Мост к людям

Сегодня, прогуливаясь по этой прекрасной и широчайшей улице, я часто вспоминаю «членов прогулочной тройки». Уже нет ни Довженко, ни Бучмы… Но я убежден: если бы они были живы, то даже угрюмый и серый Центральный универмаг не заставлял бы одного из них бежать на другую сторону улицы, а второго шутливо подталкивать меня в бок, указывая на непримиримого в своей эстетической требовательности товарища.

Рухнув в результате варварских взрывов, старые здания обнажили Крещатицкую долину в ее первозданном величии. Открывшаяся удивительная панорама невольно наводила на мысль, что ее грешно закрывать снова сплошным фронтом зданий, пусть даже и очень красивых. Свежая зелень крутых склонов, вековые деревья, некогда упрятанные за кирпичными стенами, как бы требовали своего участия в создании нового облика Крещатика. Было бы смешно и несправедливо возвращаться к прежней планировке, в свое время вызванной коммерческими соображениями и частными интересами индивидуальных застройщиков. Они жались друг к другу невольно, ибо всем хотелось в центр, они дрались за каждый метр крещатицкой земли и платили за нее бешеные деньги в надежде открыть на центральной улице гостиницу или лавку, которая только здесь и могла принести настоящий доход.

Теперь эту землю застраивало государство, для которого самое важное — плановость. Здесь можно было воплотить любые дерзкие архитектурные идеи, лишь бы они отражали широкие художественные интересы и были направлены на реальную пользу для общего дела и отдельных людей.

Впервые в нашей стране здесь был применен метод несимметричной застройки. Большие разрывы между зданиями должны были удовлетворить настоятельным требованиям самой природы Крещатого урочища. Вековые каштаны и липы, вросшие в крутые склоны, решено было вплести в архитектурную ткань будущего проспекта как органическую часть, от которой ставилось в зависимость все остальное. Обнажившиеся фасады уцелевших домов на верхних частях склонов, несмотря на свою отдаленность от центра будущей магистрали, могли также войти в общий план, расширив эту небывалую улицу до неслыханных размеров и придав ей удивительную легкость и почти воздушность.

Эта идея вызвала в свое время острые возражения и споры. Она была нова для наших градостроителей, а всякая новая идея пробивается с трудом. На первых порах победили сторонники мещанского украшательства и барских излишеств, и благодаря этому появилось вычурное и уродливое здание на углу Крещатика и улицы Карла Маркса с пресловутыми «архитектурными шишками» и колоннами, на которые опирается пустота.

Время, однако, настояло на своем, как настаивало всегда, когда дело касалось требований современности и рациональности архитектуры. Десятки огромных домов, свободных от бессмысленных мелочей и ненужных украшений, поглотили этот первый блин, который оказался комом, и затмили его своей сверкающей красотой и разумной монументальностью. И ныне Крещатик действительно одна из красивейших улиц нашей страны. Как жаль, что теперь уже нет моих взыскательных и умных спутников! Новый Крещатик понравился бы и им.

Очень уместно и красиво здание новой гостиницы «Интурист», с которого теперь начинается эта улица. Сплошное стекло его зеленоватого фасада срезает угол площади и как бы искоса поглядывает на Днепр. Огромный дом, в котором помещаются несколько министерств и много прекрасных магазинов, занимает весь квартал, до самой Институтской. Дальше начинается разрыв, вызванный уже упомянутыми требованиями природы. На большой высоте расположен Октябрьский дворец с просторным зрительным залом, а чуть дальше поднимается в небо своими восемнадцатью этажами здание гостиницы «Москва». Дальше, может быть, и выпадающие из общего стиля, но все же прекрасные портики здания Консерватории. Еще дальше Пассаж, и после разрыва, в который глядятся зеленые склоны Липок, три высотных жилых здания. За ними новый ряд жилых домов и магазинов, упирающихся в знаменитый бульвар имени Т. Г. Шевченко, с памятником В. И. Ленину и прекрасной тополевой аллеей, переходящей в Брест-Литовское шоссе.

Противоположная сторона не менее хороша. Площадь, на которой до войны находилось здание Думы, окружена семью улицами, из которых четыре убегают от нее круто вверх, словно пальцы от широкой ладони. За ней строгий и массивный Центральный почтамт и ряд других домов административного назначения. Дальше великолепное здание Киевского городского Совета и расширенный, в корне изменивший свой довоенный облик Центральный универмаг.

Это одна из самых широких улиц, в некоторых частях она достигает ста метров. Четырнадцатиметровые тротуары утопают в зелени и похожи на благоустроенные и удобные скверы.

Киевляне любят свой город и гордятся им. Он настолько зелен и красив, что вопрос о том, является ли он городом в лесу или лесом в городе, так и остается открытым. Киев имел свыше пятисот километров зеленых улиц еще до войны. Зеленых — это значит обсаженных с незапамятных времен деревьями, нависшими над улицами своей тенистой листвой, словно потолок сплошного тоннеля. Можно ходить по этим улицам с непокрытой головой, не рискуя даже в самые солнечные дни стать жертвой опасных шуток, на которые способно наше светило.

Знаете ли вы другой подобный город на земле?

Я — не знаю.

1963

Перевод автора.

МОСТ К ЛЮДЯМ

Представляю себе эту комичную картину: в кабинет солидного директора одного из волгоградских заводов входит седая старушка семидесяти трех лет и, положив свой сухой кулачок на обширный письменный стол, покрытый зеленым сукном, вдруг заявляет:

— Я прибыла, чтобы получить трос!

— Чего-чего? — удивленно подымает глаза директор на странную посетительницу. — Какой еще трос?

— Какой же! Тот, на котором мост через Днепр висеть будет.

— Вот как? — Директор с насмешливым любопытством откладывает в сторону самопишущую ручку. — А известно вам, уважаемая, сколько этакий трос должен весить?

— Еще бы! Семьсот тонн.

— То-то же.

— А почему «должен»?

— Ну, должен… Если его изготовить…

— Так вот, товарищ, — глаза старой женщины становятся холодными и жесткими, — если в течение трех дней я троса не получу, отниму партбилет. Ясно?

Директор с возмущением подымается из-за стола.

— А вы, собственно, кто такая?

— Коммунистка. Вот уже пятьдесят семь лет.

Директор быстро прикидывает в уме — с цифрами он привык иметь дело. Пятьдесят семь… стало быть, с 1906-го! Его возмущение испаряется, и он притихает.

— Да вы присядьте, пожалуйста…

— Нет уж, увольте, — отклоняет старушка его запоздалую вежливость. — Завтра в девять явлюсь за ответом.

Она быстро выходит, оставив директора в растерянности и недоумении.

Через несколько минут он, однако, приходит в себя и срочно вызывает главного инженера и бухгалтера. Выясняется ужасная вещь, и недавняя растерянность сменяется испугом. Оказывается, трос весом в семьсот тонн был в свое время отправлен киевским мостостроителям, но возвращен на завод как брак. Деньги, однако, в Киев не возвращены, а этот самый бракованный трос продан вторично какому-то менее взыскательному покупателю. Видимо, процент перевыполнения плана от такой нехитрой махинации вырос, но и кулачок старой большевички приобретал неожиданный и угрожающий вес.

Выход, однако, был найден: цех, производящий злополучные тросы, немедленно останавливается на двухмесячный ремонт. На нет и суда нет, небось каждому понятно!

Старая большевичка в пальтеце из простого сурового холста — Таисия Семеновна Вишневская. По поводу ее я получил письмо от члена бригады коммунистического труда Веры Семеновны Атаманенко. Девушка просит помочь ей выразить через газету свою безграничную благодарность депутату Подольского райсовета г. Киева Вишневской, пришедшей ей на помощь в беде. К этой просьбе присоединяется вся бригада в составе двенадцати человек.