Судьба

— Действуй. На сборы даю сорок минут.

В тот же день красные отряды ушли из Кильдемцев.

IX

Жалкие остатки бандитского отряда, вырвавшегося из Кильдемцев, потянулись на север. У Кангаласской горы перепуганные бандиты перешли на противоположный берег Лены. По дороге они распускали страшные слухи о том, как на Кильдемцы налетели красные. Всех жителей перерезали, а деревню сожгли дотла.

Коробейников вернулся в Кильдемцы на следующий день. Привел пополнение — сорок новых «братьев». По дороге главнокомандующий узнал, что в Кильдемцах побывали красные, и потому приехал взвинченный и злой. Увидев во дворе сгорбленного Иннокентия, Коробейников набросился на него с бранью:

— А как ты уцелел, старый ворон? Или ты якшаешься с красными?

Иннокентий молча прошел мимо.

— Не сожгли усадьбу, видите ли! Я бы на месте красных все с дымом пустил! — давал Коробейников выход своему гневу.

— Зачем же крышу над головой сжигать? — спокойно и рассудительно проговорил старик. — Крыша — она и красным и белым пригодится.

— Ты что, думаешь красных к себе пустить?

— У хозяев нынче разрешения не спрашивают…

— А для тебя, старая песочница, все равно какие, красные или белые!

Иннокентий остановился, обернулся.

— Нет, не все равно. Если по правде, пусть лучше красные. Они ведут себя как люди. В усадьбе было все вверх дном, а теперь, вишь, порядок. Окна в доме застеклили. Подобрали все трупы — и своих, и ваших похоронили. Весь двор был завален. А когда уезжали, старший говорит: «Извини, дед, что потревожили. Война, ничего не поделаешь».

— Так вот ты каков!.. — Коробейников спешился. — Предал нас и не боишься об этом рассказывать? — Он вынул наган.

Иннокентий захихикал, содрогаясь всем отощавшим телом.

— Нашел предателя. То Яковлев все изводил: «Предатель! Предатель!» Теперь ты. Стар я стал, никуда не годный… Сам посуди.

Коробейников спрятал оружие.

— Яковлев унес ноги или ухлопали?

Иннокентий замялся:

— Убили его… Почти всех перебили. А которые сдались в плен, тех отпустили.

— Отпустили? — переспросил Коробейников в изумлении.

— Как съездилось в Чурапчу? — не без ехидства спросил Иннокентий, когда они вошли в дом.

Коробейников плюнул и грязно выругался.

— Как там наше правительство? Когда собираются переезжать в Якутск?

— На чужом горбу оно бы переехало. Господин Куликовский набросился на меня с упреками: «Плохо воюете, давно пора быть в Якутске». А с чем, говорю, воевать? Пополнения не даете, оружия не даете. «А где я, отвечает, возьму пополнение? Министров своих пошлю? Так у меня их всего двадцать штук, и все старые, не годятся в солдаты».

— Яковлев говорил: пятьдесят министров. Остальные разбежались?

Глухой к юмору Коробейников продолжал негодовать:

— Спрашиваю у него: «Так будет пополнение для армии или нет?» — «Проводите, говорит, всеобщую мобилизацию. Закон мы уже приняли. Тех, кто уклоняется, предавайте военно-полевому суду. Вы же — армия! Сила!..»

— Ну, раз есть закон, больше ничего не надо. — Иннокентий явно издевался. — Все на законе держится.

Коробейников пробыл в Кильдемцах три дня. В деревню вернулись двадцать два бандита, уцелевшие в недавнем бою. Среди них было четверо из тех, что побывали в плену у красных.

Главнокомандующий потребовал их к себе.

— На что вы рассчитывали, когда сдавались в плен к большевикам? — спросил он, хмурясь.

У порога стояли четыре уже не молодых мужика, тупо уставясь на своего начальника.

— Ну?.. — Коробейников начал терять самообладание. — Понимаю, шкуру спасали. Боялись, как бы красные ее не продырявили! Сдались вместе с оружием и лошадьми. А вернулись с пустыми руками. Давай им опять оружие, лошадей! А у меня нет ни конного завода, ни оружейных складов. Что же прикажете с вами делать?

— Не мы одни сдались, — охрипшим голосом сказал бандит с обмороженным ухом.

— Так ты еще, голубчик, оправдываешься!.. «Не мы одни!» — передразнил его Коробейников. — Я вас отучу сдаваться! Расстрелять их перед строем!

Тот, что с обмороженным ухом, бросился Коробейникову в ноги. Всех четверых вытолкали за порог, скрутили.

Через полчаса Иннокентий услышал за воротами истошные крики и четыре выстрела.

На третий день вечером на взмыленной лошади прискакал Барсуков и огорошил главнокомандующего новостью: уже у самого Бестяха на белый отряд налетели красные и почти всех порубили шашками. Удалось спастись только Филиппову и еще троим.

— А где же Филиппов? — страшно багровея, спросил Коробейников.

— Уехал домой. Велел передать поклон.

— Как домой? Он же на военной службе.

Барсуков пожал плечами.

— А его я повешу, — пообещал Коробейников. — А имущество конфискую для нужд армии. Я буду беспощаден!

Блокада Амги продолжалась. С тех пор как в отряде Гудзинского побывал Федор Владимиров, ни одному связному не удалось пробраться сквозь бандитские кордоны.

Приближалась весна. С приходом весны крепли надежды осажденных на помощь, которую ждали из Якутска. Но вот и март пролетел, наступил апрель, а положение оставалось прежним.

Ночами со стороны Чапчылгана бандиты кричали:

— Эй, красные! Сдавайтесь! Всех ваших перебили под Табагой.

Еще один боец вызвался пройти заслон и пробраться в город.

Гудзинский разрешил.

Бойца переодели в крестьянское платье, проводили…

А на следующий день «братья» уже кричали:

— Мы поймали переодетого вашего! Всех переловим!

К концу апреля снег сошел. Кое-где на полях остались еще белые пятна — дотаивали сугробы.

Гудзинский, посоветовавшись с командирами, решил прощупать бандитское кольцо — всем надоело сидеть без дела.

Двадцать второго апреля отряд тщательно готовился к бою: чинили обувь, сбрую. На рассвете выступили, выбили из Чапчылгана бандитов, взяли пленных. Попался и Васька Барсуков, который приехал от Коробейникова для связи с бандой, окружавшей Амгу.

Допрашивал его сам Гудзинский. Трусоватый Васька все выложил, что знал: Коробейников с отрядом в восемьдесят человек идет на Амгу, чтобы покончить с засевшими там красноармейцами. Будет здесь завтра вечером.

Захватив трофеи, красные вернулись в слободу.

X

Двадцать седьмого апреля Всероссийский Исполнительный Комитет издал декрет об образовании Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. По всему Якутску были расклеены тексты телеграммы из Москвы, написанные на машинке и от руки. Возле каждой такой бумажки толпились горожане. Неграмотные просили читать вслух.

Выразительнее всех читал статный широкоплечий человек в милицейской форме. Правый глаз милиционера со шрамом на веке щурился, голос дрожал от волнения: «Дорогие товарищи, поздравляем вас с образованием Якутской Автономной Советской Социалистической Республики. ВЦИК».

Сквозь толпу к милиционеру пробился молодой, стройный военный.

— Сынок… — заулыбался милиционер, протягивая к нему руки.

Они обнялись, потом стали поздравлять друг друга…

…Через два дня эскадрон под началом Федора Владимирова отправился на помощь осажденным в Амге.

В большом аласе, по ту сторону речки Буор-Ылар, конники наткнулись на одинокую юрту. Поблизости от нее две тощие коровенки щипали прошлогоднюю траву. Пожилой якут вышел из юрты.

— Бандитов здесь не видно? — поздоровавшись, спросил Федор.

— Нет, не показывались. Вы из города?

— Из города. Ищем дорогу на слободу.

— Вижу, красные. Дорогу-то найти просто, но там посты везде.

— А объехать их можно?

— Думаю, можно проскочить. Езжайте вот так. — Якут показал рукой. — В обход… Сами-то вы вряд ли найдете.