Провинциалка

– Идите, идите к папке, попрощайтесь.

Мила упиралась, но рука подталкивала снова и снова. И вот Мила оказалась у дверного проема в большую комнату. От страха она готова была провалиться сквозь землю. Но страх ушел. В большой просторной комнате были несколько бабушек, мама сидела в черном платье и черном платке на диване, и папа…

– Папа, папочка! – Мила побежала к отцу, который почему-то лежал в чем-то большом и красном. Мама перехватила Милу и прижала ее к себе.

– Дочка, нет больше вашего папки.

– Как же нет, ты что, мамочка! Вот же он! Пусти меня! – Но мать не выпускала Милу, наоборот, все крепче и крепче прижимала ее к себе.

– Мама, пусти! Папа, ну вставай! Ну что ты лежишь? Мама, он спит? Пусти меня к нему, – детский крик стал переходить в плач. Мила ничего не понимала. Почему папа спит и не встает? И почему тогда он спит не в кровати, а в этом странном ящике? Зачем так много людей пришли смотреть, как он спит?

– Милочка, папа спит. Но это другой сон, не такой, как мы спим ночью. Это сон, после которого люди не просыпаются. Папа больше никогда не проснется.

Миле удалось вырваться и подбежать к отцу. Она кинулась к нему и схватилась за его руки. Но тут же отпрянула назад. Это были незнакомые руки: холодные, мягкие. Она тихонько краем пальчиков прикоснулась к лицу папы и вновь отдернула руки – лицо тоже было очень холодным. Мила прижала свои ручонки к груди и, оцепенев от ужаса, смотрела широко раскрытыми глазами на отца. Он лежал не двигаясь. На его красивом белом-белом лице как будто застыла улыбка. Черные волосы, аккуратно причесанные, едва прикрывали лоб. Солнечные лучи через окно касались папы, и поэтому черты лица особенно хорошо были видны. Из-под пушистых ресниц проглядывали глаза, и Миле казалось, что вот-вот они откроются. Но глаза не открывались, папа даже не шевелился, и он не дышал… Мила резко развернулась и выбежала из комнаты. Схватив в коридоре платок и пальто, она выскочила на улицу. Девочка бежала очень быстро и долго. Через некоторое время она почувствовала усталость и сменила бег на шаг. Она ничего не видела вокруг. Ее глаза застилали слезы. Она добежала до парка, в котором и упала на ближайшую скамейку. Отдышавшись, Мила посмотрела вокруг. Никого не было. Только могучие деревья покачивались из стороны в сторону да еще оставшиеся листья шелестели на земле. «Папа, папа, мой любимый папочка! Как же так? Что с тобой? Я так хочу к тебе!» И сквозь холодную тишину Мила услышала: «Малышка моя, нет, милая, ко мне нельзя, еще не время, родная…»

Мила открыла глаза.

– Слава богу, вы пришли в себя, – услышала женский голос Мила и посмотрела вокруг.

– Где я?

– Не волнуйтесь, – ответила медсестра, – вы в больнице. Все хорошо.

12.

Мила осматривала новое помещение. Это была просторная светлая палата. Огромное окно выходило на южную сторону, и солнечные лучи ласково касались лица Милы. Ее кровать стояла слева от окна. В палате было еще пять кроватей, и только одна из них, та, которая справа у двери, была свободна. Это была обычная городская больница. Ремонт здесь делался давно, мебель не обновлялась. Мила попыталась повернуться и лечь удобнее, под ней заскрипела кровать. Она вспомнила свою ортопедическую подушку, поправляя синтепон под головой. Постель была чистая, хотя рисунок на ткани уже невозможно было разобрать от многочисленных стирок. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на ней – телефон Милы и стакан с водой.

– Вы пришли в себя – это самое главное, – продолжала дружелюбно говорить медсестра лет пятидесяти, – сейчас подойдет врач, и вы все сможете у него узнать. Больные, пора на ужин, идите в столовую.

Четыре женщины, рассмотреть которых Мила еще не успела, засобирались. Одна, бабушка лет 65-70, худенькая, с седыми волосами, повязала на голову косынку, тщательно помыла ложку и бокал и вышла из палаты. Другая женщина, лет 45-50, была высокого роста, среднего телосложения, с пышной короткой стрижкой, одетая в обтягивающие лосины красного цвета и удлиненную тунику с жар-птицей на спине. Она накрасила губы яркой помадой и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, с высоко поднятой головой, направилась к выходу, что-то напевая. У двери она остановилась и, обращаясь к молоденькой девушке, лежавшей слева у двери, сказала:

– Ну а тебе что, особое приглашение?

– Валя, ну что ты пристаешь к девочке! – заботливо вступилась еще одна, – а вы? – обратилась она к Миле, идёте с нами? Вставайте, я вам покажу, где находится столовая.

– Спасибо, я не голодна, – ответила Мила.

Женщины ушли. Мила, оставшись одна, стала вспоминать события дня. Встреча с Андреем, неприятный разговор. Последним, что она вспомнила, был голос отца. Прошло уже 32 года после его смерти, а Мила помнит в мельчайших подробностях день, когда его не стало…

В палату вошел доктор:

– Решил перед уходом зайти к вам.

Это был мужчина лет 38-40. Высокий, темноволосый, в белоснежном халате, из нагрудного кармана которого выглядывал золотистый кончик авторучки. Он подошел к Миле и присел на стоящий рядом стул. Серые глаза отражали усталость и в то же время живое участие:

– Меня зовут Леонид Иванович. Как ваше самочувствие?

– Спасибо, я чувствую себя хорошо. Скажите, я могу уйти домой?

– Домой? Ну что вы. Нам необходимо провести обследование. Причину вашего внезапного обморока мы пока не установили. У вас было очень низкое давление, к тому же еще и аритмия. Скажите, что спровоцировало такое состояние? С какими-нибудь хроническими болезнями состоите на учете?

– Леонид Иванович, я чувствую себя хорошо. Просто неделя выдалась трудной: много ответственной работы, переживания, ненормированный рабочий день и плохой сон. Я ничем не болею. И, если бы вы позволили, я хотела бы уйти.

– Ну знаете, нельзя же так безответственно относиться к своей жизни.

– Я уверяю вас, что со мной все хорошо. Работа закончена, и у меня теперь есть возможность восстановить утраченные силы.

– Тем не менее, я настаиваю, останьтесь хотя бы до завтрашнего вечера. Я назначил необходимые анализы. Завтра сдадите, сделаем ЭКГ. А вечером я вас отпущу.

Мила окинула взором палату, пленницей которой она стала, и решительно встала.

– Нет, я не останусь. Вы не в праве меня держать. Какие бумаги для отказа от лечения нужно подписать? Я готова.

– Ну что ж. Не смею задерживать. Через 15 минут на сестринском посту будет лежать отказ. Подпишите его и можете быть свободны.

Леонид Иванович вышел. Мила села на кровать и задумалась. «Что я делаю? Я же давно собиралась пройти обследование?»

– Борисова кто? – спросила вошедшая в палату молоденькая медсестра.

– Я, – ответила Мила.

– Идемте со мной. В гардеробе на первом этаже заберёте свои вещи, дежурная из приёмного покоя выдаст, но сначала подпишите отказ.

Мила спустилась по лестнице и пошла в приёмный покой, следуя по указанным стрелкам. В коридоре никого не было. Сотрудники разошлись по домам, время посещения больных закончилось. «Если и делать обследование, то не в этой больнице,» – подумала Мила, разглядывая неровно крашенные стены, обычные деревянные скамейки вдоль них, обтянутые дермантином, затертую плитку на полу. В конце коридора на двери висела табличка: «Приемный покой». Мила постучала. Никто не ответил, и Мила приоткрыла дверь. В комнате за столом сидела молодая медсестра и, постукивая красивыми ноготками правой руки по столу, держала в левой айфон. Она смотрела какое-то видео и заразительно смеялась. Мила тихо вошла, но медсестра настолько была увлечена, что не слышала стука, не видела, как кто-то вошёл.

– Сазонова, – раздался за спиной Милы голос Леонида Ивановича, – Опять ты сидишь в телефоне?

– Леонид Иванович, да я на минутку зашла! – начала оправдываться медсестра.

– Вот история болезни Борисовой Милы Дмитриевны, а вот отказ от лечения. Оформи всё в базу. И открой гардероб.

Мила сняла больничный халат. Одевая свою одежду, она почувствовала запах лекарств и захотела побыстрее принять душ.