Страница 79 из 82
Прямо Дед Мороз — только не добрый старичок с детского утренника, а скорее поближе к изначальному… образу. Суровый гигант, владыка зимы, холода и ночи, в честь которого наши предки украшали деревья вовсе не блестящими игрушками.
— Эй! А ну прекратите! — над маленькой площадью под часовней прокатился звенящий голос полицейского свистка. — Стой!
Городовой все-таки появился. То ли позвал кто-то из удиравших гостей рынка, то ли он сам услышал шум даже из своей будки — и решил проверить, что тут вообще творится. Худощавая фигура в белом кителе растолкала плечами заводчан и бросилась наперерез Кудеярову. Рядом с ним местный страж порядка выглядел крохотным и ничуть не убедительным, зато отваги, похоже, имел предостаточно — даже не полез за револьвером.
— Что вы себе позволяете⁈ Немедленно прекратите, или я вас арестую!
— А ну-ка иди сюда…
Кудеяров ловко перебросил палку из левой руки в забинтованную правую, сгреб городового за грудки, поднял и потащил. Бедняга верещал на весь Апраксин двор, лягался и даже попытался схватиться за кобуру на поясе — но уже через несколько мгновений оказался в кстати подвернувшемся мусорном ящике у стены каменного корпуса.
— Посиди покуда там, любезный, — проговорил Кудеяров, задвигая обратно тяжеленную деревянную крышку. — А ты, Володька, давай за мной — и держись поближе, чтобы не прибили!
Прибивать меня было уже, в общем-то, некому, но возражать я не стал — от присутствия рядом такого союзника определенно становилось спокойнее. Мы встали бок о бок и уже без лишней спешки двинулись дальше. Теперь наше воинство насчитывало человек сорок, не меньше — и это не считая тех, кто разбежался ловить ускользнувших от карающей народной длани Прошкиных прихвостней.
И с этой силой каторжанам приходилось считаться: мы двигались между каменных корпусов рынка живым катком, а они отступали через проезд на север, к углу Садовой и Чернышёва переулка. Больше бежать было некуда — со стороны Фонтанки наших тоже оказалось чуть ли не вдвое больше.
Неудивительно — вряд ли урки на Апраксином дворе всерьез готовился к обороне или хотя бы могли предположить, что кому-то хватит наглости согнать их с насиженных мест. Слишком уж долго они властвовали над рынком, слишком долго безнаказанно ощипывали здешних торгашей, не боясь даже городовых — и теперь возвращали долги собственными зубами и ребрами.
И возвращали с изрядными процентами — наше с Федором Кудеяровым воинство прирастало чуть ли не с каждым шагом, да и желающих навалять каторжанам в частном порядке оказалось немало. Прямо на моих глазах три чернявых паренька — то ли цыгане, то ли кто-то из южных народностей — набросились на плечистого урку, свалили на землю и принялись пинать. А чуть дальше их товарищи толпой гнали сразу пятерых, вывернув доски с гвоздями из собственных палаток.
— Драпают, гады, — усмехнулся Кудеяров. — А ну-ка поднажмем!
Каторжане больше не пытались драться и сдавали нам Апраксин двор. Уже не пядь за пядью, а весь целиком, удирая через еще не занятые заводчанами и сибиряками проезды. Последних отступавших мы выгоняли через арку на Садовую, прямо под колеса автомобилей и телег. Кто-то бросился бежать к Невскому проспекту, кто-то — к Сенной площади прямо по галерее, но остальные дружно ломанулись через трамвайные пути на другую сторону дороги.
— Видишь дверь? — Кудеяров вытянул руку с клюкой. — Там их гнездо. Я вот чего думаю — надо и его тоже подчистить — или снова налетят, как мухи на…
— Подчистим, — отозвался я, жестом останавливая проезжавший рядом автомобиль, чтобы не попасть под колеса. — За мной, братцы! Навестим Прохора Михалыча.
Кабак на углу Садовой и Рыночного переулка так и не обзавелся вывеской, но местные называли его не иначе как «Каторга». Почему — догадаться было бы несложно, хотя мне все интересные подробности рассказали еще позавчера. Именно сюда по вечерам стекались урки — перекусить, напиться или проиграть в карты честно добытые на Апраксином дворе рубли и копейки. Никто толком не знал, кто именно владел кабаком по документам, но полноправным хозяином здесь был тот самый Прошка Рябой. Под его чутким руководством самое обычное питейное заведение превратилось в воровской притон, а на верхних этажах…
Бах!
На той стороне улицы сердито громыхнуло, и шагавший чуть левее меня заводчанин с жалобным криком свалился на асфальт. Видимо, у кого-то из каторжан под курткой все-таки отыскалось оружие — и сдавать свою обитель без боя они явно не собирались. Зазвенело разбитое стекло, и ближайшая машина вдруг вильнула и едва не зацепив меня крылом уткнулась радиатором в припаркованный у тротуара грузовик.
— Пригнись, дубина! — буркнул я, утаскивая Фурсова за шиворот в укрытие. — Стреляют…
Кудеяров тут же нырнул следом. Для своего возраста и габаритов великан двигался на удивление проворно и уже через мгновение был рядом, вжимаясь в бок осиротевшего автомобиля могучим плечом.
— Вот ведь собаки… Смертоубийства захотели? — проворчал он, доставая из-под полы дохи двуствольный обрез. — Ладно, будет вам смертоубийство!