 1. Часть 2.
Цуй Цзюн мгновенно покрылся холодным потом.
С тех пор, как предыдущий глава уезда Чжан Цзинъюань был прикован болезнью к постели, все полномочия по ведению дел уездной управы были полностью переданы ему, он привык свободно входить сюда как в свой собственный дом. Как ему могло прийти в голову кому-то докладывать? Сегодня утром, выйдя из дома в спешке, он полностью упустил это из вида, и даже привратник не подумал его остановить. А прямо сейчас ему «повезло» быть пойманным новым чиновником на «месте преступления»!
Он поклонился, и множество мыслей промелькнуло у него голове, в результате он опустился на колени и произнёс:
— Ваше превосходительство имеет полное право наказать подчинённого, переступившего границы дозволенного.
Тао Мо застыл в растерянности и как раз собирался спросить, почему он встал на колени, когда увидел Лао Тао, идущего с улицы в сопровождении нескольких человек, и в тот же момент окликнул его:
— Лао Тао, куда ты ходил так рано утром?
Цуй Цзюн, увидев, как Тао Мо игнорирует его, но при этом уделяет внимание прислуге, сразу же почувствовал себя не слишком хорошо. Он, чей опыт и стаж работы в уезде Таньян больше, чем у нескольких предыдущих глав уезда вместе взятых, является здесь в полном смысле слова местным царьком. Какой только что назначенный глава уезда не старался угодить ему и привлечь на свою сторону, опасаясь, как бы его подчинённые не начали мутить воду, заставляя чувствовать себя нестабильно на своём посту? И надо же было, что на этот раз прибыл такой неуживчивый тип, который только что вступив в должность, сразу при первой встрече начал утверждать авторитет и показывать ему свою власть.
«Ну ладно, раз ты так поступаешь, то пеняй на себя – око за око, зуб за зуб!» [8]
И уже начал обдумывать, каким образом вскоре отплатит ему той же монетой.
[8] 你做初一我做十五 [nǐ zuò chū yī wǒ zuò shí wǔ] – «Ты делаешь один раз, я – пятнадцать» = как ты ко мне, так и я к тебе.
Лао Тао зашел в зал и, увидев человека, стоящего на коленях, не смог скрыть своего удивления:
— Кто это? — спросил он.
— Судебный пристав уезда, Цуй Цзюн, — ответил Тао Мо.
Лицо Цуй Цзюна немного покраснело. Работая здесь приставом уже очень долго, он впервые оказался стоящим на коленях, да ещё на всеобщем обозрении.
— Почему он стоит на коленях? — спросил Лао Тао в изумлении.
— Я тоже не знаю, — покачав головой, честно ответил Тао Мо.
Цуй Цзюн холодно фыркнул про себя.
Лао Тао знал, что для этого наверняка должна быть какая-то причина, однако нехорошо было допытываться в присутствии посторонних, поэтому он лишь сказал:
— И всё ещё не помог судебному приставу Цую подняться?
Тао Мо наклонился, чтобы помочь ему, его рука едва коснулась рукава, как Цуй Цзюн уже сам поднялся на ноги.
— Кто это? — спросил Тао Мо, указав на людей, которых привёл с собой Лао Тао.
— Вновь нанятые слуги, — ответил Лао Тао, — Уездная управа тоже нуждается в людях для поддержания чистоты и порядка.
Первоначально Цуй Цзюн пришёл сюда так рано утром как раз с намерением взять решение этого вопроса на себя, однако теперь охотно уступил повседневные заботы им самим.
— Зачем так много? — с беспокойством спросил Тао Мо.
— Меньше никак нельзя, — ответил Лао Тао.
— Всё ещё неизвестно, когда я смогу получить своё жалованье, — сказал Тао Мо со вздохом.
При упоминании жалованья, Цуй Цзюн вспылил. По традиции, правительство ежегодно выдаёт чиновникам деньги на содержание, подобно новогодним «красным конвертам». Однако в этом году из-за того, что Чжан Цзинъюань уже скончался, а Тао Мо ещё не прибыл к месту назначения, об этих деньгах до сих пор не было ни слуху ни духу. Он спрашивал у пристава соседнего уезда, оказалось, что им давно уже всё выплачено. Было очевидно, что это серебро вовсе не пропало, а просто отправилось в чужие кошельки.
Лао Тао увёл за собой слуг, оставив Тао Мо и Цуй Цзюна вдвоём посреди зала обмениваться растерянными взглядами.
— Ты уже поел? — через несколько мгновений первым заговорил Тао Мо.
— Поел, — ответил Цуй Цзюн.
— А я ещё нет, — со вздохом отозвался Тао Мо, — Может быть нам поесть вместе?
— Я уже поел, — поджав губы повторил Цуй Цзюн.
— А как насчёт обеда? — допытывался Тао Мо.
— ... , — Цуй Цзюн, — Нет ещё.
— Поедим вместе?
Едой послужили рисовая каша и соленья.
Цуй Цзюн ел очень медленно, съеденные до прихода сюда ютяо [9] с соевым молоком уже заняли в его животе всё место.
[9] 油条 [yóutiáo] ютяо – жареные на масле полоски из солёного теста.
Зато Тао Мо ел с аппетитом.
— Вкусно, молодой господин? — вытянув шею, заглянул снаружи Хао Гоцзы.
— А как судебный пристав Цуй? — поинтересовался Тао Мо.
Цуй Цзюн, способный есть, пока живот не лопнет, едва переведя дух, повторил несколько раз:
— Неплохо, неплохо.
Довольный Хао Гоцзы закрыл окно.
— Только что, этот человек... — полюбопытствовал Цуй Цзюн.
— Мой личный слуга, — ответил Тао Мо.
— Ваше превосходительство, должно быть, родом из прославленной литературной семьи с давними традициями, — высказал предположение Цуй Цзюн.
— Ты имеешь в виду каллиграфию и живопись? — переспросил Тао Мо.
— О? Ваше превосходительство владеет искусством каллиграфии и живописи? — спросил Цуй Цзюн.
— Совсем не владею, — ответил Тао Мо.
— Ваше превосходительство скромничает.
Цуй Цзюн, разумеется, понял, что он купил этот чин, однако, уж коль скоро противник показал свою власть при первой же встрече, тогда нечего обижаться на то, что тебя ударят в слабое место.
— Из всего множества известных изречений древних, я помню только одно, — сказал Тао Мо.
— И какое же?
— «Среди сотни кабинетных учёных нет ни одного полезного» [10].
[10] 百无一用是书生 [bǎiwú yīyòng shì shūshēng] = кроме чтения, грамотей ни в чём не силен; у начитанного человека нет особых достоинств.
Цуй Цзюн был полностью согласен. Он, выходец из семьи военных, из-за того, что не смог сдать экзамен на степень цзюйжэня [11], только окольными путями заполучил должность судебного пристава. Таким же образом купив чин, он чувствовал себя всё же в меру способным, а потому обычно также не терпел всех этих считающих себя незаурядными книжников, целыми днями болтающих высокопарные слова [12]. Тем более что уезд Таньян – это место, в котором ничто так немногочисленно, как образованные люди. Да притом у каждого из них – язык острее ножа.
[11] 武举 [wǔjǔ] – военный цзюй-жэнь; учёная степень военного, успешно сдавшего экзамены.
[12] 之乎者也 [zhī hū zhě yě] «чжи, ху, чжэ, е» – четыре самых употребляемых служебных слова в древнекитайском классическом и книжном языке = вэньянь, книжный язык, архаизмы, высокопарные выражения, непонятные разговоры.
— Что-то не так? — заметив, что он вдруг притих, не удержался и спросил Тао Мо.
— Пустяки, просто пришло в голову одно дело, — ответил Цуй Цзюн.
— Дело? — воодушевился Тао Мо, — Какое дело?
На самом деле Цуй Цзюн просто сболтнул, что в голову пришло, вообще не думая ни о каком деле, однако подвергнувшись такому допросу, решил, что будет нехорошо не ответить, прикинул в уме и сказал:
— Этот случай произошёл несколько лет назад, когда одна замужняя женщина совершила супружескую измену и убила своего мужа.
— А почему ты вдруг ни с того ни с сего вспомнил именно это дело? — озадаченно спросил Тао Мо.
— Муж той женщины был мясником, а любовник – местный сюцай [13]. После совершения преступления, несколько его хороших друзей вступились за него на суде, это оказало влияние, и в итоге окончательный приговор был вынесен только той женщине, а сюцай остался безнаказанным, — ответил Цуй Цзюн.