Партизаны в Бихаче

— Ну спасибо тебе, Скендер, за такое мудрое лошадиное объяснение. А теперь — скорее к мосту, туда, где бьются наши вдохновители — Станивук и Николетина.

16

Рождающийся день принес партизанам новую неприятность — налет вражеских самолетов.

Как только рассвело, появились бомбардировщики. Они кружили над холмами, укреплениями и кварталами Бихача, однако не решались сразу бросать бомбы, потому что не знали, где находятся свои, а где партизаны.

Чтобы обозначить свои позиции, усташи стали растягивать на земле большие простыни и пускать сигнальные ракеты.

— Погодите, мы тоже не лыком шиты! — сообразили партизаны и тоже стали расстилать на своей стороне такие же простыни или же, завязав перестрелку, захватывать их у противника. В неразберихе боя самолеты бомбили то своих, то партизан и сбрасывали боеприпасы то одним, то другим.

— А ну, поглядим, кого этот благословит! — гадали закаленные во многих боях краинские молодцы, следя за очередным приближающимся самолетом. Иной раз они даже спорили.

— Могу поспорить на мою гимнастерку, что этот сбросит патроны нам, — проговорил один щегольски одетый парень.

— А я ставлю свой кожух, что не сбросит, — упрямо стоял на своем пожилой усатый партизан из села Гориеваца. — Если я угадаю, ты даешь мне гимнастерку, если же я проиграю, то отдаю тебе кожух.

— Идет, дядя! Кто обманет, тому с миной целоваться, со снарядом обниматься, бомбу шапкою ловить!

Получилось так, что усачу повезло раза три-четыре подряд и он получил от молодого партизана полный комплект обмундирования: гимнастерку, галифе, солдатские ботинки и фуражку со звездой. Того же он взамен осчастливил своим длинным кожухом, штанами из грубого сукна с огромным отвисшим задом, полинявшей шапкой из волчьей шкуры и, наконец, необъятными опанками, напоминавшими две небольшие лодки, в которых молодой партизан мог спокойно переплыть через Уну с полным ранцем за плечами и с пулеметом в придачу.

— Носи на здоровье, сынок! Все сидит как на тебя сшито, — похвалил его одеяние усач. — Ей-богу, ты теперь вылитый мой покойный батя, даже есть что-то и от старого деда Васкрсие.

Неудачливый спорщик оглядел себя с головы до пят и, увидев, на кого он стал похож, со злостью погрозил кулаком небу над Бихачем и мстительно процедил:

— Ну, мать твою так, как только отобьем первый зенитный пулемет, на коленях буду умолять командира бригады, чтобы его мне дали. Тогда я стану поливать каждый самолет свинцом, кому бы он ни бросал посылки — нам или противнику!

Повар Лиян тоже не слишком обрадовался налету вражеской авиации. Он быстро спрятался в подвале первого попавшегося дома, однако омладинцы из его роты и здесь не оставили повара в покое:

— Эй, что у нас сегодня на обед? Ты что, уже забыл про свои поварские обязанности?

Выглядывая из подвала, Лиян сердито огрызнулся:

— Какие еще там обязанности, какой обед?! На время этой операции я назначен батальонным паникером и, пока Бихач не будет освобожден, на прежнюю должность не возвращаюсь.

— А что мы будем есть и пить, козел ты старый?

— Вон вам Уна — пейте на здоровье, а вон Муратова кондитерская — угощайтесь пирожками и пирожными! — прокричал Лиян.

— Нет, вы только посмотрите на него, он еще издевается над нами! Ты сам бы попробовал подойти поближе к этой кондитерской, узнал бы тогда, почем фунт лиха!..

Пока Лиян препирался со своими пулеметчиками и гранатометчиками, из-за угла дома показался какой-то длинный и тощий верзила, который, приблизившись к подвалу, спросил у повара:

— Товарищ начальник, где тут гранатометчики?

— А как ты догадался, что я начальник? — важно спросил Лиян, польщенный таким обращением незнакомца.

— Да вот вижу, как ты орешь на солдат, сидя в надежном укрытии. Так начальники всегда делали, когда еще я сам воевал.

— Ишь какой умный! — пробормотал Лиян. — А за-нем тебе гранатометчики?

— У меня там племянник, Джураица Ораяр, так вот я ему и его товарищам орешков принес.

— Это ты хорошо сделал, — похвалил его Лиян, — они все молодые, здоровые, могут грызть орехи. Другое дело мы, старики, нам орехи уже не по зубам.

— Есть у меня кое-что и для начальства, чтобы и оно немного подкрепилось, — пробасил верзила, доставая из глубокого кармана зеленую бутылку. — Вот тут у меня немножко матушки-ракии, которая по многим трубам бежала, силу набирала.

— Ого, сразу видно, что ты сознательный и передовой товарищ, — обрадованно закудахтал Лиян. — Давай сюда эту твою сливовицу. Раз уж она привыкла по разным трубам течь, я ее и через свою трубу пропущу, пусть наконец угомонится, да и мне приятность сделает.

Хорошенько отхлебнув из бутылки, наши герои сразу осмелели и перебежали в другой дом, поближе к мосту, где разместилась почти вся группа Бурсача. Защищенные толстыми каменными стенами, партизаны не спускали глаз с Муратовой кондитерской, превращенной противником в укрепленный пункт, откуда, не переставая, били усташеские пулеметы.

— Не угодно ли по пригоршне орехов на обед, уважаемые товарищи пулеметчики и гранатометчики? — проговорил Лиян, дурашливо раскланиваясь во все стороны, из чего Николетина сразу заключил, что старик уже успел угоститься молочком от бешеной коровы, что паслась в сливовом саду, а доилась в винокурне над котлом с ракией.

— Что? Что это я слышу? Орехи, орехи, орехи! — закричал стоявший у крайнего окна маленький Джураица Ораяр. Увидев своего дядюшку, подлетел прямо к нему и с головой нырнул в сумку, которую тот как раз открыл, собираясь угощать бойцов.

— Кр-рр! Хр-р-р-р! — доносилось из мешка, словно там работала какая-то мощная сверлильная машина, но тут Лиян закричал:

— Держите его, ребята, а то он сейчас просверлит туннель до самой Уны!

Партизаны, схватив Джураицу за ноги, насилу вытащили его из сумки, а потом, сняв с него личскую шапку-чену, стали ею отмерять порции орехов, чтобы хватило каждому.

— Вот так, всем поровну — это по-нашему, по-партизански, — довольно кудахтал Лиян. — Зубы у вас у всех крепкие, перегрызете все орехи в два счета.

— Бихач — орешек потверже, и то скоро мы его разгрызем, — прогудел Николетина.

Джураица последним получил свою порцию. Держа обе ими руками полную шапку, он обвел взглядом партизан, усердно щелкавших орехи, и вдруг захохотал.

— Ты что, племянничек, что с тобой? — удивился его дядюшка. — Чего это ты заливаешься, будто тебе черти пятки щекочут?

— Ха-ха-ха! Погляди-ка, дядюшка, вокруг-то одни щелкуны собрались, знай себе щелкают орешки, только хруст стоит! А ведь в селе все надо мной смеялись!

— Ей-богу, прав мой Джураица, орехи — это лучший подарок! — признал Николетина.

— Почему это он твой? — возмутился дядя. — Это мой Джураица, а твой пускай вон репейник жует!

— А твой тогда пусть ест то, про что и говорить противно, — загудел Бурсач. — Пускай вон козьи орешки грызет.

Джураица с отвращением плюнул и закричал:

— Осадите назад оба и спасибо за пожелания! Я сегодня бросил в окно усташам свою первую гранату в Бихаче, и теперь я сам себе хозяин. Свой военный хлеб ем, свой ранец ношу и своими руками гадов бью.

— Ну-ну, молодец, парень, этого я от тебя и ждал! — воскликнул Николетина. — Теперь ты и вправду наш! Верно я говорю, братья — партизаны, пулеметчики и гранатометчики?

— Верно! — закричали все разом.

— Единогласно! Значит, он наш? — снова спросил Николетина.

— Единогласно!

— Ну вот, парень, твои боевые товарищи объявили тебя совершеннолетним! — торжественно провозгласил Николетина. — Раньше только я один знал, что ты герой, а теперь это все знают! Поздравляю!

Все стали обнимать и поздравлять юношу. Подошел и дядя, поцеловал в лоб, а потом повернулся к Николетине:

— Значит, мне больше нельзя его драть как сидорову козу?

— Ни в коем случае.

— А ему можно за орехами лазить, как раньше?

— Дак ведь это… как тебе сказать… Если кто-нибудь увидит, что он забрался на самую верхушку какого-нибудь ореха, пускай говорят, что он наблюдатель и следит за передвижением неприятеля.